– Они считают, что внутри кто-то есть.
– Перестрелки нам только и не хватает, – пробубнил Райм. – Мы должны сохранить как можно больше вещественных доказательств. Они, возможно, наш единственный способ установить, кто его нанял и кто сообщник.
Хауман вновь окинул здание недовольным взглядом, и Сакс, которая в душе сама была наполовину спецназовцем, хорошо его понимала. Задержание обещало быть трудным. В распоряжении киллера имелось два окна со стороны фасада, три сзади и шесть по бокам здания. Он может воспользоваться любым, если попробует бежать. Соседнее здание располагалось рядом, всего в четырех футах, – туда легко можно было перепрыгнуть. Или залечь на крыше со стороны фасада и вести прицельный огонь. На противоположной стороне улицы также стояли дома. Если завяжется бой, велика вероятность, что пострадают случайные люди. Бойд мог намеренно их обстреливать в надежде ранить кого-нибудь наугад. Сакс вспомнила о его привычке стрелять по прохожим в качестве отвлекающей меры. Вряд ли он на этот раз изменит тактику. Придется отводить жителей, прежде чем начинать штурм.
Хауман поднес к губам рацию:
– Наш человек внутри. Камер наблюдения, как на Элизабет-стрит, у Бойда здесь нет, о нашем подходе он не узнает. – Затем мрачно добавил: – Если, конечно, не приготовил других сюрпризов. Чего, зная этого мерзавца, исключать нельзя.
Сбоку послышалось чье-то хриплое дыхание. Сакс обернулась. Рядом в тяжелом бронежилете, машинально поглаживая рукоятку пистолета, стоял Лон Селлитто и изучающе оглядывал здание. У него тоже был озабоченный вид, но Сакс сразу поняла, что терзают его вовсе не вероятные трудности штурма. Он разрывался от нерешительности. Как старшему следователю, ему не обязательно было участвовать в штурме, даже наоборот – учитывая его комплекцию и не бог весть какую меткость, в передовой группе захвата делать ему было нечего.
Однако здравый смысл тут был ни при чем. Глядя, как Селлитто непроизвольно подносит руку к щеке, чтобы стереть невидимое пятнышко крови, догадываясь, что он вновь переживает вчерашний инцидент с выстрелом и убийство доктора Бэрри, Сакс поняла: для Лона настал момент истины. Выражение ее отца, который совершил немало смелых поступков, служа в полиции, но, пожалуй, наибольшую отвагу проявил в борьбе с раком. Болезнь убила его, но не сломила. В то время Амелия уже была копом, и отец часто давал ей профессиональные наставления. Как-то он сказал, что она обязательно окажется в ситуации, когда не остается ничего другого, как идти на смертельный риск или в одиночку отвечать на брошенный вызов. «Я называю это моментом истины, Эйми, – момент, когда надо идти напролом. Твоим противником может оказаться преступник, а может и твой напарник. А то и все полицейское управление Нью-Йорка».
Иногда, говорил он, самая жестокая схватка – это схватка с самим собой.
Селлитто знал, что́ должен делать: первым войти в квартиру преступника.
Но после вчерашнего случая у музея его сковывал страх.
Момент истины… Решится он или нет?
Хауман разбил своих людей на три группы, еще нескольких отправил перекрыть движение и одного человека – присматривать за входом в подъезд: перехватить любого, кто направляется к входу, и если ничего не подозревающий Бойд выйдет по какому-нибудь делу, задержать и его. Один боец занял позицию на крыше, еще несколько – в соседнем здании, на случай если Бойд решит уходить, как на Элизабет-стрит.
Затем Хауман повернулся к Сакс:
– Идете с нами?
– Ага. Кто-то из криминалистов должен обеспечить сохранность улик на месте. Мы до сих пор не знаем, кто нанял этого подлеца. Так будет больше вероятности выяснить.
– С какой группой?
– С той, которая войдет через переднюю дверь, – ответила Сакс.
– Значит, с Дженкинсом.
– Так точно, сэр.
Затем она поделилась своими соображениями насчет домов через улицу, напомнив, что Бойд может открыть огонь по случайным свидетелям.
Хауман кивнул.
– Мне нужен кто-то, чтобы убрать людей от передних окон и с тротуаров.
Никто, разумеется, не прельстился. Если сравнить бойцов спецподразделения с ковбоями, то выходило, что Хауман просит вызваться кого-то в повара.
Молчание нарушил голос:
– Черт, я этим займусь. – Лон Селлитто. – В самый раз для такого старикана, как я.
Сакс посмотрела ему в глаза. Только что детектив завалил свой главный экзамен, не выдержал напряжения.
Он беззаботно ухмыльнулся. Сакс подумала, что более жалкой улыбки еще не видела.
Командир спецназа сказал в микрофон:
– Всем группам: замкнуть периметр оцепления. Команде наблюдения: немедленно докладывать о любых изменениях ситуации, прием.
– Вас понял. Конец связи.
Сакс передала Райму:
– Начинаем. О результатах сообщу позже.
– Понял, – коротко отозвался Райм.
Больше они не проронили ни слова. Райм не одобрял ее стремления лично участвовать в захватах, однако знал, как ее бесит, когда кто-то угрожает невинному человеку, и как важно для нее не дать ускользнуть людям вроде Томпсона Бойда. Это у нее внутри, так что отговаривать бесполезно.
Группа отправилась на позицию, и мысли о Линкольне Райме отодвинулись на второй план.
Сакс и Селлитто вместе шли по переулку: она – к штурмовой группе, он – дальше, к домам на противоположной стороне улицы, чтобы предупредить жителей. На лице лейтенанта больше не было фальшивой улыбки, оно выглядело одутловатым и, несмотря на прохладу, было покрыто бусинками пота. Он отер испарину, задержав пальцы на невидимом пятнышке крови. Заметил ее взгляд.
– Чертов бронежилет! Совсем в нем взмок.
– Да уж, – сказала Сакс.
Они приближались к заднему двору дома, где сейчас готовилась к штурму группа. Вдруг Сакс схватила Селлитто за руку и отдернула назад.
– Там кто-то есть…
Но тут Сакс споткнулась о пакет с мусором и упала, неловко подогнув под себя ногу. Громко втянула в себя воздух, наморщилась и обхватила ушибленное колено.
– Ты как? – спросил Селлитто.
– В норме, – с гримасой боли на лице ответила Сакс, поднимаясь на ноги. Затем сдавленным голосом передала: – Пять-восемь-восемь-пять, я засекла какое-то движение в окне второго этажа сзади. Группе наблюдения, можете подтвердить?
– Все в порядке. Вы видели одного из наших людей, прием.
– Вас поняла. Конец связи.
Прихрамывая, Сакс двинулась дальше.
– Амелия, ты повредила ногу.
– Ничего.
– Предупреди Бо.
– Все в порядке.
О ее артрите было известно только узкому кругу людей: Райму, Мэлу Куперу, Селлитто – вот, пожалуй, и все. Сакс изо всех сил старалась скрыть болезнь, опасаясь, что начальство, если узнает, сразу переведет ее на бумажную работу. Достав из заднего кармана брюк упаковку болеутоляющего, она разорвала ее зубами и, не запивая, проглотила несколько таблеток.
Из рации донесся голос Хаумана:
– Всем группам, занять позиции.
Сакс ускорила шаг, еще сильнее припадая на одну ногу.
Селлитто ее догнал.
– Тебе нельзя с ними.
– Лон, мне не придется за ним бегать. Моя задача – обеспечить сохранность улик на месте.
Лейтенант обернулся в сторону передвижного штаба, надеясь найти кого-нибудь, с кем можно обсудить ситуацию. Однако Хауман и все остальные уже разошлись по позициям.
– Мне уже лучше… все отлично. – Сакс упорно хромала вперед.
Один из бойцов группы А шепотом обратился к ней:
– Детектив, вы готовы?
– Да.
– Нет, ни в коем случае, – сказал Селлитто. – Она отправляется выводить жителей, а я иду с вами.
– Вы?
– Да, я! Есть проблемы?
– Никак нет, сэр.
– Лон, – шепнула ему Сакс, – я правда могу.
– У меня достаточно опыта, чтобы обезопасить улики. Райм не один год меня натаскивал.
– Мне не придется бегать.
– Конечно-конечно, может, и не придется. А ты сможешь присесть в оборонительную стойку, если он направит на тебя пушку?
– Конечно, да, – без колебаний заверила Сакс.
– Ну а я так не думаю. Так что хватит спорить – и вперед, обходить дома.
Селлитто подтянул ремешки бронежилета и достал из кобуры револьвер.
Сакс замешкалась в нерешительности.
– Детектив, это приказ.
Мрачный взгляд на Селлитто. Однако несмотря на свое упорство – некоторые даже сказали бы «непокорность», – дочь патрульного хорошо знала свое место в иерархии полицейских чинов нью-йоркского управления.
– Ну хорошо… – сказала она, – на вот тогда, возьми.
Она достала пятнадцатизарядный «глок», протянула ему. Вместе с запасным магазином. Себе забрала его револьвер.
Селлитто посмотрел на большой автоматический пистолет у себя в руке. У такого спусковой крючок очень чувствительный. Если психануть, как вчера на Элизабет-стрит, можно легко пристрелить себя или кого-нибудь из своих. Снова потирая пальцами щеку, Селлитто поднял глаза на здание… и бросился догонять остальных.
