Вспаханное поле, мелькающее за деревьями и кустарниками, было похоже на панцирь гигантской черепахи. Может, и вправду земля держится на трех трудолюбивых земноводных? Или все-таки наш шарик — шарик в рулетке Всеобщего Мироздания? Вертится он до поры до времени по чьей-то прихоти, и мы на нем вместе с ним, самоуверенно считая себя властелинами миропорядка. А на самом деле — мелочь пузатая, соринка космическая, эфирное недоразумение. Это я не про себя, это я про все человечество. М-да.
Тут я, оступившись, вернулся на грешную землю. Нет, философские витания не про твою светлую личность, Александр. Будь проще, боец, и народ встретит тебя здравицами, песнями и плясками на погосте Красной площади. Однако, закончив десятикилометровый полет, я не торопился к законопослушному, праздношатающемуся люду. Меня ждала любимая, ободранная мною же сосна. На вытоптанной полянке. Какое счастье, что встречаются ещё на планете укромные уголки, где можно напрямую пообщаться с природой, матерью, повторю, нашей.
Я обнял корабельный ствол, нагретый за день, как всегда ощущая телом живительные его токи. Ветер гулял по макушкам деревьев, и моя сосна пела от напряжения скрипучим баском. Я подпевал ей. Мысленно. Задрав голову к темнеющему небу:
Когда-то деревья пришли неизвестно откуда. Когда-то деревья были такими, как мы. Но отметим: они были крепче, счастливее, мудрее, влюбленней, быть может. То были настоящие деревья с их белками, их птицами, жуками, деревья праздничные, чуть навеселе, завоевавшие себе свободу сами.[133]
…Мое возвращение на огород оказалось на удивление не замеченным. От меня отмахнулись, как от пришельца, мол, шляются тут всякие, мешают культурно отдыхать. Я был чужим на их празднике жизни. И у своей картофельной грядки. Чертыхнувшись, я удалился к колодцу для водных процедур. Хотя я прекрасно понимал друзей — теплый предмайский вечерок, тлеющий угольками костерок, уютно-домашний дымок, вкусный шашлычок, девичий смешок, собачий, нервный зевок да бедовый дедок!..
Зависть, дружок, зависть. Как хочется этих простых, мирских радостей: хряпнуть стаканище горькой, родной, кизяковой да закусить жареным барашком на ребрышке, да с малосольными трюфелями, да со сладким лучком-с! Е'ушу! Ничего нельзя. Кроме каши «Геркулес» и духовноподъемного состояния.
Сумерки медленно поднимались из смородинских глубин. Природа удалялась на кратковременный покой. В отличие от людей, для которых наступала самая что ни на есть романтическая пора откровений. У костра.
Я плескался у колодца и слушал пока весьма сдержанные на крепкое словцо анекдоты (эх, девицы-красавицы — девицы-красавицы).
Никитин. Гражданин ждет электричку на платформе. Нет её и нет. Тут мимо дежурный проходит. Гражданин к нему, значит: когда будет-то? Электричка-то? А дежурный отвечает: а во-о-он, у поворота, собака машиниста бежит. Скоро, значит.
Все. Ха-ха! Хо-хо! Хи-хи!
Ника. Мальчик продавцу в магазине: четыре килограмма конфет и двести граммов картошки. Продавец: маленький, а ты ничего не напутал?
Все. Ха-ха! Хо-хи-ха! Ха-хи-хо!
Полина. Вернулся рецидивист в камеру. Печальный такой. А в руках письмо от родных. Его спрашивают: что случилось? Он отвечает: сынок, сукин сын, остался на второй год. В третьем классе. Какой позор для семьи!
Все. Хи-хо-ха! Ха-хо-хи! Хо-ха-хо!
Резо. Алкаш на приеме у врача. Врач за голову схватился: больной, во всем виновата водка! Алкаш радуется: вах! Доктор, вы первый, кто сказал, что не я виноват… в этом, — громкий щелчок у костра, — деле!
Все. Ух-ха-хи-хо-ха-да-хи-хи!
Евсеич. Это самое… попка, птица эта попугай, матерится. Страшно. У хозяина пытают: чего это он так? По матери? Хозяин тож в полном удивлении: я ж, говорит, от этих слов-то отучивал. Скажу слово и отучиваю, мол, нельзя… употреблять!..
Все. Ох-хо-хо! Ха-ха-ха! Хрю-хрю-хрю! Гав-гав-гав!
Тут я не выдержал и, закончив водные процедуры, с обнаженным торсом, как древнегреческий воин, явился пред очи веселого коллектива. И рассказал свой анекдот. Без купюр.
Накануне реформы старик еврей пришел в синагогу посоветоваться с раввином, куда вложить деньги. И еврейская девушка тоже пришла посоветоваться: «У меня первая брачная ночь. Как мне ложиться спать — в рубашке или без рубашки?» Раввин отвечает: «В рубашке или без рубашки — муж тебя все равно вые…т. К вам это тоже относится», — сказал он старому еврею.
К моему удивлению, гробовое молчание встретило мою очень смешную маленькую притчу. Тишина была такая, что я услышал, как летит на околоземной орбите неисправный космический разведчик производства Китая. Летит и… издает звуки. Хотя, кажется, это давился ворованной костью Тузик. Наконец Резо выдавил из себя возмущенную речь:
— Ну, ты, Алекс, того… — Поднялся на ноги. — Некультурно, блин, выражаешься.
— А чего? — отвечал я. — Правда жизни.
— А что такое наша жизнь! — воскликнул мой друг. — Наша жизнь есть ложь! — Он так патетически орал, что не замечал, куда направляется. И все остальные тоже были настроены на философский лад. Кроме меня. — Саша, мы тебя все любим, но ты не уважаешь коллектив! — И поэтому я видел, куда идет Хулио. Но промолчал. — Вот ты признайся: ты не уважаешь коллектив в нашем лице! Е'!.. — И несчастный, наступив на неосторожно брошенное в грядках корытце с уксусно-жировой мерзостью, шлепнулся (а точнее, екнул, езданулся естеством) в него. В это самое корытце. То есть вечер как начинался шуткой, той же шуткой и заканчивался.
Боже, как я хохотал. Мне казалось, что лопну от смеха. У меня глаза лезли из орбит. А слезы-слезы циркали во все стороны. Так-то, мои родные, не надо казаться лучше, чем есть на самом деле. Не надо лгать себе и окружающим тебя прекрасным и милым девушкам. Будь они студентками, будь они доярками, будь они депутатками, будь они шалашовками. Женщины нас рожают и знают о нас куда больше, чем мы, мужланы, сами о себе. Так что мой смех был понятен и закономерен.
Мои чувства и следственно-причинные связи были полностью проигнорированы обществом: девочки и пес кинулись выручать елозившего в галифе и в корытце Резо-Хулио; Никитин и Евсеич поднимали стаканы за здоровье оступившегося тамады. А что же я? Я был лишним на этом празднике жизни, повторюсь ещё раз. И поэтому плюнул на все и ушел. Спать. В сарай. На прошлогоднем сене. Завтра ожидался трудный день. Пасхальное воскресенье.
Я проснулся. Как всегда. С первым хрипастым петухом из соседнего огорода. Петю забыли вовремя сварить в супе с вермишелью, и теперь он каждое Божье утро горланил славу наступающему дню. И мне тоже.
Спал я спокойно, без нервных сновидений. Так спят младенцы в утробе матери и космонавты на орбитальных станциях. Сквозь сон помню веселое брожение дорогих моих гостей. Кажется, они пели народные песни? Надеюсь, мои боевые други работоспособны после столь душевного праздника у костра. И после шашлыка.
Я выбрался из сарая. Туман клоками висел на кустах, точно вата. Сравнение банальное, но верное. Черный круг кострища и мятое оцинкованное корытце среди грядок напоминали о бурных вчерашних событиях. Странные звуки раздавались со стороны веранды, будто кто-то пытался одновременно дуть в пионерский горн, медную трубу и бить в барабан. Что за утренний оркестр? Я полюбопытствовал и увидел на веранде картину, способную выбить слезу из романтической натуры. В углу на старых одеждах дрыхла славная троица: Никитин, Резо и примкнувший к ним дед Евсей. Это они выдавали фальшивые рулады. Надеюсь, этот ужасный храп не мешал отдыхать в горнице красным девицам?
Эх, разбудить бы всех и дружною гурьбой отправиться на сельхозработы! Чтобы жизнь народа была понятнее. А Евсеич пусть спит и видит сны. Вместе с Тузиком. Они аборигены и жизнь понимают правильно. А вот мои боевые други… Нельзя. Нельзя ломать гармонию природы дикими, безобразными воплями.
Я вышел со двора на проселочную дорогу. Остановился у кювета, выпустил туда теплую, бесцветную струйку. Из себя. В этом нехитром процессе тоже имеется своя прелесть и гармоничная законченность. Как говорится, вечный круговорот воды в природе.
Туман стелился в низине, и когда я побежал, то было впечатление, что бегу по облакам. Бегу по облакам и работаю:
Для нападения и уклонения нужна острота взора. Необходимо быстро перемещаться вправо и влево. Успех атаки зависит от уклонения и обманного пасса — Из нереального проистекает реальное. К чему карабкаться на горные кручи, Если можно проскользнуть через ущелье. Не бойся яростной схватки и помни: Малым можно победить великое…[134]
После часового пробега с элементами боевого рукопашного боя я плюхнулся в хладные воды родной Смородинки. Благодаря определенным упражнениям я научился в совершенстве действовать в водной стихии. Во всяком случае, чувствовал я себя, как рыба. И мог лечь на дно. Минуток на пять. А то и на десять. Если ещё месячишко потренироваться. Нет предела совершенству духа и тела.
