— Моя машина до сих пор там, — пояснил Абзац. — В багажнике лежит ремингтон и две коробки патронов — картечь и пули. Понимаете, нас трое, а стволов только два.
— Даже и не думай, — сухо сказал Чиж. — Ты арестован, и разговор на этом кончен. Мало тебе крови? Не напился еще, да?
— Произошла ошибка, — спокойно возразил Абзац. — Она произошла по незнанию, но это не отменяет необходимости ее исправить. Я могу это сделать, так за чем же дело стало? Если ты такой правильный, могу дать тебе слово, что не убегу. Как только все закончится, ты снова наденешь на меня наручники. Идет?
— Нет, — отрезал Чиж.
— Да, — сказал генерал. — Послушай, майор, глупо упускать наш единственный шанс из-за приверженности букве закона.
— Он же просто хочет нас кинуть, — с отвращением произнес Чиж, чувствуя тем не менее, как в душу помимо его воли закрадывается надежда. Вы что, верите ему? И потом, что дальше? Мы ведь даже не знаем, куда ехать. Это наверняка знает Сапсан, но он как в воду канул…
— Вот, — перебил его Абзац. — Сапсан. Я знаю, где у него дача. Если ваша женщина еще жива, то она наверняка там. Это очень укромное местечко, о котором знают единицы. Решайся, майор!
Чиж заколебался. Все это выглядело как скверный анекдот: взятый с поличным киллер уговаривал майора уголовного розыска не просто расковать ему руки, но еще и дать в эти руки оружие — заряженный картечью ремингтон, который на небольшом расстоянии опаснее десятка пистолетов. А соль анекдота заключалась в том, что майор был готов выполнить эту не лезущую ни в какие ворота просьбу наемного убийцы…
Пока Чиж раздумывал, не зная, на что решиться, генерал прибавил газу и круто повернул направо из крайнего левого ряда. «Ну правильно, — подумал Чиж. — Работа генерала как раз и заключается в том, чтобы принимать волевые решения и нести за них полную ответственность. Вот только ответственность в данном случае придется нести мне, потому что генерал из другого ведомства.»
Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза отяжелевшими веками. Он смертельно устал за последние несколько дней, но знал, что уснуть не удастся. Впрочем, впереди его поджидала отличная возможность поймать пулю и заснуть надолго, а может быть, и навсегда. Обдумав эту перспективу, Чиж вяло удивился тому, что она его нисколько не пугает.
Остальное запомнилось ему в виде каких-то обрывков, отдельных смазанных картинок, которые никак не желали складываться в единое целое, все время норовя распасться на десятки фрагментов. Видимо, перегруженный напряжением и тревогой последних дней мозг просто отказался воспринимать новую информацию и предоставил телу Чижа разбираться в ситуации самостоятельно. Чиж помнил генерала, который неторопливо шел к своей машине от стоявшего у бордюра «ягуара» Абзаца. В одной руке генерал с самым небрежным видом нес зачехленное ружье, а другой прижимал к груди две коробки с патронами.
Немного позже майор почему-то обнаружил себя сидящим на переднем сиденье мчащегося сквозь ночь «ягуара». За рулем сидел Абзац. Голова у майора была ясная — это ему запомнилось очень четко, — но он совершенно не помнил ни того, каким образом они оказались в этой машине, ни того, когда и как он снял с Абзаца наручники. Позади на полнеба полыхало электрическое зарево Москвы, впереди подмигивали огоньки какой-то деревни. Фары встречных автомобилей слепили глаза, в боковом зеркале то возникали, то снова исчезали два ярких пятна — фары генеральской «тойоты». Генерал ехал следом, то и дело отставая и принимаясь мигать фарами: его потрепанной «японке» было не угнаться за стремительным британским зверем. Тогда Абзац ругался сквозь зубы и сбрасывал газ: чертов военачальник совершенно не знал Подмосковья, и разыскивать его по проселочным дорогам никому не хотелось.
Чиж хорошо запомнил массивные, серые от старости ворота деревенского дома и покосившийся, непривычно высокий забор, над верхним краем которого на фоне звездного неба чернели кроны каких-то плодовых деревьев. Ему запомнился одуряющий запах зелени, коровьего навоза и антоновских яблок, но как выглядел дом, он почему-то не обратил внимания. Через забор полез Абзац — самый молодой и ловкий из них троих. В течение какого-то времени по ту сторону забора было тихо, и майор пережил несколько неприятных минут, окончательно уверившись в том, что проклятый киллер просто смылся и теперь на бегу хихикает в кулак, вспоминая доверчивого мента. Потом за воротами послышался короткий свистящий хлопок, что-то упало с тяжелым шумом, и сразу же залязгал отодвигаемый засов. Абзац стоял за воротами, держа в опущенной руке свой «вальтер» с глушителем, и Чиж яростно оглянулся на генерала, который втихаря, даже не посоветовавшись с ним, вооружил профессионального убийцу. На светлой бетонной дорожке темнела продолговатая масса неопределенных очертаний, и только наступив в потемках на откинутую в сторону руку, Чиж понял, что перед ним свежий труп.
Позади него генерал со скользящим щелчком передернул затвор ремингтона, и Абзац вполголоса сказал ему:
— Тише. Только без нервов.
Они сделали все аккуратно и тихо. Лишь в самом конце генерал сорвался: когда Сапсан, увидев в дверях комнаты вооруженного пистолетом Чижа, пальнул в него из старенького нагана, генерал бабахнул в ответ из ремингтона. Чижу так и не удалось узнать, зачем Сапсан выстрелил. Возможно, это было сделано просто от испуга, а может быть, он решил изобразить гангстера… Так или иначе, это стоило ему жизни: генерал стрелял отменно, и то, что осталось от головы Сапсана, не опознала бы даже родная мать.
Обратной дороги Чиж не запомнил. Запомнилось почему-то, как прощались. Неумело ткнувшись губами в щеку жены в ответ на ее поцелуй, Чиж пожал твердую сухую ладонь генерала и отступил в сторону. Соловьев протянул руку Абзацу.
— Спасибо, брат, — сказал он и повернулся к Чижу. — А ты уверен, что это обязательно?..
— Что именно? — спросил Чиж, хотя отлично знал, что тот имеет в виду.
Вера смотрела на него из-за генеральского плеча огромными испуганными глазами, которые походили на осенние звезды. Чиж упрямо отвернулся, чтобы не видеть этого взгляда. Впрочем, за Веру он был спокоен: она могла его не одобрять, но понимала с полуслова.
— Ну… — Генерал на секунду замялся. — Вот это все: арест, тюрьма, остров Огненный… Все-таки, если бы не он…
— Если бы не он, ничего бы не произошло, — злобно огрызнулся Чиж.
Звучавшая в его голосе злоба не имела к генералу никакого отношения: это была просто защитная реакция. Чиж никогда не умел дипломатично препираться со старшими по званию, отлично об этом знал и потому обычно дерзил сверх всякой меры.
— И вообще, — сказал он, незаметно пряча за спину левую руку, с которой на мостовую медленно капала пропитавшая рукав от плеча до кисти кровь, — не давите мне на психику. Не надо выяснять, есть ли у меня совесть. Она есть, но ее лучше не трогать, иначе могут случиться страшные вещи.
— Да, — неожиданно поддержал его Абзац. — Не будите спящую собаку. Поезжайте домой, генерал. Вашей жене нужно отдохнуть.
И повернулся к Чижу спиной, протянув ему сведенные вместе запястья. Чиж защелкнул на этих запястьях наручники и наконец-то почувствовал себя более или менее спокойно. Дело было сделано, Абзац арестован, Вера освобождена, и даже Лапоть, мысли о котором уже третьи сутки не давали Чижу покоя, получил свое. Скоро в вестибюле управления появится пышный некролог, в котором будет сказано, что подполковник Чиж погиб во время задержания опасного преступника. Это будет чистой правдой, и только один или два человека, которые прочтут еще на написанный рапорт Чижа, будут знать, что на самом деле произошло на автомобильной стоянке возле выставочного центра.
Чиж не спеша закурил, глядя вслед удаляющимся габаритным огням генеральской «тойоты».
— И мне, — сказал Абзац.
Майор раскурил еще одну сигарету и сунул ее в зубы арестованному.
— Ну что, майор, — сказал Абзац, передвинув сигарету в угол рта и глубоко затянувшись. — Каждый получил по заслугам, так? Всем сестрам по серьгам, как говорится. Кондрашову — пулю, Хромому — череп Кондрашова вместо пепельницы, генералу — жену, а тебе — почет и уважение.
— Отстань, — сказал Чиж, которого в данный момент почет и уважение волновали меньше всего. — За то, что мы натворили на даче, мне положен срок, а вовсе не почет и уважение.
— Могу взять на себя, — предложил Абзац.
— Ах, какие все кругом благородные! Какие добрые! Один я — мент поганый.
— С этим трудно спорить, — сказал Абзац. — Поехали на твою Петровку, майор, а то ты вот-вот свалишься, а я не смогу даже вызвать «скорую».
Когда Чиж, пачкая кровью кожаную обивку, устроился наконец за рулем «ягуара» и запустил двигатель, сидевший рядом с ним Абзац словно невзначай заметил:
