— Почему его убили?
— Это ваше дело — знать, почему убивают людей. Скорей всего, из-за денег, да?
— А они у него были?
— Почем я знаю?
В зале ресторана, у стойки, пили пиво, и запах солода доносился на веранду. Экснер и Лида по-прежнему сидели одни.
— Господи, — вздохнул он, — почему здесь такая пустыня?
— Раньше сюда приезжали из других городов, на экскурсию, поразвлечься. Теперь это уже никого не привлекает, а гостиницы тут нет...
Официант принес заказ. Он с радостью вышвырнул бы их, а не обслуживал — в такую даль поднос таскай, а доходу и не жди. Ему в голову не пришло спросить, достаточно ли им света, не желают ли они еще что-нибудь.
Михал Экснер покрутил носом и нехотя разломил черствый кусочек хлеба.
— Вы сами выбрали «Лесовну», — сказала она, с удовольствием отхлебнув джину. — Так что терпите, пан капитан.
— Я разговаривал с Пепой Коларжем...
— Да ну? И что он вам сказал?
— Что он этого не делал.
— И это правда.
— Дорогая, вы, видимо, знаете все на свете. Выкладывайте,
— Пепа — болван, у него не все дома, чокнутый он. Чего ради ему убивать Болеслава Рамбоусека?
— Из-за денег. Они ненавидели друг друга.
— Господи Иисусе! Тогда он оставил бы Рамбоусека на дороге. И тотчас пошел бы пьянствовать, хоть в ту же «Лесовну», и кричал бы, что разбил старикану башку.
— Вы так хорошо его знаете?
— Я видела его «в действии» несколько раз. Здесь да в городе. И эта, сожительница его, иногда приходила за ним. Сначала кричала на него, потом пила пиво, потом они снова ссорились, а под конец шли домой, поддерживая друг друга; иногда было слышно, как они кричат друг на друга и потрясающе бранятся. Потрясающе... То есть ужасно, если на то пошло. Вульгарно.
Он покачал головой.
— Грустно, да? — спросила она, но это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Люди бывают разные, — ответил капитан Экснер сухо. — Кстати, от кого вы узнали, что Рамбоусеку разбили голову?
— А я так сказала?
— Конечно.
— Просто почему-то такая мысль мелькнула.
— Иногда, Лида, как видно, у вас мелькают весьма примечательные мысли, — заключил он.
— Но я... — Она покраснела.
— Еще джину?
51В открытую дверь запасника веяло теплом. Вечерело.
Доктор Яромир Медек и Эрих Мурш сидели за бокалами красного вина.
— Что-то у нее было на уме, — рассуждал искусствовед, — она вернула машину и исчезла. И словом не обмолвилась, куда и зачем.
— У нее всегда что-то на уме, — заявил Эрих, явно гордившийся своей лукавой сестрой.
— Я считаю, в наших краях сейчас небезопасно. В конце концов, ведь произошло убийство, и пока преступника не обнаружат...
Эрих мотнул головой.
— Здесь теперь как минимум десять вооруженных стражей закона...
— Да, но они же ползают по земле и по стенам, отыскивая отпечатки пальцев и бог знает что еще.
— Вряд ли это был сексуальный маньяк, — легкомысленно объявил Эрих Мурш. — Просто невозможно себе представить, что кто-то даже в абсолютной темноте мог принять Рамбоусека за женщину. Так что...
— И все равно, — возразил доктор Медек. — Все равно.
— Возможно, пан доктор, она пошла на рандеву, — рассудил Эрих Мурш, вероятно сознательно причиняя боль своему собеседнику.
— Бог мой, с кем? Здесь?! — ужаснулся доктор Медек. — Я всегда полагал, что в этом городке просто...
— Мужчин тут слоняется более чем достаточно, — заметил Эрих. Выпитый алкоголь (к которому он не был привычен) придал витиеватости его мыслям и слогу. — Особенно летом... Она ведь совершеннолетняя, пан доктор? — глубокомысленно спросил он и сам же решительно ответил: — Да!
— Конечно, — согласился доктор Медек, но в голосе его слышалась неуверенность. — Они найдут его?
— Кого?
— Убийцу.
— Наверняка, — уверенно брякнул Эрих Мурш и вдруг осекся.
— Что такое?
— Вы заметили, пан доктор, того типа, с которым разговаривала Лида? Сегодня. У пруда. На том берегу... Он еще разговаривал с ней, сидя на корточках, и едва-едва не кувырнулся в воду?
— Я видел, что она с кем-то говорит. Это был молодой человек. Вероятно. Судя по одежде. Я был без очков... Разумеется, я заметил.
— Молодой человек, — Эрих Мурш усмехнулся, — допустим. Он мне кое-кого напомнил, хоть я и видел его издалека...
— В самом деле? — поинтересовался доктор Медек вполне учтиво.
Эрих Мурш молчал и облизывал губы, словно желая, чтоб на них не осталось и следа вина.
— Не завидую я убийце... нашего... Рамбоусека, — медленно проговорил он.
— Да, Эрих, разумеется, только я что-то не понимаю тебя. Ты думаешь, что твоя сестра и этот человек...
— Да нет. А может, да? — засмеялся студент. Он взял бутылку и долил наполовину опорожненные бокалы. — Ваше здоровье, пан доктор.
Они выпили до дна. И Эрих снова налил.
— Я не понимаю тебя, Эрих. Сейчас не понимаю тебя, ей-богу.
— Какая разница, пан доктор? Иногда я сам себя не понимаю. А я один. Один. Совсем один. Я знаю, вы любите мою сестру...
— Конечно. Она очень милая девушка и...
— Она дерзка. И упряма. Всегда поставит на своем.
— Я опасался, что именно сегодня... в это время, здесь...
— Так вот, пан доктор, — заявил Эрих Мурш почти весело, — по-моему, вы можете быть совершенно спокойны. Сегодня вечером она в безопасности.
— Ты уверен?
Эрих Мурш покачал головой, все еще удивляясь.
— Ну и чертенок... В чем она была, когда приехала? В юбке с разрезом, да? И блузка вроде балахона, да?
— Да, а какое это...
Эрих Мурш улыбнулся:
— Вот чертенок! Но она в безопасности, — повторил он удовлетворенно.
52У пана Прушека, пока он говорил, на тощей шее все время двигался кадык.
— Уважаемая, — тянул он, почесывая морщинистый лоб, а глаза его жадно следили за доктором Медеком, наливавшим коньяк, — вы великолепная хозяйка. — Он поспешно взял веснушчатой рукой вилку и стал накладывать на тарелку ветчину и салями.
Медека охватило желание ударить по этой руке.
— В этих условиях — мы ведь снимаем квартиру — мы стараемся делать все, что в наших силах, — засмеялась Медекова. — Здесь прекрасно, я так люблю ездить сюда.
Доктору Медеку хотелось высыпать ей за декольте маринованные грибы, которые она принялась жадно поглощать, вечно голодная в своем безумном страхе располнеть, хотя ей это никогда, сколько он ее помнил, не грозило.
— Пардон. — Прушек наконец вспомнил, что он тоже человек воспитанный. — Что вам положить, мадам?
— Благодарю. Знаете, стоит мне несколько дней есть нормально, и я моментально толстею. Правда, Яромир?
Доктор Медек с усмешкой кивнул: сколько он ее знал — то есть добрых пятнадцать лет, — она всегда гремела костями.
Желание избавиться от нее было мучительно и неотступно.
— Пан Прушек, — сказал он, — я не совсем уверен, заключим ли мы сделку. — Он попытался засмеяться, но не сумел. — Жена везла вас сюда в такую даль...
— Поездка была очень приятная, — ответил ловкий торговец. — У меня уже все подготовлено. Сегодня на продаже таких вещей не прогадаешь. А по старой дружбе я вас заверяю, что в моих руках...
Медек перебил его:
— Все понятно. Только я сомневаюсь, не преждевременна ли эта продажа... а может быть, и излишня, — добавил он после недолгого размышления.
— Яромир, ты же знаешь... — начала она.
Лиса Прушек счел это заранее условленной игрой и спокойно поглощал влашский салат.
— Я повторяю, — произнес доктор Медек, несколько повысив голос, — что мы должны изменить решение сейчас, именно сейчас!
— Я была здесь вчера, а пан Прушек столь любезно приехал сюда и...
Прушек поднял руки, и немного салата упало с его губ на тарелку.
— Ну конечно, — бормотал он с набитым ртом, копаясь свободной рукой в портфеле. — Вот список и цены. Прошу вас, взгляните.
Медек взял бумагу и углубился в ее изучение. В сущности, это был список самых ценных и самых дорогих его сердцу картин. Автор, название, проставленная карандашом цена.
Медек наморщил лоб и, казалось, сосредоточился. Сощурил глаза, но видел лишь разноцветные круги, а между ними — прыгающий кадык.
Он отложил бумагу.
— Гм... Осенью, пан Прушек, я приеду в Прагу. Тогда мы наверняка договоримся.
Прушек от удивления закашлялся, и Медекова решительно схватила бумагу.
— Предварительно я дала согласие.
— Предварительно. Разумеется, — сказал Медек, — предварительно.
— Вы считаете, — наконец выдавил из себя Прушек, — мое предложение неприемлемым, а цены недостаточно джентльменскими?
— О нет, даже чрезмерно джентльменскими, — ответил доктор Медек. — Не сомневайтесь.
Пани Медекова схватила рюмку с коньяком и выпила ее одним духом.
— Послушай, — обратился к ней доктор Медек, — ты ведь поведешь машину, верно?
— Одна рюмка коньяку... К тому же я еще поем. Дело решенное, в общем, мы согласны. — Она под столом пнула Медека так, что тот стиснул зубы от боли. — Мы можем подписать бумаги, а потом часок просто посидим поболтаем.