ценность. Он прятал их не от воров, а от огня. До того как я переехал, дом был пожароопасен. Проводка ужасная, хозяин курящий, выпивающий, еще и неходячий.
– Вы все тут отремонтировали сами?
– Нет. Здоровье не позволило. А в той же электрике я не разбираюсь. Нанимали специалистов. Но от сигарет я Хому отучил. Подсовывал ему безникотиновые. Пользовался его слепотой. Когда он возмущался, говорил: а что ты хочешь, все сейчас не то, что раньше. Дрянь одна, подделка. Он верил.
– Это вы так думаете. Хома по пульсу определял, врали вы или нет. Он вообще по нему многое считывал. Так что просто вам подыгрывал.
Абдула налил себе еще. Уже поменьше. И выпил без омерзения.
– Боль утихает? – спросил Димон. Афганец кивнул. – Из полиции еще раз приходили? – На сей раз тот качнул головой. – Мне уйти?
– Нет. Просто немного помолчи. Я пытаюсь ухватиться за какую-то мысль. Хочешь, с пистолетиком пока поиграй.
– Настоящим? – оживился Димон.
– В этом доме нет оружия. Возьми вон ту штучку. – И указал на валяющуюся среди остальных инструментов дрель. Вернее, Правдин думал, что это она. Оказалось, гвоздезабиватель. Нажимаешь на курок, из дула вылетает «патрон». Молотком махать не надо. Стрельнул, и гвоздь пошел в дерево.
Димон забавлялся с игрушкой минут десять. Делал бы это и дальше, да зазвонил телефон. Это Марк соскучился по новостям:
– Как дела? Есть что рассказать?
– Секунду. – И Абдуле: – Можно чаю сделаю?
– Конечно. В летней кухне все найдешь.
Уйдя туда, Правдин ввел Марка в курс дела. Тот молчал некоторое время, переваривал.
– Знаешь, какое впечатление у меня сложилось после изучения дела Фатимы? – заговорил он наконец. – Кто-то его подчистил. Оставил незначительные факты, которые ничего не дают. Агенты КГБ землю должны были носом рыть, чтоб отыскать предательницу. А они как будто покричали «Ау!», никто не откликнулся, и все по домам пошли. Ее поисками занималась целая следственная бригада. За сведения о Фатиме назначалось большое вознаграждение. Но где отчеты? Их практически нет.
– Это наверняка связано с развалом КГБ.
– Естественно. А точнее, с тем, что некто, пользуясь неразберихой, подтасовал карты. И есть у меня предположение, что сделал это главный следователь, майор Кротов. Он раньше срока был отправлен на пенсию как раз в 1991 году, когда комитет прекратил свое существование. Чем потом занимался, не известно, но труп его был обнаружен в Чечне в 1994-м. Кротова убили.
– Он там воевал? Если да, на чьей стороне?
– Я покопался в базах Интерпола (и в них пришлось, но это было весело!) и выяснил, что Кротов был рекрутером. А чеченская Фатима, если ты помнишь, – контрактницей.
– По ней что, кстати?
– Искали, но вяло. Данных о ней мало. Сделали вывод, что уехала за границу. Не в Абхазию, как мелкие сошки в белых колготках, а на Лазурный Берег. Денег она заработала и на виллу, и на устрицы с шампанским.
– Значит, Хома пьяно бредил, когда звонил мне.
– Или как раз он был прав, и Фатима в Сочи. А этим горе-сыщикам из силовых структур лишь бы дело закрыть.
Правдин, разговаривая с другом, искал чай. Ему хотелось черного, крепкого, а попадался только зеленый да травяной. Наконец нашелся «Краснодарский». В мятой картонной пачке. Примерно такой Правдины заваривали, когда отдыхали дикарями в здешних краях и жили в частном секторе.
– Димон, мы должны ее найти! – выпалил Марк.
– КГБ и ФСБ не смогли, а мы с тобой…
– Команда УХ.
– Парень, и мне чайку захвати, – послышался голос Абдулы. – Развозит меня. А нам это не нужно.
– Я черный заварил.
– И хорошо.
– Ладно, иди отпаивай чаем афганца, – бросил Марк. – А я еще покопаюсь в материалах. По чеченской Фатиме все свидетельские показания сохранены. Вдруг найду в них то, за что можно зацепиться?
Убрав телефон в карман, Правдин стал искать чашки. Не колотые и чистые. Наткнулся взглядом на чайную пару невероятной красоты. Вообще-то это был целый сервиз, металлический, в восточном стиле, с заварником, сахарницей и даже ложечками, но все это стояло за стеклом. А две чашки с блюдцами в сушилке. В них Димон и налил источающий аромат веников напиток. Поставил на стол.
– Красивый сервиз, – сказал он. – Из Афгана привезли?
– Нет. Его Хоме на свадьбу бабушка подарила, но она где-то в Средней Азии жила, там купила. Это единственное, что ему досталось после развода.
– Вы вроде трезвый, – заметил Димон.
– Уже нет. Но голова пока соображает.
Правдин сделал глоток чая. Тот самый вкус!
– К нам гости, – сказал Абдула. – Ты что же, не запер калитку?
– Запер. – И обернулся. К ним направлялась женщина в джинсовом комбинезоне и смешной панаме.
– Здорово, мужики, – поприветствовала их она. – Абдула, ты уж извини, я без предупреждения.
– И приглашения. Калитку я для кого запираю?
– Не знаю, зачем ты это делаешь, если все в курсе, как ее открыть.
– Дима, это Вера. Она живет неподалеку.
– И уже несколько лет заигрывает с Абдулой, а он на нее ноль внимания, – усмехнулась женщина. – Я чего пришла. Слышала про Хому. Соболезную тебе.
– Власов тебе рассказал о его смерти?
Она подтвердила кивком. А Абдула пояснил Димону:
– Это ее кум. Он председатель городского клуба воинов-афганцев. Хома, пьяный, звонил ему.
– Как раз незадолго до смерти, – подтвердила Вера. – Про какого-то Шайтана твердил. Кум подумал, не поехал ли крышей Хома, проведать хотел утром, а узнал, что умер он. – Она скорбно покачала головой. – Спросить хочу, какие он цветы любил?
– Зачем тебе?
– Я несколько розовых кустов купила в питомнике. Один для его могилы оставлю. Какой лучше?
– Любимый цвет Хомы – белый.
– А твой?
