объявится, ты первая об этом узнаешь.
– Нет, я хочу выиграть время и заняться остальными ниточками.
– Какими именно? Испанские копы работают над своим кейсом, Бейнс арестовал своего убийцу, а мы установили личность Зверя!
– Не хватает наставника.
– Он будет рядом с Капюсеном, он ведь повсюду его сопровождает.
– Не думаю. Он присоединяется к нему только на время совершения преступлений.
– Людивина права, – вмешался Микелис. – Вспомните следы шин. Он забирает Капюсена из трейлера, и они едут искать жертву, но они не разъезжают все время вместе. За исключением, может быть, Польши, потому что это далеко…
– Кстати, мы так и не знаем, зачем он поехал убивать на другой конец Европы, – напомнила Людивина.
– Я думаю, что автострада для нас – как красная нить. Слишком важная подсказка, чтобы ее не учитывать. Он убивает по ходу своих перемещений. Соляная шахта стала просто подарком, вишенкой на торте, и пресловутый *е не мог удержаться. Он устроил целое шоу, чтобы продемонстрировать свою доктрину, поразить умы людей. Он хочет нанести сильный удар. От него теперь можно ожидать чего угодно.
Сеньон помрачнел:
– Как, по-вашему, он может нанести удар сильнее? Заложить бомбы в школах?
– Сам он этого делать не станет, но почему не завербовать какого-нибудь лузера и не настроить его на такое? Он самый опасный из них, и именно на нем нужно сосредоточиться.
– Как вы думаете, Сирил Капюсен совершил убийство в Польше исключительно по его указаниям?
– Его послали в Польшу по работе, а наставник это использовал, – думаю, тут все просто. Не нужно искать каких-то иных причин. Эти парни наносят удары всюду, где только могут. Готов поспорить, он точно так же убивал и в Германии, если он часто обслуживает этот маршрут.
Жандарма это не убедило.
– Он вернется к нам сюда, просто наберитесь терпения. И тут уж мы на него навалимся. Все разом.
– Остаются некоторые моменты, которые надо прояснить, – не унималась Людивина.
– Какие еще моменты? – фыркнул Сеньон. – Магс и Капюсен знакомы с детства, это два психа, выросшие в одной деревне. Вероятно, еще в детстве или в юности сошлись на почве общих патологических наклонностей. Один из них обнаружил сайт Seeds in Us, дал *e задурить себе голову, затем притащил за собой товарища, и закрутилась адская спираль. Чего тебе тут не хватает?
– Имени наставника. И при чем тут «Буа-Ларрис»?
Ее коллега воздел руки к небу:
– Да потому что они психи! И не всегда действуют осмысленно, так? Хоть вы ей скажите! – бросил он Микелису.
– Психотики действуют без всякой логической причины. Но мы имеем дело с психопатами, с социопатами, и, к сожалению, в их действиях есть смысл.
Людивина согласилась:
– Ты прав, Сеньон, я не пойду завтра в офис.
Жандарм догадался, что у нее появились какие-то другие планы, и, дернув подбородком в ее сторону, спросил:
– Ну, что ты опять задумала?
– Поеду в «Буа-Ларрис».
Великан вздохнул и покачал головой:
– Ты прямо помешалась на этом деле. Не можешь отключиться хотя бы на день. Всего на один день.
– Говорю тебе, мы что-то там упустили.
– Магали проверила всех сотрудников. Никакого криминального прошлого, никакой связи с Виктором Магсом, они все чисты! Хорошие, славные люди. Зачем тебе доставать их, они тут вообще ни при чем.
– Просто для очистки совести.
А еще правда заключалась в том, что Людивина не представляла себе, как вернется туда, где они работали вместе с Алексисом, как увидит его стол, заваленный всяким мерчем с «Нью-Йорк джайантс», этот флаг на стене… Там никто ничего не трогал. В жандармерии не существовало официального порядка действий в случае гибели сотрудника. Потом кто-то решится и все уберет, сложит в коробки личные вещи молодого жандарма и отдаст их родственникам. Людивина не была к этому готова. Ей нужно было еще немного времени.
Она бежала от горя с одной неотступной мыслью: разобраться и совершить возмездие.
Такси повернуло. На этот раз тень скрыла лицо Людивины.
Никогда в жизни он не ощущал такой свободы.
Делай, что хочешь, езжай, куда хочешь, да просто живи, и все! Какое счастье.
В кабине грузовика было тепло, даже играла музыка, но не громко, чтобы не разбудить босса; в подстаканнике под рукой – банка пива, впереди – дорога, весь мир – у ног. Все складывалось идеально.
Он побарабанил по рулю пальцами.
С красными концами. Без единого ногтя.
Он их сам себе вырвал. Лучше вырвать ногти, чем слышать, засыпая, как они скребут по простыне или подушке. Легкое шуршание в тишине разрасталось до масштабов галлюцинации. Он этого терпеть не мог. Всю жизнь. Кошмар какой-то. Хуже, чем скрип ногтя по школьной доске. Хоть на стену лезь. Как вспомнишь…
Он обожал водить машину: чувствуешь скорость, мимо проносятся целые регионы, разные домишки и большие жилые дома, а ты воображаешь, как в них живется людям, иногда видишь вблизи их размеренную жизнь и их самих, пленников рутины и обязанностей, – в то время как он сам мог делать, что хочет. Но больше всего ему нравилось ехать ночью. Когда все спят. Лежат, не шелохнутся. Не знают, что происходит в этот самый момент. Он любил ночь, она снимала напряжение, давала ощущение полной власти, как будто он – лунный мальчик. Это он в детстве так играл – будто он сын Луны, он так всем говорил.
Оборотень.
И зубы у него большие, так и сверкают.
Клац-клац!
Большая, страшная пасть. Да, страшная. Все дети пугаются, и взрослые тоже. Все боятся оборотня. Все.
Он вспоминал часы, проведенные в охотничьей хижине на краю деревни. Он, можно сказать, в ней вырос – столько там просидел. Это была его комната. Его столько раз запирали там в наказание, что она стала его детской, его игровой.
Это произошло не сразу. Потому что вначале, он хорошо помнил, домик наводил на него ужас. От страха он даже писался. Плакал часы напролет, сидя в одиночестве в темноте, – солнечный свет проникал внутрь только сквозь щели между досками.
Он боялся волков.
Их хищные, голодные пасти скалились со стен.
Сколько их было? Десять? Пятнадцать?
В детстве Виктор все смеялся над ним. Это же не волки, а собаки, ну, некоторые, может, лисы, а так обычные шавки.
Он знал, что это неправда. Они волки.
Сильные. Свирепые.
У них огромные пасти с острыми зубами.
Клац-клац!
Сколько часов он провел там, скорчившись от страха, боясь поднять голову? И как его вдруг переключило? Не вспомнить. Был ужас, потом возникло любопытство.
Потом босс показал ему только что подстреленного волка. Они вместе разделали тушу. Расчленили. Сначала его чуть не
