Помните переворот в Сайгоне? Мне приходилось убивать и других президентов.
Я зашел в кафе у минерального источника Уолгринс, просмотрел «Даллас морнинг ньюс», выпил чашку кофе и послушал разговоры техасцев, с нетерпением ожидавших визита Кеннеди. Многие собирались идти смотреть на симпатичного молодого президента и его жену-красавицу. В газете была статья, автор которой обвинял президента в чрезмерной уступчивости по отношению к коммунистам. Техасцы в этом уголке Далласа сошлись во мнении, что эта статья написана безвкусно, а некоторые из них подвергали ее ожесточенной критике.
Я ни с кем не вступал в разговор, стараясь оставаться в тени, хотя благодаря твидовой спортивной куртке и красному галстуку явно выделялся среди посетителей кафе. Но они были слишком возбуждены, чтобы обращать на меня внимание. Я вспомнил о белой рубашке, оставленной в номере, и решил переодеться в нее и повязать менее яркий галстук. Собираясь в эту поездку, я не особенно заботился о гардеробе, а теперь пожалел, что не взял с собой темный костюм «Брукс».
Потом я направился обратно в отель, но прошел мимо еще несколько кварталов по Мейн-стрит и зашел в магазин головных уборов. Поболтав пару минут с хозяином, купил небольшую мягкую ковбойскую шляпу серого цвета – как раз для осени – со слишком широкими, на мой вкус, лихо загнутыми полями. Я знал, что у меня будет в ней дурацкий вид, но идея заключалась в том, чтобы слиться с массой местных, отдававших предпочтение именно такого рода головным уборам. В традиционной шляпе я стал бы слишком заметной фигурой.
Ощущая себя замаскировавшимся лазутчиком во вражеском стане, я вернулся в отель и прилег немного отдохнуть. Телефон молчал. Я пришел к выводу, что Джонни, очевидно, уже отправился выполнять свою задачу, а Лон, скорее всего, отдыхает. Наверное, и Алик уже ехал на работу, везя с собой винтовку, которую он вынес вчера из дома миссис Пэйн. Меня никогда нельзя было уличить в особой набожности; к тому же взывать к небесам о помощи в таком сомнительном деле казалось по меньшей мере неразумным, но я не мог ничего с собой поделать и, обратив взор вверх, что-то бормотал в надежде быть услышанным.
В 10.45 я во второй раз принял душ, надел белую рубашку, повязал коричневый галстук и принялся ждать. В 11.18 раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Джимми.
– Все в порядке! – отрапортовал он. – Немного высоковато, но в остальном полный ажур. Офис 712, восьмой этаж, от лифта направо, затем налево и еще раз направо. Прекрасный вид на Элм-стрит.
– Понятно.
Я раскурил трубку, оделся, надел очки в роговой оправе и ковбойскую шляпу и спустился вниз. В вестибюле меня уже ждал Лон.
– Классная шляпа, – сказал он, увидев меня.
Оказалось, больше сказать друг другу нам особо нечего. Если я выглядел так же, как он, дела наши плохи, и никакая шляпа нам не помогла бы. Куда девался грубоватый, жизнерадостный, порой невыносимый Лон, воплощение стоицизма? Вместо него я видел бледного, торжественного покойника. Чувствовал, что сам нахожусь далеко не в лучшей форме, поскольку испытывал тот же страх, ту же обреченность, то же предчувствие неудачи, трагедии и гибели. Кроме того, на мне была эта идиотская шляпа! Тоже еще, герой, благородный питомец Йеля! Мне стало тошно.
Я решил избавить себя от лишних усилий и не везти Лона к месту операции пешком двенадцать кварталов, тем более что в те времена пандусы и рельсы для инвалидных кресел еще отсутствовали. Но процедура загрузки Лона в такси тоже оказалась нелегким делом. Сначала его нужно было пересадить на заднее сиденье автомобиля, дождаться, когда он там устроится, и затем уложить сложенное кресло на переднее сиденье. Почему-то в то утро Лон казался особенно тяжелым – возможно, он подсознательно сопротивлялся моей воле.
– Куда поедем, джентльмены? – спросил таксист, когда я наконец, задыхаясь от напряжения, сел рядом с Лоном.
Я назвал адрес клиники на Пойдрас, находившейся неподалеку от Мейн-стрит.
– Там наверняка будет пробка, – сказал таксист. – Кортеж Кеннеди поедет по Мейн-стрит, и все дороги будут запружены зеваками.
– Догадываюсь, – произнес я. – Поэтому мы и выехали пораньше. Джиму назначено на час.
– На час тридцать, – поддержал игру Лон.
– Никаких проблем, – согласился таксист.
Автомобиль резко тронулся, но, выехав на главную дорогу, притормозил из-за плотного транспортного потока. Таксист ловко проложил новый маршрут, используя объездные пути, и мы добрались до Пойдрас-стрит с большим запасом времени. Я даже не успел до конца отдышаться. Мы подъехали к зданию клиники, я вылез из автомобиля и принялся выгружать кресло.
– Помощь не требуется? – спросил таксист. – С радостью помогу вам.
Техасцы очень доброжелательные люди.
– Спасибо, я уже привык.
Мне показалось, что Лон стал легче. Не знаю, как ему удалось нарушить законы физики, но он потерял килограммов пять. Я пересадил его в кресло, словно ребенка. Заплатив по счетчику доллар семьдесят пять центов плюс двадцать пять чаевых, я покатил Лона в сторону «Норт Даллас Медикал Артс билдинг». Как назло, таксист не спешил уезжать – очевидно, ожидая, что я попрошу его о помощи, когда мы подъедем к ступенькам, но тут в его автомобиль сел новый клиент, и он влился в транспортный поток.
Мы прошли полквартала по Пойдрас-стрит, свернули налево – то есть на запад, если это имеет значение – и продолжили путь по Элм-стрит в сторону здания «Дал-Текс». Тем временем угроза дождя миновала, и над нами простиралось отливавшее яркой синевой, необъятное, безоблачное техасское небо. В прогалине между зданием «Дал-Текс» и «Каунти Рекордс билдинг» на нашей стороне улицы виднелась толпа, собравшаяся перед Книгохранилищем. Люди, заполнившие все свободное пространство, стояли в несколько рядов вдоль улицы и группами на площади. Сейчас я думаю, действительно ли было так весело, как представлялось, и не обманывает ли меня память, отфильтровывая знание о грядущем событии.
До нас доносился шум толпы, излучавшей волны радости, надежды, доброжелательности в отношении друг друга, своей страны, ее молодого президента. Я сознавал, что собираюсь омрачить это всеобщее счастье, и мне было немного не по себе. Однако я чувствовал, что в отдаленной перспективе, когда все уляжется, даже если мы никогда не исцелим наши коллективные душевные раны по поводу убийства молодого человека, наше коллективное будущее будет светлее и из Вьетнама вернется гораздо меньше ребят в цинковых гробах и инвалидных креслах.
– Хью, – обратился ко мне Лон. – Мне пришла в голову грандиозная идея. Давай не будем ничего делать. Возьмем такси, поедем в аэропорт и улетим в Тихуану. Мы проведем замечательные шесть недель, потягивая «маргаритас» и трахая шлюх, пусть даже я и не способен никого трахать. Как тебе такая идея?
– Ты не можешь трахаться из-за постигшего тебя несчастья, называемого параплегией, а я не могу из-за постигшего меня горя, называемого женитьбой. Даже если мы оба мечтаем о шлюхах, этому так и не суждено сбыться.
– Ты прав. Нам нужно довести дело до конца.
– Кроме того, – сказал я, – мы не сможем сейчас найти такси. Как видишь, это не Манхэттен.
Скопление людей, вызывавшее ассоциации с сельской ярмаркой или автогонками, продолжало разрастаться. Яркие лучи отражались в объективах фотокамер и стеклах солнцезащитных очков. В воздухе были разлиты позитивные чувства – подобные «хорошим вибрациям» в поп-музыке – и явственно ощущалась атмосфера праздника. Это напоминало скорее цирковое представление или футбольный матч, нежели политическое мероприятие. Мне кажется, большую роль сыграли уникальные личности Джека и Джеки, которые были в большей степени кинозвездами, чем политиками.
Когда светофор загорелся зеленым светом, мы пересекли Элм-стрит и повернули в сторону здания «Дал-Текс». Я взглянул на часы. Они показывали 12.07. Рано. Но идти вверх по Элм-стрит было непросто из-за множества людей, стремившихся занять наиболее удобные зрительские места, и несколько раз мне приходилось отступать назад или сворачивать в сторону, чтобы избежать столкновения.
Когда мы приблизились к трем широким ступеням, ведущим к входу в «Дал-Текс», часы показывали 12.15. Я втащил Лона по ступеням наверх, развернув кресло на сто восемьдесят градусов, и затем вкатил его внутрь здания. К счастью, при входе не было никаких вращающихся дверей – настоящее испытание для инвалидов, прикованных к креслу. Кто-то придержал для нас дверь, и мы проскользнули в темный вестибюль. Справа, за окном с толстым стеклом, освещенным изнутри люминесцентным светом, находился офис шерифа округа Даллас. Я увидел за стеклом нескольких человек в униформе, но в основном там находились женщины, сидевшие за пишущими машинками или разговаривавшие по телефону. У приемной конторки стояла очередь из нескольких человек. Никто из них не проявлял ни малейших признаков осведомленности о том, что через несколько минут мимо этого здания проедет президент Соединенных Штатов в «Линкольне», радостно приветствуя публику и в последний раз наслаждаясь ласковыми лучами солнца.
