Шумильский приехал через час, требовательно позвонил в дверь её квартиры: раз, ещё раз, еще... Алла выползла в коридор, открыла и с порога объяснила, что сегодня поехать с ним никуда не может, а поэтому просит её извинить.
- Что значит, не можешь? - искренне удивился Миша, выгибая губы "скобочкой". - Мы договорились. Я как-то распланировал свой день, отказался от важной встречи. Я, в конце концов, на это рассчитывал. Тем более, что столик в ресторане уже заказан!
- Я сама закажу столик в следующий раз. И, честное слово, возмещу тебе все нравственные потери. Но потом, ладно? - Алла попыталась улыбнуться ласково и миролюбиво.
- А бензин? Бензин ты мне тоже возместишь? Я ведь приехал сюда аж со Щелковского, и теперь, по твоей милости, поеду обратно!
И она поняла, что эти несколько литров бензина, (или миллилитров? Бес их разберет! Во всяком случае, она в этом не разбиралась) никогда ему возместить не сможет, потому что эта потеря огромна, как Вселенная! К тому же, Миша всего лишь взывал к её обязательности. И она сказала:
- Мы поедем. Дай мне десять минут на сборы.
И они поехали...
Недостатки, конечно, недостатками. Но Миша её любил. Дарил дорогие подарки, называл красавицей и повторял, что ужасно хочет иметь двух сыновей. И о каких недостатках, вообще, можно было говорить, если следовать народной мудрости: "Жена должна быть умной, красивой, сексуальной, тактичной, домовитой, преданной, талантливой, заботливой. А муж должен просто быть"? Алле было за тридцать. Она хотела замуж и хотела любить своего будущего мужа Михаила Игоревича Шумильского...
На шестое января они подали заявление в ЗАГС, а двадцать седьмого декабря она, как обычно пришла на работу и увидела в одной из палат беременную Олесю. Дежурная акушерка пожала плечами: "Искусственные роды". Алла полезла в карту: травмированная почка, печень, нефропатия, сложный перелом правой руки, разорванные сухожилия...
- А где показания-то? - спросила она у акушерки. Та развела руками:
- Не хотим мы, видите ли, рожать! Муж у нас англичанин, мы фигуру для приема у королевы бережем... Нет стопроцентных показаний к искусственным родам. В том-то и дело!
Муж англичанин... Какой-то прием у королевы... Но по всем срокам это должен быть ребенок Вадима, если эта шалава, конечно, ему не изменяла?
Трясясь, как неврастеничка, Алла набрала телефонный номер и по его голосу мгновенно поняла: да, все верно! Они расстались! И у неё теперь снова есть шанс! Шанс! Шанс, который у неё когда-то отняла белобрысая синеглазая стерва!
Однако, все оказалось не так-то просто. Бокарев приехал бледный, как полотно, он рыдал у неё на плече и икал, как ребенок в истерике.
- Спаси этого малыша! - Просил он. - Алка, всеми святыми тебя заклинаю, спаси!
Тогда она с ужасом поняла, до какой степени он любит эту дуру в стиле Барби. Однако, потом успокоила себя: не её - свое чувство к ней он любит, все это пройдет, все это можно вылечить и исправить.
Дома она села перед зеркалом и осторожно расправила пальцами первые морщинки в уголках губ. Рот все равно растянулся, как у Гуимплена. Алла убрала руки от лица и сказала своему отражению, старательно артикулируя:
- Это - твой шанс. Это - то, ради чего ты жила. Это - последняя возможность. Ты не имеешь права её упустить.
С Мишей Шумильским рассталась без сожалений. Но зато со скандалом.
- То есть, как это, ты решила? - кричал Шумильский, одышливо вздымая грудь и буравя её разъяренными глазками. - То есть, значит, все время, что мы были вместе - псу под хвост? Значит, тебе вот что-то, не будем уточнять что, в голову ударило, шлея под хвост попала, и все, до свидания?
- Все. До свидания, - говорила она. - Я оскорбила тебя, обидела, поступила подло и мерзко. Ты уже полчаса кричишь, что ненавидишь меня и не вернешься, как бы я не просила. Так уходи же, будь, в конце концов, мужиком!
Белые кудряшки на его голове прыгали, как у куклы, которую трясут за ноги:
- Этот мужик тебя бросит, и будет тысячу раз прав! Ты что думаешь, ты - красавица? Молоденькая сексуальная девочка? Дорогая моя, ты уже старая, выходящая в тираж баба! Еще полгодика, и на тебя уже никто не посмотрит.
В общем, он просидел ещё минут сорок, а потом все-таки удалился, оставив после себя продавленный диван и запах пота. А она открыла форточку и, подставив лицо мелкому, колкому снегу, прошептала: "Вадим!"
Дальше все должно было быть очень просто. Девочка ещё не родилась, её появление на свет запланировали на пятницу. Вадим тогда пришел в клинику для серьезного разговора.
- Ты должен будешь оборвать все старые связи, - объяснила ему Алла. Ты будешь должен начать все сначала.. Никто не должен удивиться тому, что у тебя вдруг откуда-то взялся ребенок. Новая жизнь. Только новая жизнь... И ещё ты должен жениться...
Он торопливо замотал головой, она остановила его жестом:
- Это обязательно. Во-первых, на кого-то должны оформиться документы, во-вторых, за недоношенным ребенком нужен тщательный уход. Няней тут не обойдешься. Ребенку нужна мать, которая вставала бы к нему ночами... Да, в конце концов, ты - красивый, умный мужик, и просто не может не быть женщины, которая бы тебя любила и была бы готова для тебя на все. Тебя ведь никто не обязывает пылать к ней страстью. Объясни все честно, а потом - как жизнь сложится... Развестись ведь совсем не трудно!
Во время этой тщательно подготовленной и даже отрепетированной дома речи, она чувствовала себя канатоходцем, выполняющим головокружительный трюк. А когда закончила - поняла, что канат провис, и что сорваться с него теперь гораздо легче, чем минуту назад.
Маленькая девочка, которую она, сделав решающий ход, "передвинула" с клетки Е2 на Е4, ещё даже не родилась. Вадим молчал. А Алле хотелось убежать, закрыв лицо руками, чтобы только не слышать этого его ужасного молчания, похожего на молчание председателя экзаменационной комиссии на ГОСах.
Ей хотелось отмотать минуты назад, чтобы не было никогда этого её дурацкого, шитого белыми нитками предложения. Ей хотелось вцепиться в плечи Вадима так, чтобы он почувствовал боль, встряхнуть его как следует, и завопить, закричать, завизжать: "Скажи хоть что-нибудь, но только не молчи!"
И он, действительно, поднял на неё глаза, едва заметно повел бровью и проговорил, обхватив рукою подбородок:
- А знаешь, может быть, ты и права, Алла...
И важными остались только две вещи в мире: его взгляд, пронзительный, долгий и какой-то ищущий, и её собственное имя "Алла", которым он закончил фразу. Именно "Алла", а не "Алка"! Не "подружка моя", и не "доктор Денисова"! Алла! Алла! Алла... Это значило, что он почти принял единственно верное решение, к которому она его нахально подвела, как ослика на веревочке. Это значило, что он не против того, что она так бесцеремонно предложила себя в жены. Это могло значить только то, что он думает о том же и, может быть, даже хочет того же. Хотя и боится пока себе в этом признаться... Он сказал: "Может быть, ты и права, Алла", а она явственно услышала: "Я буду с тобой, Алла. Мне просто нужно время". Это было первым шагом. Всего лишь первым...
Дальше карусель стремительно завертелась. Синеглазая Олеся благополучно разрешилась полуторакилограммовой девочкой, подтвердила свое нежелание сохранять жизнь "плоду", и новорожденную немедленно подключили к системе жизнеобеспечения. Первые результаты оказались обнадеживающими: малышка вполне могла выжить. Вадим казался совершенно счастливым, а Алла потихоньку обновляла свой гардероб.
В тот день, когда он пригласил её ресторан, он надела шикарный брючный костюм песочного цвета, очень идущий к её глазам и босоножки с расширенными книзу каблуками. Заказали мясо с черносливом, салат, какое-то вино.
- О чем ты хотел со мной поговорить? - спросила она с неуверенной нежностью, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.
- О чем? - Вадим улыбнулся. - Да обо всем сразу: о моей девочке, о всяких формальностях, но главное, о тебе... Ты знаешь, Алка, я никогда не думал, что у меня есть такой друг. Спасибо тебе огромное. Я понимаю, что "спасибом" тут не отделаешься, но поверь, я сделаю для тебя все, что захочешь!
"Не о том говоришь, красивый мой, чудесный мой!" - подумала Алла, представляя, какие теплые у него сейчас губы. - "Не с того начинаешь. Да и кто знает, с чего нужно начинать в таких разговорах? Но, главное, ты здесь, и я - здесь. И, может быть, даже не зря были все эти годы? Только говори! Какая разница, что? Главное, говори!"
Вино, разлитое по бокалам, отливало перламутром. Вадим задумчиво крутил в пальцах вилку.
- И знаешь, Ал, ещё спасибо тебе за идею с женитьбой. Действительно, и с документами все утрясется, и в бытовом плане будет много легче...
- Ты, кстати, с этим не затягивай, - как можно более спокойно проговорила она и замерла: вот сейчас! Сейчас!
Ее даже затошнило, голова закружилась. "Господи, опять я его гоню, опять тяну куда-то на веревочке! Дура несчастная! Надо ждать, просто ждать, и он скажет все сам, не зря же он пригласил меня сюда!"
