— Вы сказали полицейским, кто она такая?
— Нет. И как нам с этим быть? Мы не можем рассказать им об Уэйлсе, не рассказав обо всем остальном.
— Боюсь, что нам не избежать огласки, — задумчиво сказал Старик. — Я дам телеграмму в Нью-Йорк.
Я вышел из кабинета. В архиве служащий дал мне две газетные вырезки. Из первой явствовало, что пятнадцать месяцев назад Джозеф Уэйлс, он же Святой Джо, был арестован по жалобе фермера Туми, у которого Уэйлс с тремя сообщниками выманил две с половиной тысячи долларов якобы «на предприятие». Во второй вырезке говорилось, что дело было закрыто из-за неявки Туми в суд его, как водится, умиротворили, вернув деньги частично или целиком. Вот и все, что было в картотеке на Уэйлса, а на Пегги Кэррол ничего не было.
Я вернулся к Уэйлсу на квартиру, и мне открыл Макман.
— Какие дела? — спросил я.
— Никаких только скулят все время.
Подошел Уэйлс и нетерпеливо спросил:
— Ну, убедились?
Девушка стояла у окна и смотрела на меня настороженно.
Я ничего не ответил.
— Нашли ее? — нахмурясь спросил Уэйлс. — Там, где я сказал?
— Ну да.
— Тогда все? — Морщины у него на лбу разгладились. — Нас с Пегги отпускают или?.. — Он осекся, облизнул нижнюю губу, взялся за подбородок и резко спросил: — Вы меня не продали?
Я помотал головой.
Он отнял руку от подбородка и раздраженно спросил:
— Так в чем же дело? Чего это у вас такое лицо?
Девушка с досадой бросила ему в спину:
— Я так и знала, что ни черта хорошего не выйдет. Я знала, что нам теперь не выпутаться. Ну и ловкач же ты!
— Уведи Пегги на кухню и закрой обе двери, сказал я Макману. Сейчас мы все с Святым Джо поговорим по душам.
Девушка ушла охотно, но когда Макман закрывал дверь, она высунула голову и сказала Уэйлсу:
— Желаю, чтобы он тебе нос разбил, если начнешь крутить.
Макман затворил дверь.
— Кажется, ваша приятельница считает, что вам кое о чем известно.
Уэйлс угрюмо оглянулся на дверь и проворчал:
— От нее помощи, как от сломанной ноги. — Он повернулся ко мне, придав лицу искреннее и дружелюбное выражение. — Чего вы хотите? Я вам все объяснил начистоту. В чем же теперь дело?
— А вы как думаете?
Он втянул губы.
— Зачем вы мне загадки задаете? — спросил он. — Ведь я хочу с вами по честному. Но что мне делать, если вы не говорите, чего вам надо? Не могу же я знать, какие у вас мысли.
— Узнали бы очень обрадовались.
Он устало покачал головой, отошел к дивану и сел, нагнувшись вперед и зажав ладони между коленями.
— Ну ладно, — вздохнул он. — Можете не торопиться спрашивать. Я подожду.
Я подошел и встал над Уэйлсом. Я взял его пальцами за подбородок, поднял ему голову и наклонился нос к носу.
— Вот в чем твоя промашка, Джо: ты послал телеграмму сразу после убийства.
— Он умер? — Слова эти вырвались так быстро, что даже глаза у него не успели расшириться и округлиться.
Вопрос сбил меня с толку. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поднять брови, а когда я заговорил, собственная интонация показалась мне неестественно спокойной:
— Кто умер?
— Кто? Почем я знаю? Вы про кого говорите?
— Про кого я, по-твоему, говорю?
— Почем я знаю? Да ладно! Про старика Хамблтона, ее папашу.
— Верно, — сказал я и отпустил его подбородок.
— Его убили, вы говорите?
Хотя я убрал руку, лицо Уэйлса не сдвинулось ни на миллиметр. Как?
— Мышьяковой бумагой от мух.
— Мышьяковой бумагой от мух. Лицо у него стало задумчивым. Странный способ.
— Да, очень странный. Ты бы куда пошел, если бы захотел ее купить?
— Купить? Не знаю. С детства ее не видел. Да никто ей не пользуется у нас в Сан- Франциско. Тут и мух-то мало.
— Вот же купил кто-то, сказал я. Для Сю.
— Сю? — Он вздрогнул так, что под ним скрипнул диван.
— Ну да. Отравили вчера утром мухомором.
— Обоих? — спросил он, словно не веря своим ушам.
— Кого и кого?
— А? Ее и отца.
— Ну да.
Он опустил подбородок на грудь и потер одну руку другой.
— Тогда мне крышка, медленно произнес он.
— Она, — весело согласился я. — Хочешь вылезти из-под нее? Говори.
— Дайте подумать.
Я ждал, и, пока Уэйлс раздумывал, я прислушивался к тиканью часов. От раздумья на его сером лице выступили капли пота. Наконец он выпрямился и вытер лицо ворсистым пестрым платком.
— Ладно, скажу. Делать нечего. Сю собиралась свалить от Бейба. Мы с ней собирались уехать. Она… Вот, я вам покажу.
Он сунул руку в карман и вытащил сложенный листок плотной бумаги. Я взял его и прочел:
Милый Джо,
я этого долго не вынесу в общем, нам надо поскорее
бежать. Сегодня вечером Бейб меня опять избил.
Если ты любишь меня, пожалуйста, давай поскорее.
Сю
Почерк был женский, нервный, угловатые буквы теснились и вытягивались вверх.
— Поэтому я и хотел плешь потереть Хамблтону, — сказал он. — У меня третий месяц сквозняк в кармане, а вчера получаю это письмо надо где-то деньги брать, чтобы увезти ее. Она бы из отца тянуть не захотела я и решил все сделать по-тихому.
— Когда ты видел ее в последний раз?
— Позавчера, в тот день, когда она это письмо написала. Только я ее не видел она была здесь, а писала она ночью.
— Бейб догадывался, что вы затеваете?
— Мы думали, что нет. Он всю, дорогу ревновал ее, по делу и не по делу.
— Так были у него основания?
Уэйлс посмотрел мне в глаза и сказал:
— Сю была хорошая девочка.
— Н-да, и ее убили.
Он молчал. На улице смеркалось. Я отошел к двери и нажал выключатель. При этом я не спускал глаз со Святого Джо.
Только я отнял палец от выключателя, как что-то звякнуло в окне. Звук был громкий, — резкий.
Я посмотрел на окно. За окном, согнувшись на пожарной лестнице, стоял человек и заглядывал в комнату сквозь стекло и тюлевую занавеску. Смуглый человек с грубыми чертами лица и размеры его говорили о том, что это Бейб Макклур. В стекло перед ним упиралось дуло черного автоматического пистолета. Он постучал им по стеклу, чтобы привлечь наше внимание.
Делать мне в данную минуту было нечего. Я стоял на месте и смотрел на него. Я не мог разобрать, на меня он смотрит или на Уэйлса. Видел я его вполне четко, но тюлевая занавеска мешала разглядеть такие подробности. Я решил, что он держит в поле зрения нас обоих, а тюлевая занавеска не очень ему мешает. Он был ближе к занавеске, чем мы, а кроме того, я зажег свет в комнате.
Уэйлс замер на диване и смотрел на Макклура. На лице Уэйлса застыло странное, угрюмое выражение. Глаза были угрюмы. Он не дышал.
Макклур ткнул дулом пистолета в окно, из него вывалился треугольный кусок стекла и со звоном разбился на полу. Я с сожалением подумал, что звук недостаточно громок и не насторожит Макмана на кухне. Нас разделяли две двери.
Уэйлс увидел, как разбилось стекло, и закрыл глаза. Он закрывал их медленно, постепенно, так, словно засыпал. Его застывшее угрюмое лицо по-прежнему было обращено к окну.
Макклур выстрелил в него три раза.
Пули отбросили Уэйлса назад, к стене. Глаза у него широко раскрылись, выкатились. Губы сползли с зубов, так что обнажились десны. Язык выпал. Потом он уронил голову и больше не шевелился.
Когда Макклур отскочил от окна, я подскочил к окну. Пока я отодвигал занавеску, отпирал и поднимал окно, его ноги уже затопали по бетонному двору.
Макман распахнул, дверь и ворвался в комнату, по пятам за ним девушка.
— Займись этим, — приказал я ему, вылезая наружу. — Его застрелил Макклур.
Квартира Уэйлса была на втором этаже. Пожарная лестница заканчивалась здесь железным трапом с противовесом под тяжестью человека трап опрокидывался и почти доставал до земли.
Я последовал за Макклуром тем же путем стал спускаться по качающемуся трапу и, не добравшись до конца, спрыгнул на бетонный двор.
Со двора на улицу был только один выход. Я бросился туда.
На тротуаре рядом с выходом стоял тщедушный человек и удивленно глазел на меня. Я схвати его за руку, тряхнул:
— Пробежал высокий мужчина. — Возможно, я кричал. — Куда?
Он попытался ответить, не смог, показал рукой на другую сторону улицы, где за досками для афиш начинался пустырь.
Впопыхах я забыл сказать ему спасибо.
Слева и справа от досок были проходы, но я не побежал туда, а пролез под досками. Пустырь, заросший бурьяном, был достаточно велик, чтобы укрыть беглеца даже такого крупного, как Бейб Макклур, если он захочет устроить преследователю засаду.
Пока я размышлял над этим, в дальнем углу пустыря залаяла собака. Она могла лаять на кого-то пробежавшего мимо. Я побежал в тот угол. Собака была за сплошным забором во дворе перед узким проходом, который вел с пустыря на улицу.
