выучил его наизусть, пока сидел в очереди. Как насчет “Праги”?»
«Да, – сказала я. – Да, да, да».
«Отлично. Я буду ждать». – Он повесил трубку.
Я как сумасшедшая кинулась в ванную. Приняла душ, вымыла голову, высушила и уложила волосы. Надела свой лучший костюм.
И тут раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лика. Глаза опухшие, на лице маска скорби. Я сразу догадалась, в чем причина ее печали – очередной роман окончился неудачей. У нее раз в месяц случался роман и каждый заканчивался чем-нибудь плохим – то она разочаровывалась в кавалере, то он начинал ее дико ревновать и закатывать скандалы, то еще что-нибудь в том же духе.
Сейчас Лика стояла передо мной, комкая в руках мокрый от слез платочек.
«Кирка, я умираю».
«Что такое? Эдик?»
«Он оказался подлецом. У него, представь, есть жена и двое детей, а мне врал, что свободен, как птица».
«Наплюй на него, – сказала я. – Завтра ты уже встретишь другого».
«Я не доживу до завтра». – Лика прошла мимо меня в комнату, уселась прямо на ковер и горько зарыдала. Надо сказать, что даже рыдать она умела невероятно красиво – изящно заламывала руки, фотогенично опускала лицо, грациозно хлопала мокрыми ресницами.
Мне стало ее жаль. Мне всегда было ее жаль. Я привыкла считать Лику маленькой, неопытной, не приспособленной к жизни, этаким невинным, беззащитным цветочком.
Но сейчас она мне ужасно мешала. Она была некстати и совершенно не желала понимать этого. А у меня в кухне грелись щипцы для завивки. Стояла нераспечатанная коробочка французских духов «Шанель номер пять», которую мне преподнесли ученики. В общем, была целая куча неотложных дел, а главное, через двадцать минут я должна была выкатиться из дому и поехать на Арбат, в «Прагу», где ждал меня Вадим.
Я подавила в себе стыд, жалость и сказала:
«Лика, ты прости, но мне нужно уходить. Давай созвонимся вечером».
«Ты хочешь уйти? – Она вскочила, уронила руки, ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. – Оставишь меня одну? Нет, Кира, нет, прошу тебя, пожалуйста, не делай этого. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Обязательно!»
Я почувствовала угрызения совести. Что же со мной творится? Бросаю лучшую подругу в беде, и все из-за почти незнакомого парня. Готова бежать к нему, как собачонка, хотя вовсе не известно, чем окончится наше свидание.
Но что мне было делать? Остаться дома с Ликой? Неудобно – все-таки Вадим будет ждать, да и вдруг это мой единственный шанс встретить свою судьбу? Тогда, может быть, взять ее с собой?
Идея показалась мне вполне подходящей. Представляешь, какая я была непроходимая дура? И это при том, что жизнь уже не однажды пинала меня и почти лишила всяческих иллюзий. Куда подевался весь мой горький опыт, накопленный с четырнадцати лет, когда из очаровательной пухленькой малышки я превратилась в некрасивого и неуклюжего подростка, а после – в неинтересную, закомплексованную девушку?
Однако чему удивляться? Речь шла о Лике, а ее я любила как сестру, я просто не могла предположить, что она принесет мне беду. Поэтому предложила:
– Пошли со мной.
– Куда? – Лика вытерла кулаком зареванные глаза.
– В ресторан «Прага».
– Ты идешь в ресторан? – не поверила Лика. – С кем это?
– С молодым человеком.
– Откуда у тебя молодой человек? – довольно бесцеремонно поинтересовалась Лика, от любопытства сразу прекратив плакать.
Я не обиделась на нее за бестактный вопрос. Понимала, что он вполне уместен – у меня никогда прежде не было ни свиданий, ни парней. Я ответила:
– Мы познакомились вчера, в ОВИРе. Его зовут Вадим.
– Милое имя, – сказала Лика, задумчиво похлопала мохнатыми ресницами и нерешительно проговорила: – Но… как же я с тобой пойду? Я ведь, наверное, вам не нужна, только мешать буду.
– Не будешь. – Я уже не слушала ее. Видела лишь стрелки часов, неумолимо приближающиеся к пяти. Бог с ними, со щипцами, которые наверняка уже сгорели от ожидания – до Арбата от нашего Марьина пилить не меньше часа. Нужно срочно убегать – и точка. – Не будешь ты мешать! – твердо повторила я. – Давай, собирайся. Через три минуты выходим.
Лика беспомощно всплеснула руками.
– Куда же я поеду в таком виде?
Только тут я заметила, что на ней легкий, застиранный халатик и домашние шлепанцы с помпонами. Гнать ее домой переодеваться смысла не имело – я отлично знала Лику, она может провозиться минут сорок, а то и час, подбирая себе гардероб.
– Надень мой новый брючный костюм, он мне великоват, а тебе будет в самый раз. Возьмешь мою куртку и осенние сапоги – в них и зимой не холодно.
На улице действительно, несмотря на то что шел декабрь, стояла почти оттепель.
Лика еще чуть-чуть поколебалась, а затем кивнула. Я вздохнула с облегчением, распахнула шкаф, достала оттуда «плечики» с костюмом, сунула ей. Та принялась одеваться, без умолку болтая о всякой чепухе. Она давным-давно позабыла о своем огорчении, лицо ее разгорелось, глаза весело блестели.
Но даже тогда, глядя на нее, сияющую, умопомрачительно прекрасную, я не учуяла подвоха, не остановилась, пока не поздно, не приказала ей остаться, не ходить со мной.
Лика слегка накрасилась моей косметикой, повертелась перед зеркалом, затем натянула куртку, сапоги, и мы вышли.
Всю дорогу меня не покидало мучительное волнение. Мне казалось, мы жутко опаздываем. К тому же я совершенно не знала, как себя вести с Вадимом. Как сделать так, чтобы я ему не разонравилась, чтобы он захотел встретиться со мной еще?
Лика сначала весело щебетала, но, видя, что я не поддерживаю беседу, постепенно умолкла. Лицо ее стало серьезным и строгим. Возможно, она опять думала об Эдике и его неожиданно открывшемся семейном положении. А может быть, вспомнилась мать, бросившая ее совсем девчонкой.
Я была только рада тому, что Лика больше не пристает ко мне с разговорами. Остаток дороги мы проехали, думая каждая о своем. Вышли из метро и через пять минут были у «Праги».
Вадима я заметила еще издали – он был без шапки, в куртке нараспашку. В руке держал букет ярко-алых роз. Ровно пять штук – я успела сосчитать до того, как мы подошли к нему – красных, как кровь, крупных и свежих роз. Мне никогда в жизни не дарили таких букетов. Вернее, дарили ученики, но не мужчины.
Сердце мое начало таять, как кусок шоколада, поднесенный к пламени конфорки. Я уже любила Вадима без памяти, как только может любить одинокое и обездоленное существо, почти смирившееся со своим отшельничеством и вдруг ощутившее надежду на счастье.
