Гораздо больше их взволновало появление… другого персонажа!
Рядом с пристанью на небольшой площадке были вкопаны стол и две скамьи. На одной из них сидело существо весьма жалкого вида: в немыслимых лохмотьях, встрепанное и грязное. Ирина брезгливо поморщилась и отвела глаза. Алик же, наоборот, пристально вгляделся в засуетившегося вдруг бомжа и коротко хохотнул. Бродяга встал и, виновато опустив плечи, съежившись и понурив голову, как побитая собака, побрел по направлению к пристани.
Он продвигался странными зигзагами, словно бы не знал наверняка, стоит ему подходить к Алику и Ирине или лучше воздержаться от этого.
— Давай, давай! — ехидно крикнул Алик. — Иди сюда, голубчик!
Ирина в недоумении вскинула на Житкова глаза, потом посмотрела на бомжа и… с удивлением узнала в нем Витю Кваснина.
— Алик! Будь человеком… — жалобно просипел «Карлсончик, который снова прилетел».
— Я-то буду, а что тебе Чекалина скажет? — заржал Алик, причмокнув губами, словно в предвкушении великолепного и неминуемого бемца.
Ирине стало неприятно, что человек, которого она считала… ну, если не хорошим, то уж, во всяком случае, не сволочью, способен на столь откровенное злорадство.
«Что? Нашелся кретин похлеще тебя? А ты и рад…» — с горечью подумала она и отвернулась.
— Ну и где тебя носило? — продолжал веселиться Житков.
— Ох, Алик… Ведь только и хотел пивка попить… Два мужика… Один здоровый такой, другой — кривой… — Видно было, что рассказ дается Вите с трудом, но вовсе не оттого, что он страдает от угрызений совести — это придется изображать потом под гневным взглядом пресветлых очей режиссера, оператора и директрисы, — а оттого, что его мучит убийственное похмелье. — Есть, говорят, пиво. Пошли. Ну я пошел…
— А что на тебе за клифт? — Веселью Алика не было предела.
— Так ограбили же… подчистую. Ни денег, ни паспорта, ни шмоток.
— Прямо тогда, что ли? Здоровый и кривой?
— Да нет. Потом. На хазе на какой-то. Не помню, как я туда попал…
— Ты вот что… — Житков стал серьезным. — Никому не говори, что где-то пил… И вообще… Тебе по башке дали и обокрали. Ты память потерял. А сегодня только вспомнил. Понял? И держись этой версии, кто бы что ни говорил. Никакого пива ты не искал — в кусты пошел отлить. Понял?
— Разболтает… — неуверенно протянул Кваснин, кивая на Ирину.
— Она? — Алик поднял брови. — Ни в жизнь!
Ирина улыбнулась. На душе у нее потеплело. Она хотя и понимала, что Кваснина следует взгреть по первое число, но незадачливого кретина Карлсончика было почему-то жаль. И потом, разумеется, ее несколько утешило то, что Алик, несмотря на насмешки над одичавшим, превратившимся в нелепое подобие снежного человека Квасниным, немедленно придумал, как попытаться его выгородить.
«Забавно русский люд относится к пьянству, — размышляла она. — Скандалит пьяная скотина где-нибудь в транспорте, а сердобольные старушки — в один голос: не троньте его, он же пьяный! Пьяный — значит юродивый, что ли?»
Когда, получив от Алика десятку, Кваснин бросился на поиски пива, Ирина неодобрительно сказала:
— Зря ты это. Вдруг опять потеряется?
— А если помрет от похмелюги? Лучше, что ли? — проворчал в ответ Житков.
* * *
На скамьях возле вкопанного в землю стола собралась по меньшей мере странная компания. Режиссер, директриса, оператор и солидный мужчина в очках из «Волги». Как выяснилось, это был Сергей Сергеевич Серебров — известный экстрасенс международного класса, согласившийся стать консультантом на картине «Безумие и страсть».
Естественно, раскопала и уговорила его Чекалина, и теперь Ирина наблюдала, сидя в сторонке вместе с Аликом и Стеллой, как пыжатся друг перед другом режиссер и экстрасенс, рассуждая об эзотерических знаниях. Остальные благоразумно помалкивали. Семейство консультанта из машины не вышло. Женщина просто открыла двери, чтобы не было душно, и что-то рассказывала детям. Судя по ее виду, ей так осточертели высокоумные разглагольствования, что она просто не желала их слушать.
— Вот, к примеру, ваша аура, — вещал Серебров, обращаясь к режиссеру, — ее яркая голубизна говорит о святом отношении к искусству…
Тот глубокомысленно кивал.
— А мы действительно сможем заснять появление НЛО? — недоверчиво поинтересовался Егор.
— Вне сомнений! Мне удается их вызывать в любую погоду, главное, чтобы…
— Ага! Вызывать, — хмыкнул Алик. — Ничего, комбинаторы постараются, любой НЛО сконстролят.
Ирина и Стелла повернулись к нему.
— А что? Конечно, — продолжал он. — Михаил любит лапшу на уши вешать, его медом не корми — дай поговорить о том, что нам, простым смертным, и не понять, по наличию отсутствия мозга.
Ирина пожала плечами. Ей надоело ждать, пока их отвезут в гостиницу, и она с плохо скрытым раздражением наблюдала за участниками импровизированной конференции.
Стелла же прислушивалась с интересом. Она помнила, что сказала о ней методистка из Сосновки, и ей ужасно хотелось… Поговорить с экстрасенсом? Нет, пожалуй, он с ней разговаривать не станет — не велика птица. Ну так хотя бы послушать!
— Мое воздействие… A-а! Лучше показать на примере. — Экстрасенс оглянулся. Его глаза встретились с Ириными, и он сморщился, словно разжевал недозрелый крыжовник. Алик тоже не пробудил в нем энтузиазма. — Вот вы, девушка! Подойдите, пожалуйста, сюда!
Стелла не поверила своим ушам:
— Я?
— Вы, вы!
Она покорно поднялась и, затрепетав от предвкушения чего-то крайне необычного и интересного, подошла к Сереброву.
— Сейчас я продемонстрирую пример непосредственного воздействия на человека! — упиваясь собственным величием, провозгласил, вставая, экстрасенс.
Глаза его сузились, он уставился Стелле в переносицу и поднял руки.
Девушка напряглась. Ее словно пронзили тысячи тысяч маленьких иголочек, по спине побежали мурашки, а в мозгу… Она даже не могла определить, что почувствовала: ее сознание вдруг заледенело. В ней поднялась волна внутреннего протеста. Усилием воли она сбросила оцепенение, и…
Стелла не осознавала, что делает. Вышвырнув из своего мозга совершенно чуждое ей нечто, она подняла руки точно так же, как это сделал консультант, и в ярости оттолкнула от себя почти ощутимую, но невидимую пелену, которой окутывал ее экстрасенс.
На лице Сереброва отразилось недоумение, потом раздражение, потом крайнее удивление и даже бешенство, а Стелла вдруг почувствовала, что созданная ее воображением и волей преграда защитила ее и каким-то образом повлияла на экстрасенса, причем это не доставило ему радости.
«Нечего лезть в чужие мозги! — воинственно подумала девушка. — А то еще не так врежу!»
— Прекратите сопротивляться! — сердито сказал Серебров. — Я не сделаю вам ничего плохого!
Стелла отчаянно затрясла головой.
Немедленно оказавшаяся с ней рядом Ира взяла подругу за руку и возмущенно воскликнула:
— Что за безобразие?! Она вам не подопытный кролик! Смотрите — побледнела вся!
Лицо Сереброва приняло весьма неприятное выражение, он, возмущенно подняв брови, оглянулся на режиссера:
— Что такое?
— Ирина Леонидовна! Почему вы вмешиваетесь не в свое дело?
— Очень даже в свое, — отрезала Ира. — Вам опытов хочется? На себе и экспериментируйте!
— Интересные у вас подчиненные, — пробормотал Серебров и, искоса взглянув на Стеллу, совсем тихо добавил: — Ничего себе… Паршивка…
* * *
Узнав о том, что Львова взяла на завтра билет не только для Стеллы, но и для себя, ее вызвала Чекалина.
В гостиницу к директрисе Ирину отвез Алик, которого тоже несколько удивил ее поступок.
— В кои-то веки на юг задаром попала и отдохнуть несколько дней не хочешь?.. — не уставал удивляться он.
Ирина лишь упрямо мотала головой. Ей было лень объяснять Житкову, что ей осточертел юг, осточертели съемки, осточертели люди, с которыми ей пришлось работать… Может быть, она просто устала, а может быть, взялась не за свое дело. Об этом следовало поразмыслить на досуге. Оставаясь же в Ялте, она неминуемо оказалась бы вовлечена в круговерть нелепых затей режиссера, а поскольку все знали, как легко взвалить на нее решение самых неприятных и сложных проблем, превращение в Паниковского ей было гарантировано. Именно это, она даже не могла толком объяснить почему, ее ужасно бесило. Ирине казалось, что то, как к ней относятся, унижает ее, задевает ее достоинство.
Чекалина встретила ее самой дружеской улыбкой, какую только смогла нацепить на свое холеное, яркое лицо.
— Что я слышу, Ира? Неужели вы и в самом деле собрались уехать?
— Разумеется.
— Но почему? Из-за того, что мы отправили актеров? Ваша щепетильность выходит за рамки разумного!
