— Что ж, не общайся, не отвечай на мои звонки, отсеки меня, веди себя по-мудацки. Не важно. Только я ведь могу разрушить тебя, Ларри. У меня же на тебя финансовое досье имеется. Накопилось за долгие годы. Займы, долги и прочее. И это только на закуску. — Он останавливается. — Могу и разрушу.
Болджер крутится в кресле.
— Знаешь что, Пэдди? — говорит он. — А мне насрать. Делай что хочешь. Я меньше чем через час стану в этой стране главным, а этого у меня уже никто не отнимет. Мое имя войдет в список премьер-министров, а оттуда в учебники истории. Поэтому что бы там ни случилось после… скандалы, расследования, трибуналы… — Он пожимает плечами. — Мне насрать. В наши дни это уже стало в некотором роде в порядке вещей. Чем больше власти, тем больше скандалов. — Он делает паузу. — Так что… как хочешь. Увидимся, Пэдди. — Он кладет трубку. — Министр?
Он поднимает глаза. Секретарь стоит в дверях, указывает на часы.
— М-да.
Болджер встает из-за стола. Немного встряхивается: приводит в форму костюм. Поправляет галстук. Откашливается.
— Спасибо, — произносит он. — Я иду.
И направляется к двери.
Часом позже в реанимационной палате больницы «Сент-Фелим» открывает глаза Марк Гриффин.
В голове пустота, которая сохраняется еще несколько секунд.
Потом… кровать.
«Я в кровати».
Он концентрируется.
В больнице… а это медсестра.
Она в изножье кровати, сосредоточенно заполняет медкарту.
Он смотрит на нее. Она поднимает глаза и вздрагивает.
— Ух ты! — восклицает она. — Марк!
Потом прикрепляет карту к краю кровати и подходит к нему сбоку.
Он следит за ней взглядом.
Она низко склоняется и светит ему в глаза маленьким фонариком. Сначала в левый, потом в правый. Отходит.
— Я Хелен, — сообщает она. — Меня зовут Хелен. Как вы себя чувствуете?
Он слегка кивает, потом хмурится.
Он растерян.
— Вы под воздействием успокоительного, — произносит она, считывая его замешательство. — Все движения будут медленными. Некоторое время. Не беспокойтесь. Это нормально.
Он приоткрывает рот, хочет что-то сказать, но из губ не вылетает ни звука.
Снова кивает, все так же растерянно.
— Сейчас понедельник, — рассказывает Хелен, — середина дня. Вы здесь уже пятый день.
Голова опять пустеет.
Пятый день? Он правильно расслышал? Ладно. Как скажете.
И тут до него доходит.
Пятый день?
Как будто дали по башке бейсбольной битой. Видимо, паника моментально отражается на его лице.
— Знаете что? — произносит сестра. — Я сейчас… я позову кого-нибудь из специалистов. Надо бы им вас осмотреть.
Он провожает ее взглядом, а затем таращится на дверь. Пятый день?
То есть… узенькая дорожка, склад и все, что раньше… случилось четыре дня назад?
О боже!
А что же произошло с тех пор?
Он озирается, пытается разобраться. Борется с наркотическим одурением. Рядом с кроватью — машины. Они жужжат и пикают. В стене — телевизор.
Окон нет.
Что же произошло?
Он замирает от страха. Снова пялится на дверь.
Что происходит сейчас?
— Девочка… тебе просто повезло.
Джина прикусывает губу, сдерживается. Она умирает от усталости. Она практически не спала с тех пор, как проснулась в пятницу утром в квартире Софи. На выходных в полицейском отделении она честно пыталась несколько раз прилечь и закрыть глаза, но ни разу не проваливалась ниже порога сознания.
— Что-то я этого не чувствую, — после заминки произносит она.
Мерриган поднимает чашку с кофе и подносит ее ко рту.
— Поверь мне, — произносит он, — тебе могли бы предъявить намного больше, чем незаконное хранение оружия.
Он отхлебывает кофе, дует и делает еще глоток.
— Я знаю, — говорит она. — Знаю. Просто думаю, что удача тут ни при чем.
— В каком смысле?
Она оглядывается. Они сидят в «Ниэриз» на Четем-стрит за столиком в конце зала. В заведении практически пусто. По центру барной стойки два упитанных гражданина среднего возраста нянчатся со своими пинтами и разговаривают. То и дело от их беседы отскакивает словечко или фраза и проносятся по комнате «сокращение директора», «салатная заправка», «гигабайты».
— Ну, — спокойно произносит Джина, — начнем с того, что это он должен предстать перед судом. Не я.
— Он и предстанет, причем неоднократно.
— Но не за то.
— Джина, послушай. — Он ставит чашку на стол и откидывается на спинку. — Ты уничтожила его репутацию. Сделала посмешищем. Разрушила его карьеру. Ему больше не возвести ни единого здания, В прямом смысле слова. Но все остальное… Электронные письма, что ты нам показала. Звонки. Его связь с Мартином Фитцпатриком. То, что сказал Терри Стэк. Это все побочные обстоятельства.
— А как же…
— О кроссовере Ноэля можешь забыть. Пустой номер. Нет улик.
Она внимательно смотрит на него:
— А вы сами как думаете?
Он громко вздыхает:
— В свое время я расследовал немало убийств. И научился относиться к ним спокойно. Нет улик, проехали. В этом вопросе нельзя основываться на личных ощущениях. Нельзя, если, кроме них, у тебя нет ничего. Нельзя, если нет даже уверенности, что убийство вообще имело место.
Она кивает. Теперь она смотрит на низкий столик, стоящий между ними, и на спонтанный натюрморт, образовавшийся из кофейника, ее чашки с нетронутым кофе, его чашки, молочника и сахарницы. Через несколько секунд — не стоит забывать, в каком она изможденном состоянии, — натюрморт приобретает вычурно-фантасмагорические черты и начинает походить на шахматную доску с фигурами.
— Кроме всего прочего, я научился быть бесстрастным, — продолжает Мерриган. — Хотя что я говорю! Ноэль был моим добрым другом. Я знал его почти двадцать лет и боюсь даже мысль допустить, что…
Он отмахивается, будто избавляется от мысли, отгоняет ее.
Джина снова поднимает взгляд:
— Нет-нет, говорите, продолжайте. Вы боитесь даже мысль допустить, что кто-то мог его убить? Ведь так?
Он секунду молчит. Потом говорит:
— Ладно, признаюсь… история нехорошая.
— Неужели она сойдет ему с рук?
— Хм, не совсем верная формулировка. — Мерриган барабанит пальцами по краю стула. — Юридически он не сделал ничего такого, что может сойти ему с рук. Понимаешь, он не…
— Ой, ну перестаньте.
— Знаешь, Джина, мне это нравится ничуть не больше, чем тебе! Но я не могу пренебрегать своими профессиональными навыками, знани…
— Хорошо. И как тогда мне с ним бороться?..
— Вот. — Он делает паузу. — Это-то меня и беспокоит.
— О чем вы?
Мерриган вздыхает. Похоже, он тоже выдохся. Но не от недостатка сна. Он весь в морщинах. Выжат, высосан и готов уйти пенсию.
— Ты мне очень напоминаешь Ноэля, — произносит он. — Такая же цепкая. Такая же стойкая. И очень безрассудная. Это ты нам с успехом продемонстрировала. Поэтому я беспокоюсь. Боюсь, что если ты продолжишь натиск, то можешь очень и очень поплатиться — гораздо серьезнее, чем сейчас.
— Но если он виновен…
— Даже если виновен, Джина. В этой стране существуют законы против клеветы. Ты не имеешь права огульно обвинять людей. Он богат. И может сильно усложнить твою жизнь.
— Получается, если у него есть деньги, то ему все можно? Так, что ли? Боров-убийца!
Она отворачивается и раздосадованно трясет головой.
Мерриган тяжело вздыхает. Наклоняется к ней.
— Хорошо, — произносит он. — Давай на секунду предположим, что он и в самом деле виновен. Что все такие предположения — правда. Ты хоть понимаешь тогда, с каким опасным типом мы имеем дело? Понимаешь, как ты его уже достала? Кто сможет защитить тебя от такого?
— Никто.
— То-то и оно. Я не смогу. Полиция не сможет. По объективным причинам. Тебе придется разбираться самой.
— Я и так сама все время разбираюсь.
Мерриган откидывается на спинку стула и пожимает плечами:
— Прислушайся ко мне. Нортон получил по полной, причем по самому больному месту. Удовлетворись этим.
— Не могу. Это ничто по сравнению с уроном, который он причинил. — Она вздыхает. — Он уничтожил человеческие жизни. Я не говорю уже об остальных… один Марк Гриффин чего стоит: он сам даже дышать, блин, не может — подключен к аппарату! — Она останавливается. — И если честно, я не знаю, как там было и почему. Не знаю подноготной той истории, но Пэдди Нортон там явно наследил. Его почерк. — Она снова задумывается. — Жаль, я не спросила, когда была возможность.
Мерриган пристально смотрит на нее.
— Ладно, Джина, произносит он. — Вижу, что это превращается в навязчивую идею. Вижу также, что это может разрушить твою жизнь. — Он приостанавливается. — Поэтому прошу тебя и, как офицер полиции, приказываю: перестань. Не приближайся к Пэдди Нортону и не пытайся с ним связаться. Договорились? Как друг Ноэля, я чувствую, что должен сказать тебе это… ради него.
