Банкир посмотрел на нас как-то странно, потом пообещал познакомить если будет желание. В этот момент в дверь комнаты, где нас принимали, вежливо постучали. Затем появился Лопоухий, держа в руках кейс. Сухоруков вопросительно посмотрел на него.
— Открыли? — спросил.
Лопоухий кивнул и поставил кейс (содержимое было закрыто крышкой) на столик, отделяющий нас с Татьяной от банкира. Сухоруков положил на него руку, с которой были сведены татуировки (о чем можно было судить по оставшимся шрамам) и плотоядно улыбнулся нам.
— Значит, Танечка, считаете, что два миллиона долларов в такой портфельчик поместиться не должны?
Мы обе аж подпрыгнули на месте. Сухоруков расхохотался. Лопоухий хмыкнул. «Значит, нас слушали», — поняла я.
— Где микрофон? — спросила я.
— Когда вы нас покинете, его не будет.
— На моей машине?
— Да, Юля. Скажу тебе, что ты ведешь очень активный образ жизни. И главное, разнообразный. Какие проблемы тебя волнуют! Все, кроме того, что должно волновать молодую женщину твоего возраста.
Я смолчала, не желая пускаться в дискуссии, не имеющие смысла. Сухоруков подленько ухмылялся, но вдруг… взвыл. Лопоухий заметался вокруг шефа, не понимая, что произошло.
Сухоруков же взвыл опять и стал тереть руку в одном месте, потом сквозь рукав, затем схватился за ногу.
Татьяна хихикнула. Лопоухий повернулся к ней с искаженной физиономией.
— Вы!.. — рявкнул он.
— Это муравьи кусаются, — вежливо пояснила я.
— Какие еще муравьи?! — взвыли Сухоруков и его подчиненный одновременно.
— Рыженькие, маленькие. Говорят, их укусы полезны. В любом случае, скоро пройдет.
У вас бородавок нет? Или папиллом? — поинтересовалась Таня.
— Чего-чего? — выдавили обалдевшие мужики.
А Татьяна выдала им совет, вычитанный в каком-то медицинском журнале, которые она собирает, — если в них говорится о свойствах змеиного яда. В одном, как выяснилось, говорилось и о муравьиной кислоте. Ею можно выжечь бородавку или папиллому, посадив на нее нескольких муравьев. Проще, конечно, прижечь кислотой, полученной у химиков, но в старые времена пользовались, услугами насекомых.
Потом мне пришлось пояснить, где мы обнаружили чемоданчик — ведь парни не слышали, что мы говорили во время поисков в лесу.
Они тогда даже забеспокоились нашим долгим отсутствием, несколько раз проезжали мимо моей машины, чтобы убедиться: мы не смотались.
— Могли бы помочь, — хмыкнула Татьяна. — Джентльмены называются. Только бы чужими руками жар загребать.
Сухоруков пропустил фразу мимо ушей. Он больше не выл, но иногда почесывался.
— Хватит тянуть резину, — взяла инициативу в свои руки Татьяна. — Нам тоже интересно.
Открывайте.
Сухоруков открыл. Потом развернул кейс к нам. В нем лежали ровненькие пачки стодолларовых купюр. Татьяна принялась считать.
— Мало! — воскликнула она. — Я была права.
Я же, испросив разрешения, взяла одну пачку в руки. Почему-то не исключала, что баксы могут быть фальшивыми.
— Сними бумажку. Юля, — проворковал Сухоруков. — Ты права. Надо проверить подлинность денег. Я-то давал настоящие. А вдруг кто-то ловкий сумел их подменить?
Я разорвала бумагу, опоясывающую пачку, и попыталась развернуть баксы веером. После чего у меня начался истерический смех. В пачке были только две подлинные купюры — сверху и снизу (и это еще вопрос спорный), а вообще она оказалась ловко сделанной «куклой».
Сухоруков на пару с подчиненным стали судорожно выхватывать пачки из кейса, с обезумевшими глазами срывать с них бумагу и разбрасывать по полу аккуратно нарезанные кем-то листочки…
Мы с Татьяной быстро переглянулись. Теперь я не смеялась, опасаясь, что Сухоруков направит своей гнев на меня. Татьяна тоже сдерживалась, хотя я видела, как у нее на губах то и дело мелькает ехидная улыбка. Но невольно вставал вопрос: кто постарался на этот раз? Сере га? Но когда он успел?..
Надо отдать должное Сухорукову, он быстро успокоился и взял себя в руки. С минуту он сидел, тупо глядя в пустой чемоданчик, потом буркнул Лопоухому, чтобы прислал кого-нибудь тут убрать. Лопоухий выскочил из комнаты и вскоре вернулся с женщиной лет тридцати семи — тридцати восьми, в фартучке. Она вежливо поздоровалась с нами и молча и быстро убрала комнату, настоящие доллары (или выглядевшие настоящими) аккуратно положила на край стола, бумагу забрала с собой и тихо закрыла дверь. Лопоухий остался с нами и встал недалеко от двери, сложив руки на груди.
— Так… — произнес Сизо, посмотрел на меня, потом на Татьяну. — Права была Юля: не надо делить шкуру неубитого медведя…
— И говорить «гоп», пока не прыгнешь, — добавила я.
Сухоруков медленно кивнул, и стал рассуждать вслух.
— Вы не могли сделать эти «куклы».
Нас обеих порадовало, что нас, по крайней мере, не подозревают.
— А Серега? — посмотрел на меня банкир. — Как считаешь. Юля?
Я думала, что он тоже не мог. Я вообще считала, что он этот кейс не раскрывал, ведь ключа-то у него, скорее всего, не было, а когда возиться с отмычками? Вон тут сколько возились…
И даже если и были, он же не проверял пачки.
Когда? Где? И не стал бы он прятать «куклы» с такой тщательностью в лесу. Да и когда Серега мог их нарезать?
Хотя… Он ведь по гостинице везде ходил со своим кейсом. Могли они лежать в нем? Если он их нарезал заранее, перед тем, как ехать в Финляндию? Но тогда где настоящие деньги?
Куда он их дел? Скорее всего, Сергей тоже оказался обманут…
Но он вручил мне десять тысяч долларов, которых в начале того злополучного вечера у него не было. Откуда они появились? О них я, правда, вслух сообщать не стала.
— Значит, в таком виде денежки покинули Питер, — заявил Сухоруков. Делаем вывод.
Мы с Татьяной вопросительно посмотрели на хозяина особняка.
— Я надеюсь, вы не думаете, что это я…
— Нет, Юля. Ты не могла знать про деньги заранее. Тебя использовали. Серега просчитался.
И его, скорее всего, тоже использовали. Причем очень хитро…
— Вы знаете, кто?
— На девяносто девять процентов. Больше просто некому…
Сухоруков задумался, потом повернулся к Лопоухому:
— Ты все понял?
Парень кивнул, только уточнил, куда везти товарища.
— Сюда, — сказал Сухоруков. — Девочки как раз с ним побеседуют. У Юленьки, наверное, вопросов масса накопилась. Да в этом деле еще и личный интерес имеется…
— Что будет с Сергеем? — резко спросила я.
— А ты что хочешь?
— Вы его не убьете?
— Зачем же мне его убивать? — удивился Сухоруков. — Для начала побеседовать надо.
Расспросить, как дело было… Да и потом, зачем человека убивать, если его использовать можно?
С выгодой? А от Сереги может быть много пользы — если держать его в узде. Причем он должен знать, что за каждый шаг в сторону хорошенько получит кнутом…
* * *
Но в тот вечер мы так ничего и не дождались. Без каких-либо объяснений нас с Татьяной доставили домой (на моей машине, за которой следовал джип сопровождения, в который потом пересел наш водитель, вежливо попрощавшись).
Ни до чего не додумавшись, мы легли спать. Но на следующее утро я решила, что мне следует сходить на набережную перед «Крестами», чтобы подать Сереге сигнал. Совесть мучила. Я считала себя в некотором роде виноватой перед ним.
Ольга Петровна заявила мне, что я — дура набитая.
— Лучше вечером иди, — сказала Татьяна. — Сейчас там народу полно. Сама подумай: следаки, адвокаты, «дачки» народ несет… А вечерком, наверное, поспокойнее. Кстати, у тебя куклы в квартире есть?
— Бумага, что ли? — не поняла я. — Бумаги навалом.
— Нет, настоящей куклы. С косами. Не Барби, конечно. Барби слишком маленькая. Не увидит еще. Куклы, как мы в детстве играли.
— Зачем?! Или… А ты думаешь, он поймет?
— Подумает. Сокамерники подскажут. Кому-то придет в голову. Ну что еще он может подумать?
— Что беременна.
Татьяну разобрал смех, потом она заметила, что это я буду говорить «маскам-шоу», если вдруг прибегут заламывать мне руки. Тогда я должна кричать: «Осторожно! Я беременна!» и пускать слезу. Должен же мужик знать, что скоро станет отцом? Пусть даже мужик сидит в тюрьме. Ему-то это вдвойне приятно.
Я также решила посоветоваться с Татьяной, какие слова мне лучше писать рукой в воздухе для Сереги. Слов должно быть немного, они должны быть короткими, но емкими — чтобы парень все понял, глядя на меня из зарешеченного окна. Можно, конечно, перекрикиваться, но все ли услышит любимый? По-моему, «рисовать» в воздухе сигнал надежнее.
— Так и покажешь ему: «В кейсе» плюс на стоящую куклу.
— И надо бы что-то про Сухорукова…
— Нет бы фамилия была покороче! — воскликнула Татьяна. — Слушай, а кличка у него есть? Ведь должна же быть. Ну может, он сейчас такой важный и банкирствующий, а раньше-то?
