С Мишей Шумильским рассталась без сожалений. Но зато со скандалом.
- То есть, как это, ты решила? - кричал Шумильский, одышливо вздымая грудь и буравя её разъяренными глазками. - То есть, значит, все время, что мы были вместе - псу под хвост? Значит, тебе вот что-то, не будем уточнять что, в голову ударило, шлея под хвост попала, и все, до свидания?
- Все. До свидания, - говорила она. - Я оскорбила тебя, обидела, поступила подло и мерзко. Ты уже полчаса кричишь, что ненавидишь меня и не вернешься, как бы я не просила. Так уходи же, будь, в конце концов, мужиком!
Белые кудряшки на его голове прыгали, как у куклы, которую трясут за ноги:
- Этот мужик тебя бросит, и будет тысячу раз прав! Ты что думаешь, ты - красавица? Молоденькая сексуальная девочка? Дорогая моя, ты уже старая, выходящая в тираж баба! Еще полгодика, и на тебя уже никто не посмотрит.
В общем, он просидел ещё минут сорок, а потом все-таки удалился, оставив после себя продавленный диван и запах пота. А она открыла форточку и, подставив лицо мелкому, колкому снегу, прошептала: "Вадим!"
Дальше все должно было быть очень просто. Девочка ещё не родилась, её появление на свет запланировали на пятницу. Вадим тогда пришел в клинику для серьезного разговора.
- Ты должен будешь оборвать все старые связи, - объяснила ему Алла. Ты будешь должен начать все сначала.. Никто не должен удивиться тому, что у тебя вдруг откуда-то взялся ребенок. Новая жизнь. Только новая жизнь... И ещё ты должен жениться...
Он торопливо замотал головой, она остановила его жестом:
- Это обязательно. Во-первых, на кого-то должны оформиться документы, во-вторых, за недоношенным ребенком нужен тщательный уход. Няней тут не обойдешься. Ребенку нужна мать, которая вставала бы к нему ночами... Да, в конце концов, ты - красивый, умный мужик, и просто не может не быть женщины, которая бы тебя любила и была бы готова для тебя на все. Тебя ведь никто не обязывает пылать к ней страстью. Объясни все честно, а потом - как жизнь сложится... Развестись ведь совсем не трудно!
Во время этой тщательно подготовленной и даже отрепетированной дома речи, она чувствовала себя канатоходцем, выполняющим головокружительный трюк. А когда закончила - поняла, что канат провис, и что сорваться с него теперь гораздо легче, чем минуту назад.
Маленькая девочка, которую она, сделав решающий ход, "передвинула" с клетки Е2 на Е4, ещё даже не родилась. Вадим молчал. А Алле хотелось убежать, закрыв лицо руками, чтобы только не слышать этого его ужасного молчания, похожего на молчание председателя экзаменационной комиссии на ГОСах.
Ей хотелось отмотать минуты назад, чтобы не было никогда этого её дурацкого, шитого белыми нитками предложения. Ей хотелось вцепиться в плечи Вадима так, чтобы он почувствовал боль, встряхнуть его как следует, и завопить, закричать, завизжать: "Скажи хоть что-нибудь, но только не молчи!"
И он, действительно, поднял на неё глаза, едва заметно повел бровью и проговорил, обхватив рукою подбородок:
- А знаешь, может быть, ты и права, Алла...
И важными остались только две вещи в мире: его взгляд, пронзительный, долгий и какой-то ищущий, и её собственное имя "Алла", которым он закончил фразу. Именно "Алла", а не "Алка"! Не "подружка моя", и не "доктор Денисова"! Алла! Алла! Алла... Это значило, что он почти принял единственно верное решение, к которому она его нахально подвела, как ослика на веревочке. Это значило, что он не против того, что она так бесцеремонно предложила себя в жены. Это могло значить только то, что он думает о том же и, может быть, даже хочет того же. Хотя и боится пока себе в этом признаться... Он сказал: "Может быть, ты и права, Алла", а она явственно услышала: "Я буду с тобой, Алла. Мне просто нужно время". Это было первым шагом. Всего лишь первым...
Дальше карусель стремительно завертелась. Синеглазая Олеся благополучно разрешилась полуторакилограммовой девочкой, подтвердила свое нежелание сохранять жизнь "плоду", и новорожденную немедленно подключили к системе жизнеобеспечения. Первые результаты оказались обнадеживающими: малышка вполне могла выжить. Вадим казался совершенно счастливым, а Алла потихоньку обновляла свой гардероб.
В тот день, когда он пригласил её ресторан, он надела шикарный брючный костюм песочного цвета, очень идущий к её глазам и босоножки с расширенными книзу каблуками. Заказали мясо с черносливом, салат, какое-то вино.
- О чем ты хотел со мной поговорить? - спросила она с неуверенной нежностью, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.
- О чем? - Вадим улыбнулся. - Да обо всем сразу: о моей девочке, о всяких формальностях, но главное, о тебе... Ты знаешь, Алка, я никогда не думал, что у меня есть такой друг. Спасибо тебе огромное. Я понимаю, что "спасибом" тут не отделаешься, но поверь, я сделаю для тебя все, что захочешь!
"Не о том говоришь, красивый мой, чудесный мой!" - подумала Алла, представляя, какие теплые у него сейчас губы. - "Не с того начинаешь. Да и кто знает, с чего нужно начинать в таких разговорах? Но, главное, ты здесь, и я - здесь. И, может быть, даже не зря были все эти годы? Только говори! Какая разница, что? Главное, говори!"
Вино, разлитое по бокалам, отливало перламутром. Вадим задумчиво крутил в пальцах вилку.
- И знаешь, Ал, ещё спасибо тебе за идею с женитьбой. Действительно, и с документами все утрясется, и в бытовом плане будет много легче...
- Ты, кстати, с этим не затягивай, - как можно более спокойно проговорила она и замерла: вот сейчас! Сейчас!
Ее даже затошнило, голова закружилась. "Господи, опять я его гоню, опять тяну куда-то на веревочке! Дура несчастная! Надо ждать, просто ждать, и он скажет все сам, не зря же он пригласил меня сюда!"
А он широко улыбнулся, и накрыл своей рукой её холодную кисть, и сказал:
- Так я уже! Женат я со вчерашнего дня, Аллочка! На одной симпатичной девушке с моей работы. Приличная, воспитанная и, кажется, меня любит. В общем, я подумал, что лучшей кандидатуры не найти.
- Как? - растерянно переспросила Алла, разжимая пальцы правой руки и выпуская ножку бокала. - Ка-ак?!
Ей показалось, что время перестало существовать, потому что бокал с выплескивающимся вином падал очень медленно, нарушая все законы физики. К моменту когда он, наконец, приземлился на её колени, на новые, ненужные теперь песочные брюки, прошла, наверное, целая вечность.
- Как женат? - повторила она тяжело и хрипло. А он развел руками и улыбнулся:
- Быстро я? Не ожидала? Вот так!
В тот вечер она надралась, как свинья. Дома, одна, в обнимку с коньячной бутылкой. И все пыталась представить себе лицо этой приличной, воспитанной девушки, на которой женился её Вадим. Дикая ненависть мешала ей дышать, заставляла в бессилии лупить сбитыми, окровавленными кулаками по побеленной стене и выть, закусывая костяшки пальцев. Вадима отняли у неё во второй раз. Отняли, хотя однажды она уже пережила потерю. Уже выжила, выкарабкалась, а её ударили опять.
Утром она даже смогла усмехнуться, глядя на отекшую, страшную бабу в зеркале. Усмехнуться и сказать себе: "Приплыли!" Действительно, "приплыли". Потому что на месте сознательно разрушенной семейной сказочки, продуманной тщательно, вплоть до розового кафеля в туалете и утренних завтраков из йогуртов и мюслей, ничего нового построить уже нельзя.
Нет, можно, конечно, по осколочкам собрать старую. Позвать Мишу. Он придет. Пообижается непременно, заставит рухнуть на колени и покаяться, но придет. Только вот зачем? Пусть лучше останутся три счастливые пары: Вадим со своей "воспитанной девушкой", Шумильский, не виноватый в своих ангельских кудрях, толстой заднице и в том, что его приучили бережно относиться к бензину, - со своей обидой, и она - со своей пустой коньячной бутылкой. Которую потом можно будет заменить на полную. Или на кактусовую оранжерею на окне, или на котенка в прихожей, или на комплект спиц для вязания. А ещё можно собирать марки и разводить волнистых попугайчиков...
В общем, Алла кое-как оделась и поехала в клинику. Толкнула стеклянные двери, прошла мимо приемного покоя и поднялась на второй этаж только за тем, чтобы понять, что карусель больше не крутится. Она никому на этом свете не нужна, уже вторая мерзкая стерва отняла у неё Вадима, а девочка, рожденная семьдесят два часа назад Олесей Кузнецовой умерла...
...В дверь позвонили. Она с трудом поднялась с дивана, бросила быстрый взгляд на мертвый телефон, взяла со стола стакан и направилась на кухню. Там поставила стакан в раковину и только потом поплелась открывать.
За дверью стоял незнакомый темноволосый мужчина в зеленой футболке и черных джинсах.
Алла почему-то не удивилась. Просто спросила:
- Вы кто?
Он так же просто ответил:
- Следователь областной прокуратуры Щурок Андрей Михайлович. А вы Алла Леонидовна Денисова?
Она кивнула. Он вежливо поинтересовался:
