Как-то раз мой приятель, адвокат Лажечников, решил пробежать городской квест[4]со своей тогдашней девушкой. Попросил у меня наручники со словами: «Александр, твоя дурная слава бежит впереди тебя. Наверняка — у тебя есть». «Конечно», — ответил я. Часа через четыре мне позвонила консьержка и, давясь от хохота, сообщила, что в подъезде сидит странная парочка в розовых наручниках. Ребята ухитрились одновременно потерять и ключ, и мобильник. Чтобы освободиться, им пришлось пройти едва ли не половину Москвы — разумеется, в наручниках. А второго ключа, кстати, у меня не было…
Воспоминание оказалось не лишним, надо позвонить Лажечникову. Пускаться в такое плавание без адвоката не стоит.
Мысли смешивались. Я стал напевать разные песенки из моей юности, чтобы успокоиться. Получалось еще фальшивее, чем обычно.
Спустя полчаса я бодрой трусцой добрался до своего офиса. Звонок — и спустя пять минут заспанный охранник с книжкой Донцовой в руке открыл мне дверь. Этого я знал хуже.
— Что вы трезвоните, Александр Михайлович? Что вам ночью не спится?
— Забрать надо кое-что, документы у меня в кабинете.
— Да, коне…
Охранник осекся.
— Александр Михайлович, не велено вас пускать. Ни под каким видом.
— Что значит «не велено ни под каким видом»? Я руководитель первого уровня в этой… — тут я заставил себя подавиться эпитетом, — …компании.
Не люблю излишне пафосные выражения, но иногда использую. Я достал пропуск-вездеход.
— Вот. Видите? Меня положено пускать. В любое время.
— Александр Михайлович, вчера вечером сообщили, что вы в компании больше не работаете. Ваш пропуск аннулирован. Вы хотите, чтобы меня тоже уволили? Простите, никак не могу вас пустить. Приходите завтра, вызывайте Владимира Николаевича, поговорите.
Я остался на ступенях теперь своего уже бывшего офиса. Без денег, без документов, хорошо хоть с ключами от квартиры. Хотя нет, почему это без денег? Пошарил по карманам, обнаружил в пиджаке платиновую кредитку, недавно ее мне всучили на фоне долгих отношений с Альфа-банком, но лимит всего сто пятьдесят тысяч. «Все будут показывать обычную, а вы — платиновую. Сразу ясно: серьезный человек» — примерно так говорили сотрудники банка всем клиентам. Эта карточка давала приличные бонусы «Аэрофлота». Сам не заметил, как стал выбирать из четырех компаний, которыми можно полететь куда-либо из России, одну — аэрофлотовскую. Кстати, количество миль на счету уже позволяло мне пару раз слетать в Париж и обратно или один раз на Кубу.
Хорошо, что сегодня за завтраком в аэропорту я сунул кредитку в пиджак. То есть деньги у меня все-таки есть. И на зарплатном счете лежит приличная сумма. Правда, доступ к нему — в бумажнике, а бумажник в куртке, а куртка в кабинете, а кабинет охраняет цербер. Ладно, завтра выручу.
Идти домой не хотелось. После милиции, охраны и пешей прогулки необходимо было встряхнуться. Я отправился в стрип-клуб «Распутье», жемчужину столичного стриптиза. Он — главная причина того, что у меня нет дорогой машины, в моем загородном доме всего пять комнат, а живу я в двушке, которую купил еще в период кризиса, когда был простым маркетологом в американской компании.
В столице сейчас много стрип-клубов. Замечательная и знаменитейшая сеть «112», «Эгоист», франшиза американского «Носорога», «Дежавю». Их число увеличивается год от года. Нефтяные деньги привлекают в Москву много разношерстного народа, в том числе и милых девушек, которые быстро понимают, что гораздо лучше зарабатывать пять тысяч долларов в месяц танцовщицей в стрип-клубе, чем восемьсот долларов — на начальной позиции в офисе.
В «Распутье» — в заведении, за дверью которого, по мнению французского поэта, стыдливо остается ангел, сотрудницы оставались с гостями один на один. Золотоволосая официантка Юля принесла мне коньяк. Она не из тех, кого публика называет Барби, — у нее чересчур осмысленный взгляд. Я заметил это еще три месяца назад, когда за моим предложением уединиться последовал вежливый отказ, который не был кокетством или игрой на повышение. С тех пор я иногда заходил в клуб, заказывал гранатовый сок, предлагая ей станцевать, получал улыбку, пожелания хорошего настроения и «спасибо, но нет». Чаевые превышали стоимость сока, но оно того стоило.
Приват-танцем в стрип-клубах называют личный танец девушки в особом закрытом помещении, где можно увидеть ее полностью раздетой. Потрогать вам не предложат, хотя, конечно, многие из постояльцев подобные желания высказывают, и часто небезуспешно. Цена за их осуществление — от пятидесяти долларов. Стрип-клуб — не бордель, по крайней мере, в рамках самого помещения. Если вам удается уговорить сотрудницу клуба заняться чем-то большим, то спустя какое-то время менеджер зала принесет вам счет, где окажется коктейль стоимостью долларов двести или триста. Плата за то, что девушка проведет вечер вне клуба. Она пишет заявление об увольнении по собственному желанию. Никаких претензий к клубу быть не может. На следующий день трудовой договор возобновляется. Закон есть закон.
Но с первой же секунды Юля дала понять, что она не такая, приват-танцы ее не интересуют. Собственно, даже те официантки, которые не делают ничего эротического, после смены в крупном стрип-клубе уносят домой тысяч по десять-пятнадцать. В хорошие дни, если повезет.
«Распутье» — крупнейший клуб города — построен с размахом. При первом, втором, третьем и четвертом взгляде кажется, что клиентом здесь может быть только олигарх. На самом деле траты не так велики. Владельцы заведения сильны в бизнесе. Даже в кризис запустили сеть стрип-клубов по спальным районам города. Цены там были ниже, а девушки симпатичнее. Туда поступали на обучение те юные леди, которые считали, что танец в «Распутье» — вершина карьеры. Сеть функционировала лет пять, а затем была продана одному из поклонников — нефтяному олигарху. После чего сильно поскучнела. Зато нравы там стали свободнее.
Я консультировал эти клубы по бизнес-процессам. Как ни смешно — они там такие же, «как у больших». С тех пор получил золотую карту в «Распутье» — и меня заносило туда много чаще, чем я мог себе позволить. Клиентский сервис — штука обоюдоострая. Сам заведуя клиентским сервисом, я знал: люди покупаются на преувеличенно хорошее отношение. Так и здесь. Стоило мне получить ВИП-карту, как я начал ставить себя на одну доску с сильными мира сего. Мне приходилось встречаться с ними на переговорах и конференциях — разницу в наших костюмах можно было заметить только сантиметров с двадцати: несколько иная фактура пуговиц, более крепкие нитки, лучше отстроченный шов. Знающий человек, конечно, заметил бы. Кстати, в среде стриптизерш существует выражение — по-моему, лучшая иллюстрация к существующей системе отношений с клиентурой: «Лучше получить двести долларов из рук олигарха, чем триста — из рук менеджера».
Сегодня я мрачно сидел над бокалом «Наири» и, вместо того чтобы пить, вдыхал запах — компульсивно, раз пятьдесят за последние десять минут, что говорило о помутнении сознания. Если бы я не написал ту служебку, если бы дал себе труд внимательно прочитать документы, если бы не уехал в этот чертов Копенгаген…
Юля принесла немного сырной нарезки и оливок на закуску.
— Это еще что? — спросила она и посмотрела куда-то ниже моего подбородка.
— Золотые олени Баратеонов, — ответил я с некоторым раздражением. Пусть я безработный жулик, но галстук по-прежнему Holland & Holland, и шутить по поводу Джорджа Мартина[5]еще в состоянии.
— А между ними?
Я наклонил голову.
— Паста. Кажется, карбонара. Судя по ингредиентам на галстуке, из «Патио Пицца».
Я сунул руку в карман пиджака: точно, карта «Малина». Странный я маркетолог — знаю все ловушки и все равно в них попадаю.
Осталось вздохнуть:
— Прости, день сегодня не очень удачный. И вообще я понял: к тебе надо приходить в смокинге. Может быть, тогда ты мне станцуешь.
«Акробатическо-психологический этюд «Наступи сам себе на больную мозоль» удался», — подумал я и продолжил:
— Когда-то меня в смокинге знала вся страна. Ну, не вся, а зрители одного федерального канала, да и то лишь те, кто смотрел интеллектуальное шоу. Но, увы, это в прошлом, как и мое топ-менеджерство, кажется. «Топ-топ, менеджер, топай отсюда». Жизненный получился анекдот.
— Давай я тебе станцую так. Не нужно смокинга, — улыбнулась Юля. — Об этом ты думал предыдущие три месяца? Хотел — получи и распишись, твое желание исполнилось.
Мы прошли в приватную комнату. Пять квадратных метров полумрака, диванчик, стол с мраморной столешницей, на ней — лампа со стержнем в виде голой девушки и красным матерчатым абажуром. Тканевые обои под девятнадцатый век — рубиновые с золотым — смотрелись по-мопассановски. Две картины из жизни веселых парижских заведений тоже соответствовали общему духу. Только изображение былинного героя, витязя на распутье, в честь которого и был назван клуб, резко выбивалось из общей обстановки. Суровые глаза и густая черная борода мрачного домостроевского патриархата. Впрочем, каждая из трех дорог, нарисованных перед рыцарем, приводила к девушке: блондинке, брюнетке или рыжеволосой, — и на девушках не было ничего, кроме туфель. Воистину распутье.
