– Понял, я пошел.
Валера ушел. Харламов со стуком уронил голову на стол и застонал.
Они попались с Ларисой! Просто бездарно попались в ловко расставленные сети. Вопрос – кем? Кем являлся этот Устинов? Человеком Гаврилова? Скорее всего, это так. Бандиты забросили наживку, заранее зная, что они клюнут. Не могли не клюнуть. Выманили ее и…
Но почему так накрутили? Зачем? Куда проще было подстеречь ее у подъезда. Она часто задерживалась после работы и возвращалась одна на своей машине. У них двор плохо освещен. Работай – не хочу! Так нет же, подослали Устинова, а он нарисовался, не стереть. Он же не был с накладными усами и бакенбардами. Не надевал парика. И документы его проверяли внизу на охране.
– Чушь какая-то! – фыркнул Харламов.
Может, ее убили грабители? Просто Лариса оказалась не в том месте, не в то время и ее убили, ограбив? Телефон пропал, его местонахождение сейчас пробивают, пока тишина. Документы пропали. Деньги. Карточки банковские. Что еще? Группа, выехавшая на происшествие, утверждает, что не было ни украшений, ни часов, ни колец, ни браслетов. А Лариса часы даже на ночь не снимала. Они у нее были дорогими, Усов ей привез из Швейцарии. Она хвасталась. Серьги носила. Выглядели скромно, но стоили немало. Цепочка с крестиком всегда на ней была.
Может, и правда, грабители? Ничего же на ней не оказалось!
Он позвонил Ивану Усову. Тот ответил лишь через полчаса. Глухим, чужим голосом признался, что только что побывал в морге на опознании. И надолго замолчал. Вадику пришлось просить его посмотреть дома, что пропало из украшений. В том смысле, что могла она на себя надеть, когда выходила из дома. Пообещал посмотреть дома в Ларисиной шкатулке, чего там нет.
– Но она всегда носила часы, цепочку с крестиком и какие-нибудь серьги, – сказал Усов.
– Я помню. Ничего этого при ней не обнаружено. Пропали телефон, кошелек, документы.
– Считаете… Считаете, что Ларису убил какой-то гопник?! – вдруг заорал не своим голосом Устинов. – Что она стала жертвой грабителя?! Случайного грабителя, бьющего наповал профессиональным ударом в сердце?! Не смешите меня, Харламов! Не смешите! И не спешите списать это дело на банальный грабеж…
Он отключился.
Вадим с раздражением крутанул мобильник на столе. Он и не пытался никого рассмешить. И спешить не собирался. Он просто пока отрабатывает версии. А сейчас поедет на адрес, где ее нашли. Хотя представить себе не мог, как взглянет на то место, где нашли сегодня утром Ларису. Кто, сказал дежурный сержант, звонил? Предположительно, подросток? Вот и подростков всех осмотрит в округе. И если понадобится, сядет в засаду утром и станет наблюдать за каждым, чей маршрут пролегал мимо страшного места…
– Тебе что было велено сделать, Коленька?
Тихий голос Рогова Стаса – невысокого крепыша с бритым черепом, маленькими глазками, тонкогубым ртом и такими крутыми мышцами, что казалось, они мешают ему двигаться – никого не смог бы обмануть. Колю Хилого тем более. Он видел Рогова в деле. Он знал его жестокий беспощадный норов. И знал также, что тот редко повышал голос до крика. Почти никогда. Разве что когда девок имел. Тогда он орал не переставая. Но то от удовольствия. В бешенстве же Рогов был тихим и казался совершенно спокойным. Но это не значило, что подобная тишина и спокойствие не могли закончиться выстрелом в лоб.
Вот и сейчас, лениво поигрывая пистолетом, Рогов задавал ему вопросы тихим, ровным голосом. Пару раз он шутливо прицеливался Хилому в коленку, потом дуло отводил в сторону и говорил:
– Ба-бах!
Коле Хилому не страшно было умирать. Ему было почти шестьдесят. Тридцать пять из которых он отсидел. Он был весь насквозь больной. Ему тяжело было спать, тяжело было вставать по утрам. Да и жить уже становилось тяжеловато. Болело все, все, все! И поэтому, когда он задавал себе вопрос, а боится ли он смерти, то честно всегда отвечал самому себе – нет, не боится.
Но он боялся Стаса Рогова. Боялся, что это чудище с раздутыми мышцами, не дающими ему нормально ходить и держать руки вдоль туловища, устроит ему такое ожидание смерти, что он пожалеет, что вообще на свет родился.
– Так чего молчишь, Хилый? – Снова черное дуло нацелилось ему в колено. – Что я велел тебе сделать?
– Наблюдать за свидетелем. При необходимости убрать, Стас.
– Так, правильно. Ответ зачтен. – Дуло ушло в сторону широкого окна, выходившего на загаженный пустырь. – Убрать при необходимости свидетеля, который вдруг взялся непонятно откуда. Который вдруг заявил, что у него имеется сраная запись, где наши пацаны пакуют одного урода… Как там его, этого свидетеля?
– Устинов, – подсказал Коля, трясясь всем телом.
– Правильно, Хилый! Можешь, когда захочешь! – неожиданно похвалил Рогов, но с таким мрачным видом, что похвала прозвучала приговором. – Устинов Сергей Ильич. Чмо полное. Ничего из себя не представляющее. Заснявшее моих пацанов чисто по случайке. И теперь это чмо смеет нам угрожать! И оно – это чмо – вдруг все еще живо! Как такое возможно, Коля? Как, Хилый?! Или ты мне объясняешь, или сдохнешь вместо него. Устраивает такой вариант, Коленька? Только хочу предупредить – издыхать будешь долго…
Этого Хилый боялся больше всего. Поэтому пустил слезу. Не скупую, мужскую, одиноко скатывающуюся по щеке. А настоящее море слез пустил. И начал жалобно скулить и размазывать слезы по морщинистому лицу.
– И скажи мне еще, Коленька, с чего это вместо Устинова подохла следачка? На адресе вдруг издохла она вместо упыря позорного. Разве я давал тебе такие указания, Хилый?! – Голос Рогова сделался жестким, дуло, направленное в колено Коле, больше не дергалось, не шевелилось. Выстрел должен был вот-вот прогреметь. – Ты хоть понимаешь мерзкой своей башкой, что теперь будет?! Теперь мусора станут все валить на нас! Скажут, что это мы ее заказали! Ты – урод, Коля! Мерзкий урод! Согласен?
Хилый промолчал. И не потому, что был не согласен. Просто ему было так худо, что говорить сил не осталось. А надо было еще отвечать. Вопросы не так просто задавались. Ответы требовались.
– Ну! Говори, падла! – чуть повысил голос Рогов, не убирая дула пистолета в сторону. – И от твоих ответов зависит твоя жизнь и смерть твоя зависит. Ну!
– Стас… – просипел Хилый, прокашлялся, сгибаясь почти пополам, легкие он почти потерял уже в третью ходку. – Стас, следачку я не трогал. А Устинова просрал, честно признаюсь.
– Как это? Что значит, просрал?! – вытаращил свои мелкие глазенки Рогов.
– В прямом смысле. – Хилый положил сухую, как засохшая ветка, руку себе на живот. – Прихватило. Сел за гаражами. Не заметил, как бумажник выронил. Там адрес. И номер счета… Пятьсот евро. Все там! Я пока до аптеки метнулся, какая-то тварь бумажник подобрала. Хорошо, мелочь в кармане была, я таблеток купил.
– Лучше бы ты яду себе купил, урод, – проворчал Рогов и неожиданно пистолет убрал в стол, за которым сидел, вальяжно развалившись. – И что дальше?
– А дальше… Я же не помню адрес-то, Стас. Голова уже не та… Дом знаю, а подъезд, квартиру – как отрезало. А бабу эту я не трогал, мамой клянусь! – Хилый обмахнулся крестным знамением. – Видел, как телка какая-то на такси подъехала часам к трем ближе. Чего-то по двору тоже металась. Потом у подъезда торчала, затем в подъезд зашла и как пропала. И все.
– Что все? – Рогов смотрел в стол, нервно кусая губы.
– Больше я ее не видел. В гаражи вернулся, – нагло соврал Коля.
– На хрена?!
– Так надо вычислять воришку-то, Стас.
– Зачем? Пятьсот евро покоя не дают? Счет теперь тебе хрен понадобится. Аванс даже не отработал, урод.
– Я его вычислю, когда кишки на руку намотаю, – пообещал Хилый, осклабив беззубый рот в подобии улыбки. – Мало того что без денег меня оставил, так…
– Так и без жизни мог бы тебя оставить, – закончил за него Рогов. – И что теперь?
– Что?
Хилый выпрямился. В широких джинсах и ветровке на три размера больше он напоминал огородное пугало. Худой, старый, беззубый, с запавшими, казавшимися безжизненными, глазами.
– Как станешь искать свидетеля, Коленька? Заказ-то не выполнен. Стало быть, не снят.
– Найду, – пообещал Хилый не очень уверенно. – Стас, жив не буду, найду.
– Конечно, не будешь, если не найдешь, – кивнул Рогов еле-еле, потому что перекачанная шея не ворочалась.
– Найду, Стас. Точно найду. У него сестра есть. У сестры дети. Так что ходы-дорожки найдем.
– Лады… Слышь, Хилый, а кто же все-таки следачку грохнул?
– Не знаю! – приложил обе руки к впалой груди Коля. – Даже не видал ничего.
– Как же ты увидишь, если в гаражах шмонался?
– Так я вернулся потом. Рожу Устинова срисовал еще неделю назад. Чего мне его хата? Я бы увидал его на улице и…
– Ой, что-то темнишь ты, Хилый.
Рогов встал с места и тяжело шагнул вперед, из-за постоянных тренировок и стероидов он плохо двигался. Стремительно лишь соображал и стрелял, причем без промаха.
