Белобрысый Степка Казаков замотал взъерошенной головой.
— Ишь, хитрый! — плаксиво ответил он. — Так я тебя и послушал!
— Я сбегаю, Гришуха! — бодро вскочил младший из ребят — Ванюшка Ракитин, коренастый, широкоплечий мальчуган с круглым лицом и румяными щеками.
— Ты уж! — покровительственно молвил Гришуха. — Ладно, сиди, сам схожу.
Он заткнул топор за опояску и скрылся в темноте. Оставшиеся плотнее прижались друг к другу. Степка от усердия бросил в костер охапку сучьев и приглушил пламя.
— Эй вы там! — послышался зычный голос Гришухи. — Чего балуетесь?
— Дуй! Дуй! Дуй! — зашептали ребята.
Костер снова запылал, и ребята откинулись от огня.
Подогнав лошадей поближе, Гришуха вернулся. Егорка Марков тронул его за плечо.
— Слышь, Гришуха, дай-ка топор — я ветрячок вытесывать буду.
— Не сидится тебе без дела! — Гришуха подал топор.
Сухощавый, высокий Егорка ловко заработал топором, раскалывая на планки привезенный с собой чурбак.
Егорка Марков славился среди соседских ребят изобретательностью. У него немало было игрушек своей работы: птиц, хлопающих крыльями, дергунчиков, разноголосых свиристелок. Летом Егорка устанавливал на огороде необычайные чучела, которые вертели головой, махали руками и отгоняли воробьев от грядок с огурцами и горохом.
Егорка кончил ветрячок, повертел в руках, отложил в сторону. Ребят одолела дремота. Они поплотнее натянули армячишки, привалились друг к другу…
Вдруг из оврага донесся пронзительный разбойный свист.
Робкий Степка вскочил и рванулся прочь.
— Стой, дурашка! Куда бежишь? В темноте как раз и схватят! А сюда небось не сунутся… Видал, каков у меня топор?
Прошло минут пять — никто не появлялся. Ребята начали успокаиваться.
— Он пугал, — догадался Гришка. — Только с нас взять нечего.
— А лошади! — вскрикнул Ванюшка.
Гришка вскочил и бросился к коням. Скоро он вернулся, тяжело дыша.
— Все тут… Ух, напугался!
Он подбросил дров в костер. Ребята боялись уснуть, завязался разговор.
— Слышь, ребята! — шептал Степка, делая страшные глаза и прикрывая рот рукой. — Намедни воры забрались к купцу Федосейкину, что на Варварке торг ведет. Спит, значит, Федосейкин в горнице и слышит — стукнуло. Ему и помстилось[35] — кошка. Он: «Брысь, проклятая!» — а в темноте кто-то как закричит: «Мя-а-а-у-у!» — да таким, братцы, голосом, что у него аж волосы дыбом встали.
— Да ну тебя, Степка! — перебил Егорка Марков. — И без того тошно…
— Не хошь, не надо, — равнодушно согласился Степка, но не утерпел и завел другой страшный рассказ.
Гришуха нечаянно взглянул в темноту и оледенел от ужаса: из-за ближнего пригорка тянулось что-то черное, косматое…
— У-у-у!! - взвыл парень не своим голосом.
Ребята прижались к нему, бледные, неподвижные.
— Смотрите, смотрите!..
Черное, страшное придвигалось ближе, подвывая по-щенячьи.
— А где Ванюшка? — вспомнил Егорка.
Ванюшки в самом деле не было. Он незаметно отполз от костра, вывернул полушубок и напугал товарищей.
Гришуха больно оттаскал озорника за волосы:
— Вот тебе! Вот тебе! Не пугай вдругорядь![36]
— Ребятки, я какое дело слыхал, — снова зашептал болтливый Степка. — Сухареву башню знаете?
— Как не знать!
— Там ребят собрали со всей Москвы и обучают грамоте… Порют, говорят!
— Эка невидаль! — откликнулся Ванюшка. — Когда грамоте учат, завсегда порют.
— Самый главный у них заправила — прозванье ему Брюс… Колдун и чернокнижник. Он черту душу продал… Моя тетка сама видела — лопни глаза! — как он летал ночью на дальнозоркой трубе…
— На чем? — переспросил Гришуха.
— На дальнозоркой трубе… Такая труба: через нее всё-превсё по самый край света видно.
— Брешешь, Степка! — возмутился Гришуха.
Но Ванюшка возразил:
— Мой батька сам такую у немца[37] видел.
— Коли так, ври дальше!
— Вылетел это он, братцы, на дальнозоркой трубе — и прямо на месяц…
— Это зачем же? — удивились слушатели.
— Пес его знает! Может, с покойниками разговаривать.
— Ох, ни в жизнь я в школу не пойду! — решил Степка, бледнея от страха. — Там всякому чернокнижью обучат и душу сгубят.
— Нет, я бы пошел! — мечтательно сказал Егорка. — Ей-бо, пошел бы. Насчет чернокнижья ты зря говоришь. Чернокнижному волшебству колдуны по тайности обучают. А в школе Псалтырь да Евангелие велят читать, цифирь показывают!
— Вона! Зачем тебе цифирь? Больно учен станешь!
— Вот и хорошо, что учен! С цифирью я всякому хитрому мастерству обучусь.
— Цифирь купеческому делу пригодна, — неожиданно вступился Ванюшка Ракитин.
Гришуха рассмеялся:
— Ты нешто в купцы метишь? Чем торговать будешь? Битыми горшками?
— Повремени насмешки строить, — серьезно, как большой, ответил десятилетний Ванюшка и добавил то, что не раз слышал от взрослых: — Москва тоже не одним часом обстроилась.
— Ох-хо-хо! — Гришка, схватившись руками за живот, захохотал, но вдруг остановился, лицо его стало серьезным. — Нам ли, бесштанным, в грамотеи лезть? Отцов наших задушили поборами, замучили. — Парень начал считать по пальцам, распялив ладонь: — Хомутовый сбор — раз! Подужный — два! Без хомута да без дуги лошадь разве запряжешь, ребята? А водопойное? Прорубное? С покосов? — Гришка сердито сжал кулаки.
— Что ты жалишься, Гришуха! — перебил Степка Казаков. — Не одним вам, ямщикам, тяжело. У тятьки намедни все дубовые гробы в казну отобрали.
— Гробы боярам да дворянам, верно, надобно стали! — хихикнул веселый Ванюшка Ракитин и смолк.
Гришуха сердито дернул его за вихор:
— Молчи, неугомон! В гробы те бояре наперед нашего брата заколотят!..
Разговор оборвался.
Ребята сидели, клевали носом. Очнувшись, подкидывали дров в костер.
Вдруг послышался шум, зашуршала осыпающаяся земля. Ребята вздрогнули, мигом слетел сон. Из оврага выкарабкался мужик в меховой шапке, в опрятном поношенном армяке и кожаных постолах. За спиной его была торба с чем-то мягким. Поглаживая черную курчавую бороду, нежданный гость остановился в нескольких шагах от костра и, улыбаясь, глядел на ребят. Те оторопели, а Гришуха ощупал топор — ловко ли лежит под рукой.
— Это он нас давеча напугать хотел? — прошептал Степка.
Гришуха утвердительно кивнул головой.
— Лошадок караулите? — хриплым, но приятным баском спросил мужик.
— А ты нешто не видишь? Давно приглядываешься!
Мужик посмотрел с недоумением.
— Нельзя ли у вашего костра посидеть?
— Садись, коли не шутишь, — неохотно пригласил пришельца Гришуха, а сам поплотнее обхватил топорище.
— Да вы меня, ребята, не бойтесь, — усмехнулся мужик, — я вам зла не сделаю.
— А свистел зачем? Лошадей отогнать хотел?
Мужик искренне удивился.
— Я свистел? Лошадей отгонял? Да что вы, братцы! По мне, конокрадство — самый тяжкий грех! И подошел-то я сюда только-только, ваш костер меня приманил.
Ребята начали успокаиваться.
— Чего же ты бродишь по ночам, как супостат? — недовольно спросил Гришуха.
— Вишь, как ты круто поворачиваешь, милок! Слова твои верные, да ведь не сам себе человек судьбу выбирает.
Егорка, смущаясь, достал из сумки краюху хлеба и кусок сала.
— Ты, может, дядя, голодный? На, возьми.
Мужик принял из рук мальчика еду. Через несколько минут он блаженно откинулся на спину, положив под голову торбу.
— Спаси тебя Христос, — ласково обратился он к Егорке. — Уважил дядю Акинфия, а то, признаться, с утра крохи во рту не было. А как звать тебя, паренек?
— Егоркой кличут.
— Егоркой… — многозначительно протянул Акинфий. — А ты, случаем, не стрелецкий ли будешь сын? Есть у меня друг закадычный, сильно ты на него обличьем смахиваешь!
У Егорки захолонуло сердце. Еще когда их семья быстро и без лишнего шуму перебралась из Стрелецкой слободы к Спасу на Глинищах, бабка Ульяна строго-настрого наказывала мальчику: «Ежели будут тебя пытать, какого ты роду, не говори, что из стрельцов. Не дай бог, прознают злые люди, что мы царский указ нарушили, из городу выгнать могут…»
Кто этот человек? По обличью — крестьянин, а на деле, может, боярский шпиг?[38] И Егорка, отвернувшись от костра, чтобы скрыть краску смущения, пробормотал:
— Из посадских мы…
— Жалко, — сказал Акинфий, — не придется Илью порадовать.
«Шпиг! — с ужасом подумал Егорка. — Про Илью знает!..»
Он с трепетом ожидал, что страшный незнакомец будет допрашивать его и дальше, но тот встал, потянулся.
— Никак, светать начинает, — сказал он. — Пойду в город. Я ведь с товаром. — Акинфий вынул из сумки шкурку черно-бурой лисицы, встряхнул ее. — Вот какую красотку удалось зимой добыть. Думаю, у знакомого купца порохом и прочим припасом разжиться.
— Воровским обычаем ходишь, — буркнул Гришуха.
