- Я спрашиваю - убивать зачем?
- Моя не знает. Ножик спроси. Твоя не знала, что у меня ножик в кармане? Твоя думала, у меня член в кармане?
- Похоже, что у тебя и в голове, кроме члена, ничего нет, - ответил Юрик зло и тут же пожалел об этом. Он надеялся, что Амон не заметит оскорбления, но Амон все замечал, особенно оскорбления. И не прощал. Он мало говорил и поэтому никогда нельзя было знать наверняка, что он услышал, что понял, как к чему относится.
- Нехорошо говоришь, - сказал Амон после долгого молчания. За это время машина остановилась перед красным фонарем светофора, снова двинулась, снова остановилась и лишь тогда в наступившей тишине Амон произнес свои слова. - Нехорошо говоришь, - повторил он чуть тише. - Моя обиделась.
- Перестань, Амон, - Боксер легонько похлопал его по коленке. - Мы все свои ребята, заняты одним делом, чего обижаться? Сегодня у него слово сорвалось, завтра у тебя...
- У меня слова не срываются, - Амон опять перешел на правильный язык. - У меня другое может сорваться.
- Это что же? - беззаботно улыбнулся Сынок.
- Моя молчит. Моя устала.
- Приехали, - сказал Юрик, подвигав плечами, поправив пучок волос на затылке.
Машина ехала по дороге, расположенной на возвышении, а внизу простиралась бесконечная, чуть ли не до горизонта чешуйчатая поверхность гаражей красновато-ржавого цвета. Прошел мелкий осенний дождь и чешуинки крыш поблескивали в желтоватом свете заката. Гаражи были изрезаны бесконечными проездами, тупиковыми переулочками, к некоторым гаражам тянулись дорожки, полные осенней грязи, кое-где успели проложить асфальт, кое-где уже успели его разъездить. В это железное скопище въезжали через десятки ворот, через сотни мест можно было из него выехать. Никто не знал наверняка сколько здесь машин, сколько гаражей, что здесь происходит и кто обитает. Здесь нетрудно было спрятать сотню машин и никто бы никогда не смог их обнаружить. По некоторым дорожкам выезжали проржавевшие "мерседесы", по другим въезжали новые "девятки", по третьей волокли обглоданный скелет "Волги" и во всем чувствовалась непрекращающаяся напряженная жизнь. Когда стемнело, во многих гаражах стали заметны вспышки электросварок, слышался надсадный вой мощных моторов, визжали шлифовальные круги, время от времени раздавались гулкие удары кувалды.
Это могло показаться странным новому человеку, но с наступлением темноты вся эта деятельность не только не затихала, а, кажется, приобретала еще больший накал, какую-то судорожную спешку. На незнакомых смотрели подозрительно, долго уточняли и переспрашивали, кто нужен, зачем, по какому поводу и только убедившись в полной безвредности человека, немногословно объясняли как найти шустрого жестянщика, где обитает маляр, который к утру перекрасит машину в любой мыслимый цвет, где найти колесо к "опелю", карбюратор к "вольво", где можно купить водки, познакомиться с девочкой, продать доллары, получить визу в Польшу или в Литву...
"Девятка" некоторое время переваливаясь с боку на бок пробиралась узким проездом, останавливалась, ожидая пока закроют ворота гаражей, иначе невозможно было протиснуться в узком проезде, потом уперлась в железные ржавые ворота на замке. Боксер, выскочив из машины, быстро открыл замок, распахнул ворота, а едва девятка протиснулась в них, тут же снова повесил замок на место. Вязкая жижа, покрывавшая дорогу, тут же затягивала все следы и установить когда последний раз проехала здесь машина - час назад, год назад... Это уже было невозможно. Боксер снова прыгнул в машину и она двинулась дальше, въехала в улочку пошире и продолжала пробираться неслышно, с одними лишь тусклыми габаритными огнями и наконец скользнула в какой-то ржавый мятый гараж. Ворота тут асе закрылись, громыхнули в петлях два лома, запершие их намертво. Несмотря на неказистый вид снаружи, гараж внутри был на удивление обустроен - достаточный свет, освещенная яма, стеллажи вдоль стен, над потолком балка с передвигающимся подъемником. И все было в прекрасном состоянии - чистое, смазанное, действующее. В задней стенке гаража виднелась дверь и из-под нее выбивался яркий свет - видимо, там было еще одно помещение, более благоустроенное.
Машину ждали несколько человек. Едва она остановилась над ямой и все сидевшие в ней тут же удалились через железную дверь в соседнее помещение, ожидавшие, вооруженные отличным инструментом, немедленно принялись за дело. Это были настоящие мастера, профессионалы в нелегком своем промысле. Они были трезвы, выбриты и молчаливы. Приподняв машину на четырех домкратах, они тут же свинтили все четыре колеса. Вряд ли ушло более трех минут. За несколько минут были сняты и все четыре дверцы. Машина обнажалась прямо на глазах, превращаясь в беспомощный и какой-то жалкий скелет. Без колес, без дверей, со снятым капотом, свинченными фарами, она выглядела так, словно ее обглодало какое-то чудовище. Все, что снималось с машины, тут же через незаметную дверь выносилось из гаража и укладывалось на прицеп. Через десять минут, когда на него погрузили сидения и закрепили их уже приготовленными тросами, его подсоединили к подошедшему "Москвичу" и он тут же отбыл, словно провалился в темноту. Когда через полчаса "Москвич" с прицепом подъехал к гаражу, на него с помощью лебедки погрузили мотор "девятки". Все стеклянные, электрические, пластмассовые детали, приборы, счетчики, датчики были аккуратно упакованы в картонные коробки и тоже загружены в прицеп.
За все это время ни один из рабочих не закурил, не отошел в сторону отдохнуть, не произнес ни единого слова. Вряд ли прошло больше часа с того момента, когда "девятка" въехала в это помещение, но теперь над ямой на четырех домкратах стояла лишь рама - все что осталось от роскошной "девятки" цвета мокрого асфальта. В третий заезд на прицеп погрузили и раму. "Москвич" тут же выехал с освещенного пятачка и растворился в темноте.
"Девятки" не стало.
И в тот момент в соседнем с гаражом помещении, в котором на диване и в двух креслах расположились угонщики, зазвенел телефон. Трубку поднял Юрик.
- Как дела? - прозвучал негромкий спокойный голос.
- Все в порядке.
- Есть проблемы?
- Амон...
- Знаю.
- Погорячился немного...
- Знаю! - раздраженно повторил голос. - А сейчас как?
- Вроде, заканчивают ребята.
- Товар?
- Все сдали.
- Хорошо. Зайди ко мне сегодня.
- У нас ведь на вечер еще одно мероприятие.., - Вот после него и зайди.
- Амон идет с нами?
- Нет.
- Дать ему трубку?
- Не надо. Он тебе поверит.
- Он сегодня вообще мог бы и не возникать! С ним уже становится страшно разговаривать. Если так и дальше пойдет...
В трубке раздались частые гудки - собеседник прекратил разговор. Юрик недовольно повертел трубку перед глазами и с силой вдавил ее в рычаги. Обернувшись, увидел откинувшегося на диване Амона. Тот улыбался с закрытыми глазами.
- Нехорошо стучать, дорогой, - проговорил Амон.
- Отдыхай, дорогой, - ответил Юрик. Выйдя в гараж он увидел лишь торчащие у ямы домкраты. Его всегда поражало мастерство механиков. - Через часок-второй опять можем подъехать, - сказал он.
- Подъезжайте, - сказал механик постарше и плотно прикрыл дверь, из которой выбивался свет. - Амон с вами?
- Шеф сказал, что может отдохнуть.
- Тогда ладно... - механик облегченно вздохнул. - Не брали бы вы его вообще.
- Почему? - Юрик присел на деревянный брусок.
- А! - слесарь махнул рукой, опасливо покосился на дверь. - Помощи никакой, одна кровища. Из-за него по ножу ходим... Одно дело угон, другое убийство.
- Шефу виднее.
- Ничего ему не виднее! Смотрите, ребята... А то знаешь, поговорка есть про веревочку, которая вилась-вилась да и оборвалась. Слышал?
- Ладно, хватит. Как говорит наш лучший друг Амон, моя твоя не понимай - иди к ядреной матери!
С ржавым душераздирающим скрипом дверь медленно открылась и в светлом квадрате возникла низкорослая, широкоплечая фигура Амона. Он некоторое время молча смотрел на яму, на стеллажи, на которых остались лишь инструменты, потом его сонный взгляд скользнул в сторону Юрика, переместился дальше и, наконец, уперся в механика.
- Нехорошо говоришь, дорогой. Не надо больше так говорить.
- А как надо? - взвился тот.
- Как хочешь, дорогой. А так - не надо. Моя обижается.
Амон отступил на шаг в комнату и дверь за ним с тем же невыносимым скрипом закрылась. Повернувшись к механику, Юрик развел руками в стороны вот так-то, дескать.
***
Была уже глубокая ночь, часов около одиннадцати. Город в это время становился совершенно пустым. Засидевшиеся в гостях люди оставались на ночь, не решаясь выйти на улицу. И не осень была тому виной, не прошедший дождь, не похолодание - люди боялись за свою жизнь. Газеты каждый день сообщали о десятках квартирных краж, об убийствах и изнасилованиях, о перестрелках в центре города с применением автоматов, пулеметов, гранат. Обстановка мало чем отличалась от фронтовой, или уж во всяком случае от оккупационной. К восьми вечера можно было встретить лишь загулявших приятелей, да юнцов, которые по молодости и по глупости все никак не могли поверить, что и с ними может случиться что-то неприятное. Радость жизни оказывалась сильней предосторожности и доводов разума, но это продолжалось недолго - до первого ограбления, до первого изнасилования, до убийства человека, которого хорошо знал. Частники на машинах проносились без остановок и не соблазняли, не трогали их сердце ни красотки в шубейках, ни старички с кошелками, ни мамаши с детишками - все это могли быть подсадные утки, специально выставленные, чтобы заставить водителя остановиться. А потом обычное сообщение в уголовной хронике - выехал и не вернулся. Среднего роста, средних лет, среднего телосложения...
