Я тащился по длинному отрезку Третьей авеню, то и дело останавливаясь у светофоров, пока не добрался до восемьдесят шестой улицы. Тут свернул налево, проехал через центральный парк на проспект Колумба и очутился в своем гараже.
Пуэрториканский мальчишка устал, но по-прежнему улыбался.
– Жаркий будет день, – заметил он.
– В такую жару не уснешь, – сказал я. Вряд ли этот ребенок имеет кондиционер в своей каморке.
Его улыбка стала еще шире.
– Я пойду на Сорок вторую улицу в кино. Тридцать центов. Там вентиляторы.
– А ты парень с головой.
– Только и делаю, что думаю, – ответил он. – Может, вам пригодится башковитый парень, а?
Я покачал головой.
– Извини, дитя. Я не отдел кадров.
– Я классно вожу машину, – сообщил он.
Я вылез из «мерседеса».
– Не дай бог, твой хозяин это услышит.
– Но вы уж имейте меня в виду, ладно?
– Конечно.
Я вышел из гаража и зашагал к дому. Я прекрасно понимал, что у этого парня на уме. Такие же костюмы, как у меня, шикарная машина, как у меня, квартира, как у меня. Он думал, что получит все это, если вступит в организацию. Парню невдомек, что сейчас он в более выгодном положении.
Конечно, я мог найти ему работу. Возил бы в Канаду сигареты, а оттуда виски, если уж ему так охота крутить баранку. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и знай себе катайся из Монреаля в Вашингтон, где сигареты дешевле и нет налогов, вводимых штатом. Или вози наркотики из Балтимора в Саванны на север. Для громилы парень слишком тщедушен, для важного поста – слишком молод, и в нем слишком много пуэрториканской крови, чтобы он мог пойти в гору. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и более чем вероятная перспектива загреметь в тюрягу через год с небольшим. Я могу найти ему работу, если уж неймется, но в знойные дни он все равно будет ходить спать в кинотеатры на Сорок второй улице.
Войдя в дом и шагая к лифту, я решил, что на этот раз помогу парню.
Если он снова заговорит о работе, я устрою ему встречу с кем надо. Набирать людей – не мое дело, но и отшивать добровольцев – тоже.
В квартире было прохладно и уютно, поэтому несколько минут я просто стоял в гостиной и дышал. Я не спал и страдал от жары, голова была тяжелой.
Но свежий воздух очень помог.
Я подошел к телефону и позвонил нашему участковому детективу, Фреду Мэну. Он был продажным легавым, не то что Граймс. Я знал, что Фред работает в ночную смену и уходит домой в четыре утра. Значит, он только что добрался до своего дома. Фред снял трубку после третьего гудка. Я назвался, сообщил, что мне нужны сведения, и Фред попросил подождать, пока он сходит за карандашом. Я подождал. Спустя минуту он вернулся и сказал:
– Валяй.
– Нынче ночью зарезали женщину, – сказал я и, выглянув в окно, поправил себя:
– Вернее, вчера. В ее собственной гостиной где-то возле центрального парка. Легавые прибыли на место часа в два. Они полагают, что знают, кто это сделал, но ошибаются. Ты можешь узнать что-нибудь для меня?
– Тут почти не от чего оттолкнуться, Клей, – с сомнением сказал он. Женщин то и дело режут на дому, это нечто вроде обычной простуды. Но я посмотрю, что нужно делать. Перезвоню тебе минут через пять. Ты дома?
– Ага.
– Тебе нужны имя и адрес, верно?
– Верно. А еще надо узнать, почему полиция так быстро прибыла на место.
И успела ли она кого-нибудь арестовать.
– Я позвоню, – пообещал он. – Через пять минут.
На самом деле ему понадобилось шесть. За это время я успел прикурить сигарету, ослабить узел галстука и развязать шнурки на ботинках.
– Это Фред, – сказал он. – Я же говорил, что не так все просто. С полуночи до половины четвертого утра зарезали четырех женщин в четырех квартирах, и все – в разных концах Манхэттена.
– Прекрасно, – проговорил я. – У полиции уже есть какие-нибудь подозреваемые?
– Двое. В нижнем Вестсайде задержали мужа убитой. А тот, который тебе нужен, вероятно, в верхнем Истсайде. Полиция ищет толкача по имени Кэнтел.
– Да, это он, – сказал я. – Его уже поймали?
– Пока нет.
Фред рассказал мне, что произошло. Убитую звали Мэвис Сент-Пол, и проживала она на Восточной шестьдесят третьей улице возле парка. Мэвис Сент-Пол была двадцатипятилетней блондинкой ростом пять футов восемь дюймов.
В графе «род занятий» она писала «модель». Правда, ни в одном агентстве фотомоделей она не числилась, во всяком случае, насколько было известно полиции. Ну, а выводы я мог сделать и сам.
– Этот Кэнтел – толкач, – сказал Фред, – и наркоман тоже. По существующей версии, он пытался ограбить квартиру и запаниковал, когда его застукали за этим делом. Поэтому он пырнул хозяйку и сбежал, оставив шляпу со своим именем и адресом.
– Да, парень с головой, – сказал я. – Почему полицейские так быстро прибыли туда?
– Анонимная наводка по телефону. Ты же знаешь, добропорядочный гражданин не хочет терять половину рабочего дня, выступая свидетелем в суде.
– Телефонная наводка? – переспросил я. Похоже, тут постарался не очень добропорядочный гражданин, который спихнул на Билли-Билли свою вину и отдал его на растерзание. Он вошел в телефонную будку и позвонил легавым, надеясь, что они прибудут на место, пока Билли-Билли еще не очухался. И если бы его расчеты оправдались, я сейчас спал бы спокойно вместо того, чтобы болтать с продажными полицейскими.
– Дай знать, если они поймают Кэнтела, – попросил я.
– Разумеется, Клей. Вряд ли это займет много времени.
– Что ты имеешь в виду?
– Дело ведет восточный отдел по расследованию убийств. Кто-то в верхах бьет копытом. Видать, припекло их с этим делом.
– С чего бы вдруг?
– Ума не приложу. Клей. Мне ничего не объясняют. Велят делать, я и делаю.
– Держи меня в курсе, – сказал я и быстро позвонил еще в одно место, на сей раз Арчи Фрайхоферу, приятеля Эда Ганолезе, который отвечал за поставку девиц для вечеринок. Он снял трубку после шестого гудка, и я услышал его медоточивый голос. Назвавшись, я сказал:
– Тебе о чем-нибудь говорит имя Мэвис Сент-Пол?
Молчание длилось несколько секунд. Потом Арчи сказал:
– Нет. Прощу прощения. А что, я должен ее знать?
– Кто-то должен, – отвечал я. – Она жила со мной на Восточной шестьдесят третьей улице и работала моделью.
Он усмехнулся.
– Ты можешь узнать, кто платил за ее квартиру? – спросил я.
– Поспрашиваю тут и там. Как бишь ее?
– Мэвис Сент-Пол.
– Мэвис? – Он опять хихикнул. – Поищу одну шлюху по имени Милдред, которая приехала из Сент-Пола.
– До девяти ты сможешь застать меня дома, потом я буду у Клэнси Маршалла.
– Хорошо, Клей.
– Действуй пошустрее, это важно.
– Через три часа я буду знать даже, где у нее родимые пятна, – пообещал Арчи.
– Были, – поправил я его. – Она умерла, поэтому будь осторожен.
– Никто ничего не пронюхает.
– Молодец, – я положил трубку и встал. С каждой минутой я чувствовал себя все более усталым, мне вынь да положь мои восемь часов ночного сна, а сейчас я уже потерял одну ночь.
Я пошел в спальню и удивился, увидев, что Элла не спит; она полусидела в кровати и читала книжку.
– Ты чего не спишь? – спросил я.
Элла захлопнула книгу и бросила на пол рядом с кроватью.
– Я пробовала уснуть, – ответила она, – но не смогла и тогда попыталась почитать, но тоже не смогла.
– Что-то не так, Элла? – спросил я, уже зная ответ.
– Я думала, Клей, – сказала она, и по выражению ее лица и тону голоса я понял, что это были за думы. Опять о моих «несчастных случаях».
– Подожди, пока я избавлюсь от пиджака и галстука, – сказал я, чтобы потянуть время.
Я повесил пиджак в шкаф, а галстук – на скобу на дверце, стянул рубаху и швырнул в угол, запустил башмаки под туалетный столик и уселся на край кровати.
– Ну и духота на улице, – сказал я.
– У тебя лоб весь мокрый. Приляг.
Я улегся, уронив голову на ее колени, а Элла нежно вытерла мне лоб уголком верхней простыни.
– Ты выглядишь усталым, Клей, – сказала она.
– Я и есть усталый. Но мне еще нельзя спать. Надо быть на совещании в девять утра.
– Так хорошо? – спросила она, нежно массируя мне голову кончиками пальцев. Это успокаивало.
– Прекрасно, – ответил я и начал было закрывать глаза, но почувствовал, что засыпаю, и опять открыл их.
Мы помолчали минуты три; усталость и напряжение таяли под пальчиками Эллы. Потом она сказала:
– Мне надо поговорить с тобой. Серьезно.
– Ладно, – ответил я. – Глупо было тянуть с этим. Все равно рано или поздно пришлось бы начать разговор, пережить все это и забыть раз и навсегда. Так почему не сейчас? Ведь потом уж не надо будет волноваться из-за этого.
– О твоей работе, – сказала Элла.
– Знаю.
– Клей, пойми меня правильно. Я не то чтобы потрясена, узнав, что ты плохой, бесчестный и все такое прочее. Ты не думай, дело в том... дело в той холодности, которую я иногда замечаю в тебе. Порой... как бы это сказать... порой в тебе два разных человека.
