— Карл!
— Да, Элен, — попытался ответить я, но понял, что слова потерялись в глотке, не найдя выхода.
Я закрыл глаза и провалился в бездну. Именно ту, о которой недавно мечтал.
Представьте, что вам снится пустой сон. Совсем пустой. Нет ничего, кроме темноты. Вы явно сидите на стуле, но не можете этого увидеть. Нельзя встать, нельзя повернуться. Да и было бы чем поворачивать. Тело не ощущается, но вы непременно уверены, что оно здесь. Если бы вы могли опустить взгляд, увидели бы ноги. Но вы не можете.
Не знаю, каждый ли находящийся на грани проходит через это, но мне пришлось. Это жутко, и всё, что вы знаете — нужно ждать. Непонятно чего, непонятно когда. Ожидайте. Вас вызовут.
Я очнулся в палате. Не было комаров, чтобы доказать, что я жив, поэтому их писк заменил аппарат, измеряющий пульс. Пип. Пип. Пип. Надоедливый.
Белые стены. Зачем? Было бы приятнее увидеть цветные. Белый я и так увижу. В конце тоннеля, гыгы.
Элен сидела слева от меня и вскочила, едва я открыл глаза:
— Слава Богу, ты жив, Карл!
— А я…, — я начал было фразу, но вовремя понял, что едва открываю рот. Тогда я напрягся и продолжил: — А я и не собирался пока…
Договорить не получилось. Улыбнувшись, я будто задел тягу, связывавшую уголок рта и рану в моем брюхе. Элен это заметила.
— Не трать силы, — заговорила она шаблонными фразами, — Тебе сделали две операции и…
Она не успела договорить.
— Уходи, — смог осознанно произнести я.
Она побледнела и непонимающе взглянула на меня. А мне её было не жаль.
— Уходи, — теперь уже только на выдохе сказал я.
Она убрала руку, протянутую к моей голове. Губы разомкнулись и тут же вернулись в обычное положение. Ничего не говоря, она повернулась и медленно пошла прочь. Тем лучше.
Какое-то время я лежал и просто смотрел в потолок. Потом в голове начали появляться мысли. В моей жизни не было ничего фундаментального, чем я мог бы гордиться. Я слишком привязывался к людям, к вещам. Да, наверно, у каждого есть предмет, хранящий воспоминания. Наткнувшись на него, будто окунаешься в лучшие моменты жизни, какими бы они на самом деле ни были. А дальше предмет возвращается на место, и человек продолжает жить повседневной рутиной до очередной подобной находки.
Нет, у меня не так. В одном артефакте прошлого я жил, на другом ездил на работу. Третий был лучшей и вообще самой яркой частью моей скудной на впечатления жизни. Третий — это Элен, разумеется. Где та грань, перейдя которую, близкое становится безразличным? Не могу судить, что оторвало меня от Элен — её ложь, моё самолюбие, гордость, эгоизм? В любом случае, часть моей жизни перестала меня интересовать.
Осталось продать квартиру, и я стану человеком без прошлого. Так лучше.
В это время в палату вошла медсестра.
— Вы очнулись, это очень хорошо, — произнесла она каким-то наивно детским тоном, меняя сосуд с раствором в моей капельнице.
На бэйджике было написано "Вэл".
Не знаю, как у меня получается, но в девушках я всегда в первую очередь рассматриваю глаза. Их цвет, форму ресниц, движения зрачков. Это интересно. И это отличает девушек друг от друга больше, чем губы. Или грудь. Или ноги. Хотя, и без них никуда. Обратив внимание, что у Вэл все интересующие меня части тела на месте, я понял, что как мужчина пока точно жив.
Она же, кажется, заметила, как я уставился на нее и слегка покраснела. Смущается. До чего мило.
— Что вы делаете, — пауза и перевод дыхания, — сегодня вечером? — спросил я и с наглой улыбкой уставился на молоденькую медсестру.
Она же хихикнула и ответила:
— Сейчас я позову доктора.
Через пару минут вошел доктор. Он расспрашивал меня про боли и сказал, что я везунчик.
Еще пара дней прошла в скучном лежании на постели. Только на пятый день мне разрешили встать. Каждый шаг сперва приносил тупую боль, но вместе с Вэл, которая была приставлена ко мне как сиделка, я научился не замечать эту боль. И она начала утихать. Вообще, мы много говорили. Обо всём. Я, конечно, не стал рассказывать о тёмной стороне своей жизни, надеясь и сам её когда-нибудь забыть. Вэл легко переносила моё первоначальное неумение долго говорить (доктор сказал, что у меня какая-то ерунда с левым легким, а я даже не запомнил названия), и старалась угадать, что я скажу далее, когда я брал паузу на вдох. С ней было здорово. Но это другая история моей жизни — новая, о ней я, быть может, еще расскажу. А пока нужно было закрыть старую.
Спустя две недели после моего пробуждения я набрал номер Элен и сказал:
— Я согласен на сделку.
Глава 8. Si vis pacem, para bellum
Хорошая новость — я бросаю курить.
На следующий день меня посетили двое коллег Элен. Сама она не пришла. Я около трех часов (отвлекаясь иногда на чай) рассказывал под диктофонную запись всё, что знал об этом бизнесе. Кто поручал мне дело, каким был груз, как я провозил его через границу. Всё.
В самом конце, когда люди в красивых пиджаках начали собираться, я спросил:
— Что будет с Юстином? Я шёл на сделку только с условием смягчения его участи.
— Мы не располагаем подобной информацией, — сказал один из них, и оба направились к дверям.
Я сделал паузу, потому что перестал понимать, водят ли меня за нос или так сотрудничают.
— Подождите! Что мне теперь-то делать? — я искренне не понимал.
— Набирайтесь сил, отдыхайте. С вами свяжутся.
Здорово!
Три часа я придерживался плана "лежите и не напоминайте о себе", но на четвертый набрал Элен:
— Мне нужно увидеться с Юстином.
Он не изменился. То же безразлично-грустное лицо, те же волосы, которые он поправляет назад. Тот же бас. Ни капли злости в глазах.
— Привет, Юстин, — осторожно начал я.
Он сидел передо мной в тюремной форме.
— Здравствуй, Карл. Так ты решил завязать?
Я понял, что это упрёк моей болтливости.
— Они всё и так знали. Следили за мной от самого дома, — оппонировал я.
— Сплоховал ты в этот раз.
— Тебе тоже не стоило мелькать на трёхтонном джипе около фургона с наркотой.
— Ну, что верно, то…
— Я пошёл на сделку с условием смягчения тебе приговора. Или условий.
— Спасибо. Но что толку, Карл? Стоит мне выйти отсюда, как меня уберут. Я, знаешь ли, ни с кем не делился. А за всё нужно платить, — он откинулся на спинку стула и сложил руки за головой.
Его последняя фраза спровоцировала секундную дрожь.
— Я бы на твоём месте тоже поберёг себя, — добавил он и посмотрел прямо мне в глаза.
Минуту мы сидели молча.
— Ты бы сам не стал просить, — начал я, зная, что хоть что-то делаю верно, — но я принес тебе кое-что.
Я выложил перед ним капсулу с цианидом, который для меня любезно раздобыла Вэл.
— Спасибо, — сказал Юстин и улыбнулся. И в этой улыбке было всё: умиротворение, покой, радость. "Плана Б" не будет. Решение лежит на столе и умещается в спичечный коробок.
— Береги себя, — повторил я его слова, оказавшиеся ни к месту.
— До встречи, Карл.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
Через два дня в палату пришли новые люди. Они провели инструктаж и дали мне новые документы. Теперь я гражданин другой страны и ношу другое имя. А усы можно?
Мне сообщили, что через неделю я покину страну. До этого я буду жить в квартире, которую мне щедро выделят.
Через три дня, уходя, я сказал Вэл, которая, конечно, погрустнела:
— Я вернусь за тобой. Дождись.
Она обняла меня и проводила до входа, где я сел на заднее сиденье комфортного седана.
Что ж, новая жизнь, вот она.
Но ничерта не изменилось. В палате у меня хотя бы была Вэл и белый потолок. В этой квартире потолок был коричневый. Всё-таки белый лучше.
Мне запрещено было покидать пределы квартиры. Всё, что я услышал от людей, которые меня сюда привели: "Ждите".
Жду. Продукты приносили раз в два дня. В одно и то же время. От этого режима и невозможности выйти я начал чувствовать себя арестантом. Зато улучшил навык готовки. В четырех стенах больше ничем особо и не заняться.
Так прошли обещанные оставшиеся четыре дня. На пятый день ничего не изменилось. И на шестой. И на седьмой. Тогда я решил, что раз депортировать меня не торопятся, можно позволить себе тоже нарушить правила.
На восьмой день моего заключения в апартаментах, я попробовал выйти на улицу. Я медленно открыл дверь и осмотрелся. Коридор выглядел пустым и представлял собой прямой проход. Справа было окно и дверь (видимо, запасной выход). Слева же за дверьми со стеклом виднелась лестница. Я жил на втором этаже, который целиком был отведен под мою квартиру. Красота. Аккуратно прикрыв дверь, чтобы не было слышно щелчка, я медленно пошел вдоль стены по коридору. Ни в нем, ни на лестнице я никого не встретил. Хорошо меня охраняют.
