Ираида Сергеевна поняла, что в книгу вряд ли будут вставлены описания болезни ее сустава, поэтому сразу посерьезнела.
– Да-да, конечно. В общем, встречались они довольно часто. И гулять ходили вместе.
– Она могла доверять ему какие-то секреты?
– Думаю, что да.
– Так, мама. Теперь самое главное: как его зовут и где он живет?
– Зовут его Николай Иванович Корякин. А живет он в старом доме на Рахова. Знаешь, в таком, с красивыми балкончиками?
– А в какой квартире?
– Ох, вот этого я не знаю. Просто Катя как-то говорила, что он живет в том доме. А ты хочешь с ним встретиться?
– Да думаю, что придется, – задумчиво ответила я. – А еще кто?
– Ну, больше с ней никто не был настолько близок. Кроме меня, разумеется, – напомнила мне Ираида Сергеевна о своей персоне.
Приехав на кладбище, мы вышли из автобуса. По наставлению Полины я старалась наблюдать за присутствующими, чтобы определить, кто как реагирует на происходящее.
Надо сказать, сделать это было довольно трудно. Я крутила головой во все стороны, стараясь охватить взглядом всех, кто окружал меня. Но выражение лица у всех было практически одинаковым: в нем читалась скорбь, страдание от духоты и одновременное желание поскорее попасть с жаркого кладбища за поминальный стол.
Народу было немного: зареванная Лариска, которую поддерживал Вася Морозов, рвущийся помогать во всем Дрюня Мурашов, зарабатывая тем самым на лишние пол-литра, бывший Ларискин муж Сергей, стоявший в стороне и ловящий косые взгляды Васи Морозова, почувствовавшего себя ответственным за Лариску, парочка бывших сотрудниц Екатерины Павловны, несколько соседок, Ираида Сергеевна и я. И все вели себя, на мой взгляд, совершенно естественно.
– Страсть-то какая! – шепотом говорила одна соседка другой, – пепельницей по голове! Ужас!
– И не говорите, Варвара Александровна, – отвечала ей вторая. – Я ж понятой была! С милицией туда вошла – чуть ноги не подкосились! Так лучше б и не ходила. Кровищи натекло – с ума сойти! Я потом еле замыла все.
– Вот и поди узнай, где смерть свою найдешь, – подключилась третья соседка. – Говорят, денег у ней много было.
– И не денег вовсе, а целый сундук с драгоценностями, – снова показала свою осведомленность вторая соседка.
– Да ну? – ахнула первая. – Не может быть! А какой бедняжкой прикидывалась!
Они бы еще долго судачили, обсуждая материальное положение всех своих соседей, но тут началось прощание с телом, и они умолкли.
После прощания гроб с телом опустили в могилу, засыпали. Каждый кинул в могилу горсточку земли. Постояли немного, выпили и пошли к автобусу. Лариска опять расплакалась.
Когда мы приехали, Полина уже успела все приготовить, и теперь курила, сидя у окна в кухне.
– Ну как? – спросила она у меня.
Я пожала плечами, не зная, что отвечать в подобном случае.
– Пойдемте за стол, девочки, – позвала Лариска. – Спасибо тебе, Поля.
Когда мы уходили домой, Лариска молча подняла на нас глаза, в которых читался вопрос.
– Я поняла тебя, Ларис, – устало сказала Полина. – Хорошо, мы попробуем найти убийцу твоей мамы. Но ничего гарантировать мы тебе не можем. Что-то сделаем сами, о чем-то попросим Жору. Там видно будет.
– Спасибо, девочки, – благодарно ответила Лариска. – Удачи вам.
– И тебе!
Когда мы вышли на улицу, Полина поежилась:
– Бр-р-р! Не люблю поминки!
– Почему? – удивленно спросила я.
– Не знаю. Неприятное какое-то ощущение. Даже есть ничего не могу.
– Да? А я с удовольствием, – ответила я, погладив тугой живот.
– Ты давай говори, что узнала, – потребовала Полина, садясь за руль.
– Да ничего особенного. Екатерину Павловну убили ударом пепельницы по голове. Наша мамаша сообщила, что у нее имелся мужчина, Николай Иванович Корякин. Я знаю, где живет. Дом, то есть. Но квартиру узнать – не проблема.
– И где?
– На Рахова, в старом доме.
– Слушай, мы же как раз рядом, давай заедем? – загорелась Полина. – Узнаем, почему это он не был на похоронах у своей пассии?
– А удобно, Поль? Все-таки уже поздно!
– Ни фига не поздно! – отмахнулась Полина. – В самый раз. Чего тянуть-то?
Я, как всегда, согласилась. Мы подъехали к старенькому трехэтажному дому, оставили машину на улице, и прошли во двор. На скамейке сидело несколько бабушек. Бабушки-выручалочки, как же они помогают в подобных случаях!
– Простите, вы не подскажете, в какой квартире живет Николай Иванович? – спросила Полина.
– Николай Иваныч-то? На первом этаже, во второй квартире, – сразу же откликнулась маленькая, худощавенькая старушка.
– Только его, кажись, дома нету, – проинформировала вторая.
– Дома он, – сообщила третья. – Я слышала, как он там копошился чего-то. Все чего-то шуршит вечерами, не выходит никуда. И свет маленький до полночи жгет. И чего ему не спится?
На улице тем временем темнело. Из-за плотно задернутых шторок первого этажа пробивался слабый свет. Мы с Полиной вошли в дом и постучали. Никто не открыл.
– Странно, – удивленно подняла брови Полина и забарабанила сильнее. – Свет горит, а никого нет. Куда делся?
– Поля, а может, его тоже убили? – с замиранием сердца спросила я.
– С чего ты взяла?
– Да что-то в последнее время всех подряд убивают. Всех моих знакомых.
– Значит, убийца хочет уничтожить все человечество, чтобы остаться с тобой наедине! – выкинула Полина одну из своих дурацких шуток. – Ладно, давай подождем, раз уж приехали. Может, он на минутку куда вышел.
Мы вернулись во двор.
– Ну что, нету его? – спросила старушка номер два. – Я же говорила!
– Дома он! – упрямо повторила старушка номер три. – Не открывает просто!
Мы присели на соседнюю лавочку, и Полина достала сигареты. Бабки сразу зашушукались, неодобрительно качая головами, после чего стали расходиться. Мы посидели еще немного. За это время стемнело совсем.
Я посмотрела на окно Корякина и явственно увидела за шторой колыхнувшуюся тень. Даже мои близорукие глаза уловили это движение.
– Поля, смотри! – толкнула я сестру в бок. Полина подняла глаза.
– Видишь, тень?
– Ага, – ответила Полина. – А ну-ка, пошли!
Она соскочила с лавки и пошла к дому. Подошла к окну и поднялась на цыпочки.
– Эх, черт, не видно! – сокрушенно произнесла она. – Подожди-ка.
Во дворе росло высокое дерево. Полина направилась к нему. Я бестолково топталась на месте. Полина ухватилась за нижнюю толстую ветку, подтянулась на руках, и встала на нее ногами, держась руками за ствол. Потом осторожно прошла по этой ветке вперед, хватаясь за верхние, и стала всматриваться в окно Корякина.
– Ну что там? – спросила я снизу, задрав голову.
– Сидит, – тихо ответила Полина. – Рассматривает что-то. Не пойму, что. У него аж руки трясутся. Наверно, что-то ценное смотрит.
Она спрыгнула на землю и схватила меня за руку.
– Оля… – произнесла Полина серьезно, – у него там перстень, я уверена.
– Почему?
– Ну что еще можно рассматривать с таким вожделением? Пошли, надо брать его с поличным! Быстрее! – И она кинулась к дому.
– Но как ты собираешься попасть в квартиру? – спотыкаясь на ходу, спросила я. – Он же не откроет.
– Ничего, дверь вышибем! Там дверь хлипкая, я ее в один миг разнесу!
Не успела я высказать свои соображения насчет того, как бы нам не пришлось отвечать за порчу личного имущества, как сестра с разбегу бросилась на шаткую деревянную дверь всем корпусом. Дверь треснула, но не поддалась. Полина разбежалась и шибанула в нее со всего размаху плечом. Дверь крякнула и слетела с петель.
Мокрая, возбужденная Полина, а следом за ней и я ворвались в комнату.
За большим столом у окна сидел невысокий, плешивый мужичонка в очках. Он был весь взмокший, в уголках губ пенилась слюна. Я подумала, что передо мной эпилептик. Он испуганно таращился на нас, пытаясь прикрыть что-то руками на столе.
Полина подлетела к нему и резким движением сбила со стула. Мужичонка плюхнулся на пол, охнув от боли, а следом за ним свалилась кипа каких-то бумажек. Перстня на столе не было.
Полина схватила одну из упавших бумаг и посмотрела на нее. На лице сестры отразилось отвращение.
Она медленно перевела взгляд на поникшего на полу мужичонку, закрывшего лицо, и четко спросила:
– Что это за мерзость?
Мужичонка, имевший весьма жалкий вид, молчал. Щеки его пылали. Я осторожно подняла с пола еще одну бумажку, всмотрелась в нее, и меня чуть не стошнило. Это была весьма скабрезная фотография голой девицы, изображенной в совершенно бесстыдной позе. Я подняла еще несколько снимков. Все они были такого же плана.
Так вот что с таким наслаждением рассматривал Николай Иванович, аж до трясучки в руках! А мы-то думали…
