– Ну и наблюдательная эта Марья Сергеевна! – с искренним восхищением сказала Вершинина, покачивая головой и делая пометки в склерознике.
– Да, очень наблюдательная, от нее не укрылось также и то, что к нему часто заходил Зернов Андрей, бывший одноклассник Федорова.
– Кто-то еще? – спросила Валандра.
– Еще две девушки частенько заходят в компании своих приятелей. Эти, скорее всего, тоже теннисисты, она видела их с ракетками. На новый год они все собирались и еще человек пять-шесть, всех она не запомнила.
– Эти две девушки, наверное, Никоненко и Пешева, – вставил Мамедов, сидящий поодаль, – тренировались вместе с Федоровым.
– Хорошо, – Вершинина перевела взгляд на Антонова, – а у тебя что, алкоголик по долгу службы?
– К вышеизложенному могу добавить следующие сведения, которые сообщил мне Николай Палыч за рюмкой супа: Трифонов, свой человек, всегда давал денег на опохмелку, если только они у него были. Сам выпивал умеренно, но иногда накачивался основательно. Из дома выходил редко, жил полузатворником, брат ему регулярно подкидывал денег и продуктов. В общем потребности у него были самые минимальные. Последнее место работы школа номер семьдесят восемь, где он преподавал русский и литературу. Вот уже два года, как не работает – занимается тем, что пишет стихи и рассылает их по всем странам и весям, – образно выразился Антонов.
– Родственники, кроме брата у Петра Петровича есть? – спросили Вершинина.
– Была жена, но бросила его несколько лет назад, детей нет, родители умерли.
– Да, безрадостная картина, – резюмировала Валентина Андреевна, – что-нибудь еще?
– Что касается отношения Федорова и Трифонова, то можно сказать, что они были едва знакомы, несмотря на то, что жили на одной площадке. И вообще, все сходятся во мнении, что Трифонов был человеком безобидным.
– Спасибо, Коля, можешь быть свободен, ты тоже, Валентин Валентинович.
Оставшись наедине с Мамедовым, Вершинина достала сигареты и закурила.
– Подсаживайся поближе, Алискер.
– Я слушаю, Валентина Андреевна, – Мамедов сел к столу.
– Завтра нужно узнать, что за люди эти спорщики, Зотов и Симягин, это раз. Еще меня интересуют подружки Федорова, Света и эта новая его пассия, кто они, что они, чем занимаются, кто родители? Это два. И приятель Светы, с которым она оттягивается на Канарах, это три. Не забудь еще Зернова Андрея, это четвертое и последнее.
– Сколько я могу взять людей?
– Возьми сколько тебе нужно, оставь только кого-нибудь на пульте. По-моему, нам действительно не помешает принять еще одного специалиста в свой дружный коллектив, как ты считаешь?
– У вас уже есть кандидатура? – ревниво спросил Мамедов.
– Да не дергайся ты, сначала посмотрим, что за человек, то, что за него, то есть, за нее Михал Анатолич просит, еще ничего не значит.
– Женщина? – удивился Мамедов.
– Что-то у тебя глазки заблестели, – добродушно подколола Мамедова Вершинина.
– Просто мне интересно, – отвел глаза в сторону Алискер.
– Думаю, неплохо было бы разбавить ваш мужской коллектив, – усмехнулась Вершинина, – Ладно, давай по домам, что-то мы засиделись сегодня.
* * *
«К вечеру снег перестал, начало подмораживать, лужи, в которых плавали бесформенно-грязные снежные комья, медленно затягивалось тонкой ледяной слюдой. Тяжелое серое небо усталыми старческими веками нависло над зимним городом».
«Что-то мне последняя фраза не очень нравится, – подумала Вершинина, – не заменить ли „нависло“ на „набрякло“? – По-моему более колоритно, сочней как-то. Нет, вначале нужно точнее определить значение слова „набрякло“. Ладно, пусть останется, как есть.
А вот относительно «тяжелого неба» надо бы поразмышлять. Может, лучше – «ватное»? Слушай, Валя-Валентина, а небо-то что, действительно «серое»? – ведь сумерки, чай. И потом, не слишком ли лирично и метафорично для детективного романа? Уф! Если ты себе будешь задавать столько вопросов – дальше двух-трех абзацев не продвинешься.
Вот они, – муки творчества! Тебе всего-то надо сказать, что после трудового дня ты, начальница службы безопасности, направилась домой (куда ж тебе еще идти?), а ты разводишь антимонии!
Ну, Флобер еще – туда-сюда, а ты-то детектив собралась писать и живешь ты не в «башне из слоновой кости» или отдельном поместье на солидную ренту, а в обычной трехкомнатной квартире, что, в общем-то, не плохо, и работаешь в одной из фирм, которым несть числа в крупном провинциальном городе», – сегодня Вершинина была настроена особенно самокритично.
День вроде бы прошел без особого напряга, но она почему-то чувствовала себя уставшей. Мысли разбегались, слова бунтовали и ершились. Поджав ноги, она сидела в большом мягком кресле у себя в комнате, пытаясь сосредоточиться. Литературный процесс шел не совсем гладко, не так, как бы ей хотелось.
Может, тому виной была накопившаяся усталость? А может, ее чрезмерная требовательность к себе не позволяла расслабится и дать ей небольшую передышку.
«Болдырев ждал меня в машине, двигатель которой уже прогрелся и гнал тепло в салон. Я в который раз подивилась его теплолюбивости.
– Ты, Сергей, прям как комнатное растение! – пошутила я, садясь в «Волгу» и захлопывая дверцу.
– Пар костей не ломит, – усмехнувшись, отозвался Болдырев, – ну что, поехали?
– Поехали, – бросила я, с удовольствием откидываясь на спинку сиденья.
Вечерние улицы побежали нам на встречу, когда наша «Волга», подобно вагончику фуникулера, заскользила вдоль цепочки горящих фонарей и сверкающих витрин».
«Вот это, кажется, неплохо», – похвалила себя Валентина Андреевна.
– Максим, иди сюда, – крикнула Вершинина сыну.
Немного погодя дверь в комнату отворилась и на пороге появился угловатый, худощавый подросток. Его остриженные «под бобрик» светлые, густые волосы, темные брови и немного раскосые ярко-голубые глаза, опушенные длинными ресницами, могли служить гарантией его будущего успеха у прекрасного пола. Сейчас ему было двенадцать и о девочках он пока еще не думал, разве что в плане списать контрольную по математике.
– Чего, мам? – устремил он на Валентину свой распахнутый взгляд.
– Максим, мы, по-моему, с тобой договаривались, – спокойным голосом обратилась Вершинина к сыну, – когда я дома, ты свою «балалайку» делаешь как можно тише.
– Да ведь и так ничего не слышно, – неуверенно сказал он.
– Я устала, дорогуша, – с фамильярной нежностью сказала она.
– Ла-адно, – одновременно покорно и недовольно протянул Максим.
– Кстати, – Вершинина вспомнила, что она не только начальник службы безопасности и «молодая» писательница, но также и человек, ответственный за воспитание и образование подрастающего поколения в лице собственного сына, – ты уроки выучил?
– Давно уж.
– И сочинение написал? Вам ведь, если я не ошибаюсь, по литературе задавали.
– Написал, если хочешь, проверь, – с легкой обидой в голосе ответил Максим.
– А с английским что? Ты к Веронике Анатольевне подходил?
– Она сказала, что на следующем уроке спросит меня.
– Ты давай двойку свою исправляй! – назидательно и твердо произнесла Валентина Андреевна.
– Да я все уже приготовил, – с легким раздражением ответил Максим, ему не терпелось скорее вернуться к своим дискам и «Денди».
– Оставь сочинение на столе, я завтра утром посмотрю. Как у тебя с твоим айкидо?
– В следующее воскресенье соревнования, ты сможешь прийти?
– Постараюсь. Иди, я тебя поцелую и ложись спать, поздно уже.
– Мам, ну еще полчасика, ладно? – умоляюще произнес Максим, – мне осталось еще два уровня пройти.
– Хорошо, но только полчаса.
Вершинина нежно привлекла к себе сына и, чмокнув его в щеку, провела рукой по светлому бобрику его волос.
«До чего же он похож на отца, – подумала Вершинина, глядя не Максима, – но что поделаешь, насильно мил не будешь».
С мужем Вершинина рассталась, когда Максиму было пять лет. Разошлись без скандалов и сцен, по обоюдному согласию. Вскоре Олег – так звали бывшего мужа Валандры, снова женился.
Его новая жена Марина если и не была полной противоположностью Вершининой, то отличалась от нее большей домовитостью, сердобольностью и рвением, с которым выполняла свои семейные обязанности. В общем, Марина, можно сказать, воплощала тот идеал женщины, к которому всю жизнь сознательно и бессознательно стремился Олег.
Сойдясь с мягкой, покладистой, сюсюкающей, сдувающей с него пылинки Мариной, он как бы опроверг физический закон, согласно которого одинаково заряженные частицы отталкиваются.
Будучи рыхлым, безынициативным, добродушно-вялым субъектом, Олег, казалось бы должен был дополнять волевую, энергичную Валандру. Так оно и было до определенного времени. Но с годами ему надоело все время уступать и повиноваться, как бы определили это психологи «быть ведомым» и захотелось быть «ведущим».
