Замок у калитки он взломал фомкой. Но тихо, без грохота, шума и пыли. Дудкин зацепил дужку около петель и ласково, с легким звоном вывернул наружу все железяки.
Дверь в дом пришлось отпирать отмычками.
В любом деле нужна сноровка. Для каждого специалиста нужны ежедневные тренировки. А Дудкин вскрывал замки от случая к случаю. Вот и пришлось возиться не менее получаса.
В холле коттеджа было темней, чем на крыльце. На природе и луна, и звездочки, и отсвет фонаря на соседней улице. А внутри дома просто кромешная темнота, ни зги не видно.
И тут Игоря потянуло на философские рассуждения.
Вот зачем Маслову все это надо? Зачем ему одному столько комнат, ковров и кресел? Почему богатые люди такие жадные м такие глупые? Знал бы Маслов, сколько ему жить осталось, к) не коттедж бы строил, а церковь.
Вот и сейчас он спит, а ему бы молиться и о душе думать.
Дудкин не стал включать фонарик. В темноте он пробирался наверх, на второй этаж, в комнату, где красные обои. Туда, где беспокойным сном злодея спит несчастный Антон Маслов.
Самым сложным оказалось дотащить усыпленную жертву но машины. На первый взгляд Маслов был невысокий и худой.
Но при этом он оказался очень плотным и увесистым.
Дудкин тащил телевизионную звезду, как огромный мешок с картошкой. При этом звезда пыталась проснуться, что-то ворчала и непристойно ругалась.
Из одежды на Маслове были лишь трусы, но Игорь умудрился завернуть спящего в одеяло, которое по дороге цеплялось за все препятствия, лохматилось и рвалось.
Подтащив «звезду» к машине, Дудкин вернулся в дом и при свете фонарика нашел пиджак Маслова и его галстук. И все это пришлось надевать на голое тело, которое потом было посажено на заднее сиденье и пристегнуто ремнем безопасности: Предстоял неблизкий путь на север Москвы. А потом еще дальше, к Пироговскому водохранилищу.
В три часа ночи наркоз отошел, и Маслов проснулся от холода. Он с удивлением обнаружил, что лежит под открытым небом, а вокруг плещет и дрожит вода.
Он приподнял голову, отчего в висках возникла дикая боль. Было очень трудно соображать, но ему удалось зафиксировав внимание на двух вещах. Они казались чистой правдой.
Первое — полная уверенность, что это не сон.
И второе — смутное ощущение, что он лежит на небольшой яхте, а рядом сидят трое недружелюбных людей.
Вскоре все прояснилось, и от этого Маслову стало немного легче. Он понял, что это люди Наума Злотника. Они похитили его и, возможно, хотят убить. Или утопить.
Маслов был весь мокрый. Уже почти час Дудкин лично поливал его холодной водой, пытаясь привести в чувство. И поливал не из чайника, не из шланга. Он опускал за борт ведре на канате и щедрой струей лил воду на голову телевизионное звезды.
Яхта была устроена так, что с берега этой экзекуции не было видно. Маслов лежал на корме, в углублении между двух высоких бортов. И вода не застаивалась на палубе, а после каждого полива по наклонным желобкам она весело стекала родное Пироговское водохранилище.
Когда Маслов очухался, он получил стакан водки и ломти: сыра на закуску. После чего его приподняли и усадили, прислонив к борту. После этого Дудкин начал допрос.
Его интересовали всего две вещи: где чемодан с документами и кто еще об этом знает?
Антон Петрович совсем не был Зоей Космодемьянской. О быстро понял, что если он будет молчать, то его начнут очень больно бить. А этого не хотелось…
На первый вопрос Маслов ответил быстро. Чемодан с агентурными делами спрятан на даче, в бане, за стойкой с запасом березовых дров. Но второй вопрос был сложнее. Кто еще знает о чемодане? А кто его знает?
Маслов и сам не знал ответа на этот вопрос, но и молчать нельзя. Была реальная опасность, что тогда его начнут бить.
А этого ему совсем не хотелось.
Пришлось Маслову проявить себя творческим человеком. Ему удалось выдумать вполне правдоподобную версию, и он выложил ее Дудкину.
— Я сознаюсь! Есть еще один человек, который что-то знает об этих документах.
— Кто это?
— Его зовут Муромцев Павел Ильич. Он сыщик.
— Мент, что ли?
— Нет, он не мент, но из какой-то родственной конторы. Сегодня днем он приходил ко мне в Останкино. Этот тип все больше спрашивал про Ларченко, но я по глазам понял, что его интересует чемодан. Муромцев — это страшный человек! Кстати, в моем бумажнике есть его визитная карточка.
Дудкин задал еще десяток вопросов, но потом ему стало скучно. Он понял, что Маслов не скажет ничего нового.
А время шло. Скоро солнышко встанет, и тогда работать будет сложнее.
Двое крепких ребят стояли над мокрой и дрожащей звездой юл убого экрана. Они ждали указаний от шефа, что делать с клиентом. Они не знали, тащить его в подвал особняка или сразу топить.
Дудкин велел завести мотор на малых оборотах и причалить в том месте, где он оставил машину. И только перед тем, как соскочить на берег, он распорядился по поводу Маслова:
— Найдите на берегу обрезки труб или несколько кирпичей и запакуйте клиента в черную пленку. Но так, чтоб он пока дышал. А яхту поставьте в районе омута. И боком к берегу — так не будет видно, когда вы его в воду опустите.
— А когда опускать?
— Только тогда, когда я позвоню. Если он не соврал про чемодан, то спускайте его на воду. Пусть плывет вниз. Какая там глубина?
— Семь метров до ила. И там еще метра два до дна.
— Нормально! Ждите звонка.
Дудкин мчался по свободным ночным дорогам, понимая, н о вопрос с Масловым желательно решить до рассвета. Так меньше риска. Да и жалко мужика. Он третий час лежит в мокрой одежде на холодной палубе. Так недолго и простудиться.
Уже начало светать, когда Игорь вошел в баню на даче Маслова. Ориентир был очень точный. Слева вдоль стены стоял стеллаж, похожий на книжные полки. И бревна на нем лежали ровные и аккуратные, как корешки многотомной энциклопедии.
Дудкин рванул на себя всю эту красоту. Сухие поленья с грохотом разлетелись по паркету предбанника. А у стеночки сиротливо стоял чемоданчик.
Игорь вскрыл хилые замочки, пролистал одно из дел и быстро нашел документы агента «Червонец». Он сразу же позвонил на яхту:
— Полный порядок, ребята. Дело сделано! Груз можно опускать в воду.
Маслов продрог. Он уже час лежал неподвижно, уткнувшись лицом в палубу. Он давно хотел поговорить с кем-нибудь и попросить водки или горячего чая. Но он не мог произнести ни звука. Они заклеили его рот пластырем. Просто тихий ужас! Они ведут себя совсем как в криминальных фильмах. А мы, слава богу, живем в правовом государстве.
В какой-то момент на палубе зашевелились. Маслов даже подумал, что все разрешилось и его сейчас развяжут, накормят и уложат спать.
Но нет! Его потащили по ребристому полу, чуть развернули яхту, и он на миг увидел солнце, всходящее над горизонтом. Потом раздался всплеск, и опять всё стало темно.
Погружался он быстро, но удара о дно не ощутил. Двухметровый слой ила затягивал Маслова мягко и ласково.
* * *
Человек никогда не может быть счастлив в полной мере.
Счастье — это когда у тебя все в полном ажуре. Это когда тебя все понимают, когда ты всех понимаешь и когда у тебя все есть. И не только деньги, но и любовь.
Это когда ты всех любишь и тебя все любят.
У Надежды сбылись многие желания, но далеко не все. И сбылись не самые главные.
С семнадцати лет она начала мечтать о поездке в Москву. И не вообще в столицу, а в конкретную квартиру, где проживает некто Павел Муромцев.
Ей представлялось, что он откроет дверь и заорет: «Наконец-то ты приехала из своего затрапезного Пскова! Я так ждал тебя. Я жить без тебя не могу. Я прошу тебя, Надежда, выходи та меня замуж».
На самом деле ничего такого не произошло. Паша относился к ней хорошо, но точно как к дальней родственнице. Исключительно приятельские отношения и даже без намеков на всякое такое.
Надежда очень злилась на своих псковских подруг. Те в один голос уверяли, что все парни одним миром мазаны. Ну, в том смысле, что при первом удобном случае они лезут обниматься, целоваться и даже стремятся еще дальше.
Врали подруги! Она уже десять дней живет в одной квартире с Муромцевым. И когда они на свадьбу ездили, то в «Дубках» жили в одном номере и ложились спать не совсем трезвые.
Куда как удобный случай для мужика!
Но никаких поползновений с его стороны не было. Или это она совсем не привлекательная как женщина? Или его вообще не привлекает женский пол? Или здесь что-то другое, чего она не могла понять. Не самой же тащить его в свою постель…
От этих вопросов становилось тревожно, руки дрожали, а глаза сами начинали плакать. С каждым днем Надежда все яснее понимала, что не хочет возвращаться в родной тихий Псков. Не может она туда вернуться и оставить Павла одного. Не может!
