Размечтавшись, я не заметила, как шагнула в огромную лужу. Туфля сразу же ушла глубоко внутрь, я почувствовала обжигающее прикосновение ледяной воды, дернулась инстинктивно, и тут же влезла в лужу второй ногой. Стоя посреди лужи, растерянная, мокрая, поправляя на плече тяжеленную сумку, я молчала и думала, какая подлая штука жизнь… Стоит только немного помечтать – тебе тут же все обрубают. Нет, не буду я деловой леди. Не мой это удел.
Поручив Ольге Эллу, я решила заняться каким-нибудь более важным делом, которое сестре не под силу. В том, что Миша Соколов подсунул мне липовую версию, я не сомневалась. Хотя кто его знает, конечно…
Одним словом, я решила прокрутить все возможные варианты. Больше всего почему-то меня терзала мысль о том, что это происшествие как-то связано с Жориной работой. Что это не личное. И вот об этом я и собиралась поговорить с Мишей, спеша в тот день в больницу. Миши, надо сказать, в больнице не оказалось. Там присутствовал Леонид Комаров, тоже Жорин сослуживец. Я знала Комарова давно, но не так хорошо, как Соколова. Но это не мешало мне с ним общнуться по важному делу.
– Полина, привет! – поздоровался Леонид.
– Здорово! – ответила я. – А где Миша?
– На работе. А Димыч меня сюда направил. Чтобы, говорит, постоянно кто-нибудь из своих возле Жоры находился. Совсем с ума посходили с эти Андреевым! Заставляет всех плясать под свою дудку!
– И ночью тоже? – спросила я.
– Да нет, ночью или врач или медсестра возле него дежурят… А мы днем.
– Да ладно тебе! – остановила я его. – Вместо того, чтобы на улице мерзнуть, по адресам мотаться – в больнице сидишь, в тепле, в чистоте. Чего тебе плохо-то? Заодно и товарища навещаешь.
– Да, конечно, – согласился Леня. – Это я уж так… Расстроился просто из-за дела этого паскудного.
– Да уж, есть от чего. Как Жора-то? Без изменений?
– Абсолютно, – покачал головой Леня и повторил:
– Абсолютно.
– Жаль, – задумчиво протянула я. – Он, наверное, мог бы пролить свет на это дело.
– Да ты что, Полина? – посмотрел на меня Леня. – Тебе-то что за дело? Ребята этим занимаются, они все и раскроют. Не волнуйся ты так!
– Лень, я вот что хотела у тебя спросить… – не слушая его, задала я вопрос. – ты все-таки давно в милиции работаешь. Скажи, не было ли у Жоры каких-то давних врагов? Ну, из подследственных там?
– Что? – удивился Леня. – Да вроде нет… Хотя, ты знаешь…
– Да? – потянулась я к нему.
– Был такой некто Омельченко, вор и бандит. Жора его посадил несколько лет назад. За дело, между прочим, посадил. Так вот этот Омельченко грозился Жору на перо посадить, как выйдет.
– Так то на перо, а здесь огнестрел!
– Ну мало ли какие могут быть варианты! Может быть, он сменил привычки? Так что над этим стоит подумать…
– И правда, стоит, – уже задумалась я. – А Соколов, значит, сейчас у себя?
– Да скорее всего, да. Где ему еще быть?
– Ладно, Леня, пока! – я уже бежала к лестнице.
– Удачи! – улыбнулся Комаров.
И чего это он так обрадовался? Тоже, что ли, лажовые версии мне подсовывает, чтоб не лезла в это дело? Посмотрим еще, кто больше накопает!
С этими мыслями я завела машину и отправилась прямо в отделение.
Миша Соколов со скучающим видом сидел в кабинете и делал бумажных голубей. Потом пытался заставить их летать. Голуби летали плохо и постоянно утыкались тупым носом в старенький ковер на полу. Я усмехнулась, глядя на эту картину.
– Миш, а Миш? – позвала, стоя у двери.
– А? – он поднял голову и посмотрел на меня бессмысленными глазами.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать четыре… – машинально ответил Миша, но тут же спохватился и недоуменно посмотрел на очередного голубя в руках. Потом покраснел и швырнул его в мусорную корзину. Голубь обиженно опустился хвостом вверх.
– Я тоже так думала, – уже открыто рассмеялась я, проходя в кабинет и усаживаясь на стул.
– Да понимаешь, дело это проклятое покоя не дает! – с досадой проговорил Миша, тряся от злости ногой. – Всю голову над ним сломал! Димыч аж трясется весь, требует в трехдневный срок все расследовать. Мне запретил чем-либо другим заниматься. Всех на уши поднял!
– Да это не Димыч, это Андреев этот старается. Отдуваться-то Димычу!
– Да понятно! – отмахнулся Миша и грустно подпер рукой подбородок.
– Миша, – я заговорила серьезнее. – Мне необходима твоя помощь.
– Всегда готов! – не слишком-то бодро ответил Соколов.
– Только не надо кричать, что я толкаю тебя на должностное преступление! – сразу же предупредила я.
– А что такое? – насторожился сразу Миша.
Черт, зря я, наверное, так выразилась. Теперь станет подозрительным, замкнется, на вопросы будет отвечать односложно…
– Ничего страшного! – постаралась я сразу его успокоить. – Просто мне нужно узнать кое-что об одном деле. Ты помнишь такого – Омельченко? Вора и бандита, которого Жора посадил?
– Помню, конечно. Я тогда как раз практику проходил. Вместе с Жорой над этим делом работал. Можно сказать, первое мое дело! – не без гордости заметил Миша, и щеки его порозовели.
– Так ты знаешь о том, что этот Омельченко грозился отомстить Жоре, когда выйдет?
– Знаю, ну и что? – скривился Миша. – Они все грозятся! Только далеко не всегда угрозы свои в жизнь воплощают!
– Так, может, это как раз тот самый случай?
– Да ну… – протянул Миша. – Кричать все горазды, что их несправедливо осудили! Послушать этих зеков – так они все ангелы невинные прямо! Ерунда это все! К тому же, его уже и в живых нет.
– Как нет?
– А так! Умер на зоне! Не дожил до мести своей. Так что выбрось из головы.
– Послушай, а что, Жора и в самом деле его несправедливо посадил? – поинтересовалась я.
– Да ты что? – с негодованием отверг мое предположение Миша. – Жору не знаешь? Это же чистейшей души человек! Прямо кристально честный!
– Да, конечно, – усмехнулась я, вспомнив все Жорины байки, очень занимательные и красочно описанные им в ответ на мои вопросы, где это он изволил задержаться да четырех утра и перепачкать в губной помаде не то, что воротник рубашки, а гораздо более интимные места… – Кристально честный, тут ничего не скажешь!
– Ну, это! – Миша смутился. – Я работу имею в виду. Тут Жора всегда принципиален. И Омельченко этот совершил преступление, это было очевидно. И доказательств было – во! – Миша провел рукой по горлу. – Выше крыши! Так что зря его братец беспокоился, пороги обивал. Жора ему прямо так и сказал – отстань лучше, а то и тебя посадим. Пожалел его молодость…
– Подожди, подожди, – не поняла я. – Какой-такой братец?
– Ах, ну да! Так у Омельченко этого был младший брат. Вовка, по-моему, его звали. Так он с этим Вовкой на то дело и пошел. Ну, магазин они грабанули. Потом, когда Омельченко взяли, он Вовку этого отмазал. Жора не стал настаивать, пожалел парня, хотя мог и его вину доказать. Так этот Вовка потом пороги обивал, просил, чтобы брата не сажали. Денег предлагал. Ну, тут уж Жора не принцип пошел. так этот Вовка и ушел не солоно хлебавши. А Омельченко на весь зал суда орал, что Жору на перо посадит, все слышали. Вот, а сам через пару лет богу душу отдал.
– А от чего?
– Надорвался, кажется. Но ты не думай, криминала там никакого нет. Своей смертью умер. Так что некому мстить.
– Миша, а где сейчас этот Вовка? – задумчиво спросила я.
– Да откуда же я знаю! – пожал плечами Миша. – Если не спился и не посадили, то гуляет где-то. Скорее всего, в криминальной среде где-нибудь. Во всяком случае, библиотекарем себе его представить не могу.
– Миша, а как его найти?
– Да не знаю я, чего ты ко мне пристала? На фига он тебе сдался? Маешься черт знает, чем!
– Миша, мне нужно просмотреть это дело! – решительно заявила я. – Очень нужно!
– Полина, ты же понимаешь, что я…
– Мишечка, я все понимаю. Помоги мне – а я помогу тебе.
– Да как ты мне можешь помочь?
– Э, не скажи! Я тоже как следователь кое-чего стою, хоть и не профессионал. Не зря свою контору открывать собиралась. Обещаю – если что найду – сразу сообщу тебе. Давай вести расследование параллельно?
Раскисший от бесплодных мыслей Миша вяловато махнул головой.
– Ну ладно, – проговорил он. – Давай сходим в архив. Там как раз сейчас Колька Кравцов сидит, друг мой. Посмотрим. Но только быстро!
– Две минуты! – заверила я его, и мы пошли в архив.
– Миша, а из какого пистолета стреляли в Жору? – спросила я по дороге.
– Из «ТТ»-шника, – отозвался Михаил.
В архиве скучал, еле сдерживая зевоту, Николай Кравцов, невысокий, широкоплечий парень лет тридцати. Он сидел, обхватив руками голову, которая была готова вот-вот свалиться на стол от настойчиво наваливающегося на нее сна.
