– Вот сука эта Кира! – пожаловался он. – Все печенки отбила, блядюга.
– За что же она вас так? – присел я рядом, распутывая петли на веревках.
– Сложно ответить однозначно, – хитро прищурился Лалаев. – В общем, кое-кто оказался мной очень и очень недоволен.
– Можно догадаться, – усмиехнулся я. – Так мы работаем с вами дальше, Дмитрий Викторович, судя по вашему звонку? Я правильно понял?
Лалаев обреченно кивнул.
– Тогда я повторяю свой вопрос, – сразу приступил я к делу.
Мне почему-то казалось, что именно сейчас я непременно должен все выяснить. Непонятное тревожное чувство овладело мной. И было отчего! Сначала эта загадочная уродка на вокзале, теперь эта великовозрастная дуреха на роликах с садистскими наклонностями... Не нравится мне эта команда, ох как не нравится!
– Чьи дела находились в дипломате? – я освободил Лалаева от пут и устроился в кресле напротив, спиной к разбитому мной окну.
– Вас не продует, Валера? – участливо поинтересовался Дмитрий Викторович, разрабатывая отекшую руку. – Окошечко-то того...
– Зубы мне не заговаривайте, – усмехнулся я. – Какая трогательная забота о моем здоровье... Вы что, шантажировали этих людей?
– Очень грубо вы выражаетесь, – обиделся Дмитрий Викторович. – Скажем так: некоторые люди имели неосторожность совершить некоторые поступки. И были готовы поделиться со мной личными сбережениями...
– Фа-ми-лии, – снова вернул я разговор на нужные рельсы.
– В «дипломате» были личные дела Бабенко Владислава Сергеевича, Дикарева Кузьмы Петровича, ного подразделения, – Лалаев загнул второй палец и выпятил третий, – Одинцова Юрия Юрьевича...
– Ну-ну, продолжайте же, Дмитрий Викторович, – заинтересованно проговорил я, делая пометки в блокноте. – Кто еще входил в этот круг?
– А-а...э-э... – Лалаев вдруг неожиданно издал странный звук.
Мой клиент явно был в замешательстве. Я поднял глаза и едва не выронил авторучку.
На лбу Дмитрия Викторовича Лалаева, как раз посередке, быстро расплывалось красное пятно. Обшивка кресла мгновенно намокла от крови, хлынувшей из выходного отверстия на затылке.
В тот момент я даже не подумал, что следующая пуля будет предназначена мне. Нагнувшись к Лалаеву, я грубо схватил его за плечи. Сейчас была как раз такая ситуация, когда помочь уже нельзя, а что-то узнать еще можно. Уставясь в глаза умирающему, я прокричал:
– Фамилии!
Мутнеющий взгляд Лалаева терял четкость за какие-то доли секунды.
Стараясь не подавиться кровью, быстрой струйкой текшей у него изо рта, Дмитрий Викторович еле слышно пробормотал заплетающимся языком:
– Это все...
Еще секунда, и он захрипел и, судорожно дернувшись, навсегда оставил эту землю вместе с ее проблемами на наше попечение.
Последние слова Дмитрия Викторовича, с которыми он покинул этот мир, можно было толковать двояко: «это все, что я хотел сказать, список закончен» и «это все, я умираю, пока, ребята».
И мне очень не хотелось думать, что имелся в виду именно второй вариант. Но, к сожалению, уточнить тонкости агональной стилистики у меня уже не было никакой возможности – передо мной лежал труп.
Зато была возможность изучить траекторию стрельбы. Стрелявший человек явно использовал мою пробоину в стекле. Не думаю, чтобы стекло остановило убийцу, останься оно целым. Но подчас даже такая преграда меняла траекторию пули и неудивительно, что этот человек решил воспользоваться плодами моей деятельности (кстати, я слегка порезался, ладонь кровоточила).
Я не думал, что в Лалаева стреляла Кира. Как-то на нее это было непохоже. Балбеска на роликах могла нанести тебе удар в спину, но скорее своим пластмассовым кастетом или запустить консервной банкой. Выстрел – это уже из другой категории.
Очень мне не хотелось объясняться с милицией. Особенно после сегодняшнего вечера. Два привода по подозрению в убийстве в течение суток – это слишком даже для частного детектива.
Поэтому я принял решение покинуть место происществия, предварительно стерев свои отпечатки с ручки кресла и стены, о которую я опирался рукой.
Улица встретила меня настороженной тишиной. Ни в одном строении не горел свет, хотя я был уверен, что звук разбитого стекла, музыкальный грохот и хлопок выстрела должны были быть слышны в округе.
Просто жители данного района настолько высоко ставили приоритет частной жизни, что предпочитали не вмешиваться в происходящее, что бы ни творилось за их окнами. Наш вариант американского «прайвэси» с поправкой на криминогенную ситуацию.
Дома меня уже ждал Приятель, завершивший аналитическую работу.
– СОВЕТУЮ ПРОЯСНИТЬ СИТУАЦИЮ С КЛИЕНТОМ, – посоветовал мне Приятель, – И В СЛУЧАЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ ДЕЛА РАЗРАБАТЫВАТЬ ЛИНИЮ МАРГАРИТЫ.
– С клиентом все и так ясно, его грохнули, – поведал я Приятелю. – Средь бела дня... тьфу ты, среди темной ночи, то есть, в собственном доме.
– ПОДРОБНОСТИ, – запросил Приятель. – И ПО ВОЗМОЖНОСТИ ПОТОЧНЕЕ.
Таковые были, разумеется, немедленно предоставлены с максимальной полнотой.
– ЗАВТРА С УТРА СЛЕДУЕТ УТОЧНИТЬ ВРЕМЯ ПОХОРОН. ПОСТАРАЙСЯ ТАМ БЫТЬ И ПОГОВОРИТЬ В РОДНЫМИ ЛАЛАЕВА. ДАЛЕЕ – ЛОТОК У АПТЕКИ (ИЧП ХАБИБУЛИНА). К ВЕЧЕРУ БУДУТ ДАННЫЕ ПО ФАМИЛИЯМ. СЛЕДУЮЩИЙ ЭТАП – ПОСЕЩЕНИЕ НАБЕРЕЖНОЙ В ЕЕ СЕВЕРНОЙ ЧАСТИ. В СЛУЧАЕ ЛИНЕЙНОГО РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ ПРОДОЛЖИТЬ МАРШРУТ В ГОРОДСКОМ ПАРКЕ. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ ОБРАТИТЬ НА МАТЬ КИРЫ. – через сорок минут посоветовал Приятель и я отправился досыпать.
На этот раз сон оказался без сновидений – глубокая темная яма, из которой меня, словно рыбу из омута, выдернул под утро запрограммированный на местные утренние новости таймер телевизора.
Я внимательно прослушал блок информации, но ни слова об убийстве Лалаева не было. Что, в общем-то, ничуть не удивительно.
Это в Америках с Европами любой криминал обсасывается на первых полосах ведущих изданий под здоровенными шапками. А здесь же узнать о том, что происходит в городе можно из тщательно просеянной милицейской хроники где-нибудь через неделю-другую.
Но во вчерашнем убийстве был один любопытный аспект – покойник был татарином и работником крупной татарской же фирмы. Татары, как известно, захоранивают своих покойников до заката. Следовательно, можно предположить, что все необходимые процедуры будут исполнены в милиции очень оперативно и уже к вечеру Дмитрий Викторович будет покоиться на мусульманском кладбище.
Так и получилось, причем даже не вечером, а во второй половине дня. Звонок в справочную службу кладбища позволил мне уточнить время и я умудрился опоздать на церемонию, поспев к самому ее окончанию, несмотря на то, что ехал до кладбища на автомобиле.
Мгновенно определив среди толпы вдову, я подошел к ней и, с трудом находя слова, выразил свое соболезновение. Что-то, а эти действия всегда вызывали у меня непреодолимый конфуз. Но я старался держаться в рамках солидности и даже проговорил что-то невнятное, но сердечное о душевной доброте покойного.
Рядом с заплаканной Риммой Павловной стояла маленькая девочка лет шести. Она строго и внимательно посмотрела на меня и вдруг спросила:
– Дяденька, а вы, случайно, не из милиции будете? Только не обманывайте.
«Дожили, блин, – ужаснулся я про себя, – уже на роже написано, что я ищейка. Да еще плюс к тому, становлюсь похож на милиционера. Не навестить ли мне какого-нибудь приличного косметолога?»
– Нет, – коротко ответил я. – Я не из милиции. Я сам по себе.
– Это хорошо, – задумчиво произнесла девочка. – Тогда я вам кое-что скажу.
Одной рукой она держалась за мамину юбку, другой сосредоточенно ковыряла в носу.
Произошла заминка.
Пока присутствующие теснились на пятачке, ожидая, пока автобус развернется, я оказался практически один на один с Риммой Павловной и ее дочкой.
Судя по пристальному взгляду вдовы, мне следовало объясниться.
– Дмитрий Викторович незадолго перед своей смертью обратился ко мне за помощью, – тихо сказал я Римме Павловне. – Это касалось того самого злополучного случая на вокзале, когда ваш супруг должен был привезти на дачу одеяла. И попал в больницу.
Вдова молча кивнула.
– Я не довел работу до конца, – продолжал я, – Покойный, что скрывать, не был со мной достаточно откровенен, а потом его кто-то убрал. Ой, простите, за неуместное выражение, но...
– Да чего уж там! – махнула рукой Римма. – Называйте вещи своими именами. Моего мужа уже не воротишь, каким бы он ни был при жизни... Впрочем, это уже вас не касается. Так продолжайте. Насколько я поняла, он вас нянял. Дима говорил мне, что ему понадобится частник.
Хм, так меня еще, понимтся, никто не называл. Ну да ладно, частник так частник.
– Вы отсутствовали в тот вечер дома, – продолжал я. – Были на даче?
Вдова подтвердила мое предположение. Автобусы, между тем, уже развернулись и теперь суетящиеся родственники подзывали женщину в трауре занять свое почетное место в начале салона.
