— Аминь, сестра.
— Что касается вас, мистер Куинн — большее, что я могу пожелать: будьте осторожны.
— Послушайте, сестра… насчет денег…
— Оревуар, мистер Куинн.
Машина покатилась вниз по дороге. Куинн обернулся, но сестра Благодеяние уже исчезла за деревьями.
«А может, мне это просто приснилось? — подумал Куинн. — И ничего подобного на самом деле не происходило? Просто я оказался еще более сумасшедшим, чем все эти братья и сестры, вместе взятые…»
— Чудесная она женщина, эта сестра Благодеяние, — сказал он.
— Что? Не слышу.
— Я говорю, что сестра Благодеяние — превосходная женщина, — крикнул Куинн, стараясь перекричать надсадное сопение мотора. — Только, похоже, начинает стареть. Как у нее с памятью?
— Мне бы такую!
— Но, может быть, какие-то мелочи уже забывает?
— Только не она, — брат Венец с невольным восхищением потряс головой. — Память, как у слона. Вы не будете возражать, если я попрошу опустить ваше окно? Божий воздух так свеж…
Было холодно, но Куинн покорно опустил стекло, поднял воротник и сунул руки в карманы. Пальцы его коснулись тугого бумажного свертка. Только один предмет в мире мог быть изготовлен из этой глянцевой хрустящей бумаги — доллары.
Он бросил последний взгляд в сторону Тауэра и тихо произнес:
— Оревуар, сестра. Теперь я понимаю.
* * *
Из-за особенностей дороги, а также возраста и сложного характера двигателя им потребовалось больше двух часов, чтобы добраться до Сан-Феличе — узкой полоски земли, вклинившейся между горами и морем. Город был стар, богат и очень консервативен; от остальной Южной Калифорнии он предпочитал держаться в стороне. Улицы его были заполнены загорелыми и весьма подвижными леди и джентльменами почтенного возраста, а также молодыми людьми обоего пола, обладающими сложением столь атлетическим, будто родились прямо на теннисных кортах, пляжах и площадках для гольфа. Лишь вновь оказавшись здесь, Куинн осознал, что Дорис, с ее платиновыми глазами и тяжелым макияжем, бросалась бы здесь в глаза, как клоун на похоронах. А ощутив это, она наверняка сочла бы себя обязанной выглядеть еще более вызывающе — и потерпела бы сокрушительное поражение. Нет, этому городу Дорис никак не соответствовала. Она была ночной птахой, для обитателей же Сан-Феличе рассвет означал не конец ночи, а начало нового дня. Пожалуй, даже сестра Благодеяние и брат Венец в их странных одеждах выглядели бы здесь более уместно, чем Дорис. «Или чем я, — подумал Куинн, чувствуя, как тают и растворяются его планы и надежды. — Я им тоже не соответствую. Для тенниса и прыжков в воду я уже стар, а для шахмат и канасты — слишком молод».
Его пальцы нащупали в кармане пачку денег. Сто двадцать долларов. Плюс триста, которые ему должен Том Йоргенсен. Итого — четыреста двадцать. Если вернуться в Рино и играть осторожнее и если ему улыбнется удача…
— Где вам удобнее выйти? — прервал его размышления брат Венец. — Я еду к супермаркету.
— Лучше всего прямо на автостоянке.
— У вас есть друзья в городе?
— Есть один. Может, я его застану.
Брат Венец лихо подкатил к супермаркету, свернул на стоянку и с грохотом затормозил.
— Ну вот, — с удовлетворением заметил он, — доставил вас целым и невредимым, как и обещал сестре Благодеяние. Вы что, были с ней раньше знакомы?
— Нет.
— Нечасто она так хлопочет о первом встречном.
— Может быть, я ей кого-нибудь напомнил?
— Может быть. Мне — так точно нет, — брат Венец выбрался из машины и двинулся ко входу в магазин.
— Спасибо за поездку, брат! — крикнул Куинн ему вслед.
— Аминь.
Было девять утра. Ровно восемнадцать часов прошло с тех пор, как сестра Благодеяние приветствовала его в Тауэре, как незнакомца, и ухаживала за ним, как за другом. Он вновь притронулся к пачке денег в кармане и подумал: не рвануть ли за братом Венцом? Отдать их ему, и пусть вернет хозяйке. Но тут же вспомнил, что братьям и сестрам личных денег не полагается и если он это сделает, то у сестры Благодеяние могут быть неприятности. Возможно, серьезные.
Он повернулся и быстрым шагом двинулся в сторону Стэйт-стрит.
Том Йоргенсен торговал лодками и всяческими причиндалами для водного спорта. Его крошечная контора располагалась буквально в футе от волнореза; окна ее почти сплошь были заклеены рекламными картинками, а также фотографиями яликов, шлюпок, скутеров, катеров, шхун и яхт — документы на покупку большинства из них можно было оформить тут же, не сходя с места.
Когда вошел Куинн, Йоргенсен курил сигару и разговаривал по телефону — трубка, прижатая плечом к щеке, живо напомнила Куинну птичку, сидевшую на плече у брата Языка.
— Да, паруса фирмы «Рэтси», — вещал Йоргенсен. — И учебная шлюпка. Нет, я не в претензии.
Он положил трубку и перегнулся через стол, чтобы пожать гостю руку.
— Надо же, Джо Куинн собственной персоной. Как жизнь, дружище?
— Старею помаленьку. К тому же дотла разорен.
— Ох, надеялся я, что ты этого не скажешь, Джо, — простонал Йоргенсен. — Дела идут совсем паршиво. Сан-Феличе перестал быть городом богачей. Теперь всем заправляет средний класс, а эти сквалыги трясутся над каждым пенни. Им без разницы, будет у них палуба из тика или красного дерева или… — Йоргенсен горестно махнул рукой и подавил вздох. — Ты что, совсем на нуле?
— Если не считать нескольких монет, которые пока еще не мои.
— Не припомню, чтобы тебя это когда-нибудь смущало, Джо. Просто смешно. Ха-ха-ха.
— Ха-ха, — согласился Куинн. — Помнится, как-то в трудную минуту мне пришлось тебя выручить, старина. Теперь я не отказался бы получить свои три сотни обратно.
— У меня их нет. Чертовски неприятно это тебе говорить, дружище, но в моих карманах сейчас — ни цента. Не хочешь взамен отличную морскую посудинку? Просто картинка! Триста футов водоизмещение, гафельный парус…
— Тогда мне придется перебраться в Венецию. Пока что не тянет.
— Ладно, извини. Я ведь только предложил. Машина у тебя, надо полагать, уже имеется?
— Необоснованное предположение, Том.
— Ну да? Слушай, есть первоклассная тачка! «Форд-виктория», пятьдесят четвертого года. Моя жена на ней ездит. Будет вопить, как резаная, когда я заберу у нее эту малютку. А что делать? Она стоит уж никак не меньше трех сотен. Двухцветная — голубой с кремовым, внутри белая, обогреватель, радио…
— В Рино я за эти деньги нашел бы чего-нибудь получше.
— Ты не в Рино. Кстати, и не в Венеции, — резонно заметил Йоргенсен. — И это лучшее, что я сейчас могу для тебя сделать. А то хочешь — возьми машину в залог и пользуйся, пока я не наскребу эти три сотни. Меня это даже больше устроит: в таком виде легче будет преподнести это Хелен.
— А что? Пожалуй. Где машина?
— В гараже за моим домом. Гэвиот-роуд, 631. Неделю назад Хелен ездила на ней к своей матери в Денвер, с тех пор ею не пользовались, поэтому зажигание поначалу может забарахлить — учти. Вот ключи. Ты сюда надолго, Джо?
— Надо съездить кое-куда. Но это мигом. Туда и обратно.
— Звякни мне через пару недель — может, я к тому времени разбогатею. Хотя бы настолько, чтобы вернуть тебе твои три сотни. И будь поосторожнее с тачкой, а то Хелен меня обвинит в том, что я продул ее в покер. Она, правда, и так это может сделать… — Йоргенсен развел руками и пожал плечами. — Кстати, Джо, ты неплохо выглядишь.
— Кто рано ложится и рано встает, у того румяные щечки и блестящие глазки. Так они говорят.
— Кто?
— Братья и сестры из Небесной Башни.
Брови Йоргенсена удивленно взметнулись вверх.
— Ты никак в религию ударился? Или еще что?
— Еще что, — кивнул Куинн. — Спасибо за машину. Увидимся.
Вопреки ожиданиям «форд» завелся с пол-оборота. Куинн заехал на заправочную станцию, наполнил бак бензином, сменил масло и разменял первый двадцатидолларовый банкнот сестры Благодеяние.
Потом он спросил у заправщика, как лучше добраться до Чикота.
— В это время года? — паренек почесал затылок. — Я лично двигал бы по сто первому шоссе до Вентуры, а там свернул на девяносто девятое. Так малость дольше, зато удобнее. Да тут и таким путем полутора сотен миль не наберется.
Едва успев свернуть с прибрежного шоссе в сторону Вентуры, Куинн мысленно проклял себя за то, что не дождался вечера. Безжалостное солнце буквально выжгло голые холмы, между которыми петляла дорога, — лишь кое-где уныло торчали чахлые рощицы грецких орехов и лимонных деревьев. Воздух был так сух, что сигареты ломались в пальцах. Он попытался отвлечься, вспоминая Сан-Феличе: легкий бриз, веющий с океана, гавань, пестрящую яркими парусами яхт, силуэты кораблей на рейде… Однако от этого ему стало еще хуже, и на какое-то время он вообще перестал думать, полностью сдавшись на милость жаре.