Наталия Левитина - Дилетант

— Сегодня у нас званый обед. Папа приедет и Игорь. Никитишна уже накрывает стол.

— О, я тогда ни к селу ни к городу приперлась! — заволновалась Таня.

— Почему? — удивилась Олеся. — Пообедаешь с нами. Никитишна наготовила! Слушай, я после родов ем и ем, ем и ем.

— С ребенком устаешь.

— Да я с ним не устаю.

— Когда же у меня такой будет? — мечтательно посмотрела на Валерку Таня, поймала его за ногу и подтянула к себе. Ребенок удивленно проехал на пузе полкровати и принялся увлеченно, с хрипотцой, хохотать в ответ на Танины заигрывания. — Какой хохотун. Лялька-хохотушка.

— Будет, не переживай, — компетентно заверила Олеся. — Вы когда с Алешей поженились? И двух лет не прошло. Успеете соорудить. У нас с Игорем тоже долго не было. Конечно! С его дикой занятостью и усталостью. Сексом занимаемся реже, чем ездим за границу. Еще придумал себе новую игрушку выборы. Здорово, правда? Папа — мэр, муж — кандидат в мэры. Не слишком ли много для меня одной?

— У нас с сексом все в порядке. Регулярно и напряженно. Я думаю, я все никак не залетаю, потому что… Ну, ты знаешь, чем я занималась четыре года.

— Да, наверное. Зря ты, Таня, конечно, этим занималась.

— Знаешь, Олеська, надо тебе было все-таки за Диму выходить. Игорь тебя старше на четырнадцать лет. Почти другое поколение. А Дима — всего на два года. Он бы и на высокие посты не замахивался, и тебе бы устроил круглосуточный сексодром.

Дима Павлов был влюблен в Олесю еще со школы. Но четыре года назад, ввязавшись в соревнование с Игорем Шведовым, он все же проиграл спринтерскую гонку, и сердце Олеси досталось противнику. Потому что при прочих равных условиях — симпатичной внешности, остроумии, разнообразных талантах, отличных математических способностях — Дима Павлов был двадцатилетним свежим дембелем, без кола и двора и средств к существованию, а Игорь Шведов — крутым бизнесменом.

— Про Диму мне и не говори, — отрезала Олеся.

— Потому что ты к нему все же неравнодушна.

— Неравнодушна только потому, что он феноменально предан мне, а это всегда льстит женщине. А так у меня прекрасный муж и очаровательный ребенок. О каком Диме мечтать?

— Тоже верно, — кивнула Таня, но все-таки вспомнила темные глаза Димы и задумалась. Когда-то и она мечтала об этом красавчике из десятого «Б» класса. А он всегда любил Олесю.

— О, приехали! — объявила Олеся, подхватывая ребенка, подскакивая к окну и выглядывая вниз. Под окнами дома остановилась новая белая «Волга» ее отца, мэра Шлимовска Валерия Александровича Суворина. Следом мягко подкатил скромный «опель» Игоря.

Мужчины вышли из машин и обменялись рукопожатиями. Потом одновременно посмотрели вверх. Олеся радостно помахала им Валеркиной ручкой, малыш поцеловался с оконным стеклом, оставив на нем мокрую кляксу.

Никитишна, шведовская домработница, повар, нянька, расстаралась. Она была совершенно без ума от импозантного Валерия Александровича, его рокочущего баса и вольных манер, и с самого утра самозабвенно копошилась на кухне, гремя томагавками и прочими орудиями убийства. Она даже доверила неприспособленной к труду Олесе покормить морковным пюре младенца, в результате чего добавила себе работы на будущее (безрукая мамаша спустила часть оранжевой морковки на диван и светлофиолетовый ковер).

В центре стола высилась цветочная композиция из белых и желтых роз. Малыш сидел на руках у деда и сосредоточенно цеплял пухлыми ручками все, что не успевали убрать, — сервизную тарелку, блестящий нож, салфетку.

— Здравствуй, Татьяна! — поприветствовал глава Шлимовска Таню. Она смущенно улыбнулась. С Игорем Шведовым она давно была на «ты», но мэра больше видела по телевизору, чем дома у подруги. — Как дела, как жизнь?

— Папа, как хорошо, что ты смог приехать на обед, — сказала Олеся.

— Все нормально, — ответила Таня.

— И молодец! Начнем, ребята? — предложил Суворин. В свои шестьдесят он был не совсем седым, очень энергичным, очень веселым. В городе его называли Господином Ого-го. — Никитишна, давай с нами, молодежью.

Никитишна сбросила на стол супницу, как ядерную бомбу, и замахала руками:

— Ой, да куда ж я!

— Давай с нами садись, я сказал!

— А подавать кто будет?

— Вон девчонки помогут.

Никитишна, подхохатывая от приятного смущения, все же легко, несмотря на солидный вес, упорхнула на кухню.

— Папа, давай я унесу Валерку на балкон. Ему спать пора.

— Сиди, я сам, — подскочил Игорь, опережая Олесю. — Иди сюда, толстяк! — сказал он, принимая теплого, полусонного детеныша из рук тестя.

Через пару минут Игорь вернулся:

— Уже дрыхнет. Мы как, по одной выпьем?

— По одной можно, — согласился мэр. — И не по одной тоже можно. Но не более. У меня еще работы до часу ночи, не меньше.

— Папа, ты так надрываешься! — укоризненно сказала Олеся. — А я вашу гадкую водку пить не хочу. Мы с Таней будем вино.

— Таня, за кого будешь голосовать, за меня или за Игоря? — спросил Суворин.

Татьяна замерла с полным ртом бульона, не зная, куда деваться самой и куда девать суп.

— За вас, Валерий Александрович, — наконец-то с трудом пробулькала она.

— Предательница, — улыбнулся Игорь.

— Я тоже за папу, — сказала Олеся. — Он прекрасно делает свое муниципальное дело, а ты, мой ангел, свое строительное.

— И ты предательница, — кивнул Шведов жене. — Я-то надеялся, что хотя бы младые избирательницы будут на моей стороне.

— А почему не на моей? — искренне удивился Суворин. — Я что, рожей не вышел? Я мужик ого-го!

Все засмеялись.

Через сорок минут с деликатесами Никитишны было покончено.

— Ну, накормила, мать, ну, мастерица! — говорил Суворин, приятельски хлопая кастрюльную труженицу по спине. Никитишна нежно наливалась краской, словно юная барышня. — Сейчас бы завалиться на диванчик! Помечтать. Посопеть в две дырки. Правда, девчата? Но надо, надо, надо трудиться. Мужик должен все время трудиться. Зарабатывать себе уважение и почет. — Мэр, натренированный выступать перед большой аудиторией, не мог удержаться от привычного назидательного тона и в кругу семьи. — Я, Олеся, почему не задумываясь отдал тебя за Игоря? Потому что я знаю, этот парень — трудяга. С ним ты не пропадешь. А ты, милая, полежи, отдохни. У тебя какие-то пятна над глазами.

— Папа, это же тени! — объяснила Олеся.

— Я и говорю, тени. Надо побольше отдыхать. Ты еще не восстановилась после родов, зайка. Никитишна! Чтобы Леся с ребенком не надрывалась!

Никитишна, которая была в три раза старше Олеси и пахала раз в двадцать больше, озабоченно закивала.

Олеся и внук, названный в его честь, являлись для Суворина бесценным сокровищем, единственным, что у него было на земле, кроме любимой работы и нескольких друзей.

Напоследок он прошел на балкон — угловой, квадратный, с бордюром из зелени и цветов по периметру — и посмотрел на спящего ребенка.

После обеда Таня снова сделала попытку исчезнуть, но Олеся ее остановила:

— Ты что, не хочешь посмотреть на Нику Сереброву? Она сейчас приедет!

— Ника Сереброва? К вам? — удивилась Татьяна.

— К нам! Передачу снимать про Игоря. Со всеми кандидатами делают такое милое семейное кино типа «Героя дня без галстука», смотришь по НТВ?

— Да.

— Вот. Сейчас она приедет. Наверное, с оператором, со всякой техникой. Снимать нечто подобное для местного телевидения. Оставайся, посмотришь.

Звучало заманчиво. Тане очень хотелось живьем увидеть местную телезвезду, журналистку государственного телеканала красотку Нику Сереброву. Она осталась.

— Получается, весь день у тебя просижу.

— Танюша-хрюша, ты же в отпуске, — напомнила Олеся. — Если честно, я надеялась тебя поэксплуатировать. Из-за этих съемок Валерка останется без его обычной прогулки.

— Так я с удовольствием! — обрадовалась Таня.

— Хотя бы во дворе покатаешь часок? Или два. Пока не надоест.

— Конечно, — закивала подруга. Тане нравилось гулять с Валеркой, так как прохожие часто восхищались карапузом, а ее принимали за маму.

Чувство меры, тактичность, отличная дикция и нормальное владение русским языком выделяли Нику Сереброву из вязкой серой массы телеведущих, которые в великом множестве обитали на бесчисленных каналах шлимовского ТВ. Она не лезла без надобности грудью в кадр, не обрывала собеседников на полуслове, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, не занималась самолюбованием — то есть подавала себя зрителям в удобоваримых дозах, не вызывая раздражения, как другие местные мастера экрана. К тому же была просто красивой женщиной. Служба социологических опросов Фелька, бесперебойно снабжавшая город рейтингами всего, что шевелится и умеет разговаривать, ставила программы Ники Серебровой на первые места в ряду телевизионных шедевров шлимовских журналистов.