— А как, любили его?
— Нельзя сказать, что любили, нельзя сказать, что и не любили. Как-то… никак.
— Конфликтов особых не было, — вступила в разговор вторая девушка, Ира. — Экзамены он принимал нормально, взяток не брал, с руководством не спорил… с Залесским только в последнее время стали они цапаться из-за этих курсов… у нас тут курсы платные недавно открыли, так они там вдвоем верховодили, ссорились иногда. Но тоже не глобально: поговорят, поспорят и перестанут.
— А из студентов никто не выделялся — угрозами, например, или, наоборот, обожанием чрезмерным?
— Ходил тут за ним один… Он какое-то исследование писал и просто тенью Разумова заделался. Было у профессора несколько человек, вроде факультатива, они и после занятий часто оставались… вы их самих спросите, сейчас пара кончится, они на перемену пойдут. Это группа 3705, Разумов у них куратором был.
— И правда, сейчас звонок будет, — испуганно сказала Маша, посмотрев на часы. — Давай скорее убирать, а то Макарова придет — опять разорется.
— А кто это — Макарова? — на всякий случай спросила я.
— Тоже историю ведет, такая вредная, даже чаю попить не дает: для этого у нас, видите ли, обеденный перерыв есть!
— Жестоко она с вами, — рассеянно говорила я, думая о том, что мнение госпожи Макаровой мне тоже не помешает.
В это время зазвенел звонок, и девушки, поблагодарив меня за вкусные конфеты, поспешно расселись за свои компьютеры.
Дверь открылась, и в комнату вошла представительная дама, судя по всему, еще советской закалки. Я рассказала ей свою легенду о милицейской школе и спросила, что она может сказать о профессоре Разумове.
— О, это был прекрасный, грамотный специалист, хороший преподаватель. Какая потеря для нашего института, — начала мадам Макарова без малейших признаков выразительности в интонациях.
Присовокупив к этому бессодержательному началу еще пару-тройку дежурных фраз, она дала мне понять, что это все, что она может сказать по поводу безвременной кончины своего коллеги. Да, советская школа — это на века. Но кое-что полезное я все-таки смогла извлечь из ее равнодушного монолога. Такая реакция — косвенное подтверждение того, что профессор не слишком тесно общался со своими коллегами и мнение жены о том, что «все его обожали», имеет некоторые неточности. Во-первых, не все, а во-вторых, не «обожали», а просто были равнодушны и поэтому не выказывали явного неприятия.
Складывается ощущение, что Надежда Сергеевна не очень-то хорошо была осведомлена о делах своего мужа и о его взаимоотношениях с окружающими. Она и сама об этом говорила.
Выйдя из помещения кафедры, я почти нос к носу столкнулась с высоким и худым мальчиком, который поспешил извиниться, хотя даже не задел меня.
— Ничего, ничего, — доброжелательная улыбка выпускницы милицейской школы весеннею розою расцвела на моем лице. — Вы не подскажете, как мне найти группу 3705?
— Да все уже, наверное, ушли, у нас последняя пара. А что вы хотели? Может быть, я смогу вам помочь, я тоже из этой группы.
— Правда? Вот какая удача: я собираю дополнительные сведения о профессоре Разумове, ведь он был вашим куратором?
На лице молодого человека в течение одной секунды промелькнуло сразу несколько различных выражений. Доброжелательность, с которой он разговаривал со мной, сменилась какой-то болезненной гримасой, а та, в свою очередь, перешла в восхищенную полуулыбку, которая тоже почти сразу исчезла, и на лице юноши осталось выражение печали. Пораженная такой метаморфозой, я в молчании смотрела на него.
— Да… — наконец произнес он. — Вы знаете, все мы до сих пор в шоке. Невозможно поверить, что такое могло случиться. У кого рука поднялась? Ведь Анатолий Федотович, он… он никому не сделал ни малейшего зла… мы все так любили его…
Казалось, он сейчас расплачется.
— Вы, наверное, хорошо знали профессора?
— Может быть, никто не знал его так, как я! Какой это был прекрасный преподаватель, как он умел интересно рассказывать! Только благодаря ему я ощутил настоящее значение и смысл истории. Он даже готов был заниматься дополнительно с теми, кто интересовался историей, и мы приходили к нему — я и еще несколько человек, — изучали материалы, проводили исследования…
Меня вдруг осенило — не иначе как я разговариваю сейчас именно с тем парнем, про которого говорили мне девушки с кафедры. Тем самым, который «заделался тенью» профессора Разумова. Любовь к своим наставникам — это прекрасно, но, на мой взгляд, во всем нужно знать меру.
То, что мальчик, стоявший передо мной, чувствителен и эмоционален, было видно невооруженным глазом. Тонкая кожа, быстрый взгляд, непроизвольные реакции… Но был в его экспрессии какой-то диссонанс, который я бы не взялась определить, но который почему-то заставлял меня сомневаться в его искренности.
Мальчик произвел на меня двойственное впечатление, и я решила при случае навести о нем более подробные справки. Чем он занимался в ночь убийства, например? Хотя с таким хлипким тельцем, без малейшего намека на мускулы, он был не очень подходящим кандидатом для наемного уличного хулигана.
Мы познакомились, оказалось, что зовут его Влад и что он готов всячески споспешествовать мне в моих поисках. Обещал даже приобщить к этому своих друзей с исторического факультатива. С его друзьями тоже поговорить не мешает. Не будем забывать, что малолетки — одна из версий, и, в каком бы виде они ни выступали, как нанятые кем-то или по своей инициативе, пока преступление не раскрыто, нельзя сбрасывать их со счетов.
Следующим пунктом программы был Владимир Павлович Залесский, и, уточнив у Влада, где находится кафедра экономики, я отправилась заводить новые знакомства.
Господин Залесский с первого взгляда поражал отсутствием всякого выражения на лице. Глядя на меня рыбьими глазами, он молча выслушал рассказ о милицейской школе и голосом, таким же бесцветным, как и его лицо, сказал, что по интересующему меня делу он ничего сообщить не может.
— Но ведь вы работали вместе с профессором Разумовым?
— Так же, как и еще пятьсот человек, состоящих в штате института.
— Однако, занимаясь организацией курсов повышения квалификации, вы находились с ним в более тесном контакте, чем остальные пятьсот человек?
— Наши взаимоотношения касались только профессиональных вопросов, которые не имеют ни малейшего отношения к случившемуся.
— И ваши профессиональные взаимоотношения всегда были безоблачными, вы во всем были согласны друг с другом, никогда не конфликтовали?
— Любую проблему можно решить.
— А я слышала, что в последнее время вы часто ссорились.
— Это были текущие рабочие трудности, которые могут возникнуть во всяком деле и которые всегда разрешались к взаимному удовлетворению.
— Вот как! Да это просто идеальный образец делового партнерства, можно позавидовать. А не подскажете, где вы находились вечером во вторник?
— Эти сведения я уже представил правоохранительным органам. Кстати, школа милиции, если я не ошибаюсь, находится в Тарасове? Что же заставило вас проходить практику в Покровске? Или тарасовские преступники объявили забастовку?
Это был удар не в бровь, а в глаз. Уважаемый Владимир Павлович благодаря своей неподражаемой манере общаться начал вызывать у меня раздражение с самого начала нашего разговора. По мере его продолжения это раздражение постепенно нарастало, тем более что в ответах моего собеседника было совершенно не за что зацепиться. Но последний удар просто поверг меня наземь. На какую-то долю секунды я даже прикусила язык.
Но хоть я и не посещала никогда школу милиции, зато окончила академию права! И, к вашему сведению, господин Залесский, частному детективу Татьяне Ивановой доводилось бывать и не в таких переделках. Поэтому я прикусила язык лишь на долю секунды — не больше.
— Мой руководитель считает, что из всех дел, в которых мы имеем возможность участвовать, это — наиболее интересное. Ну что ж, если вы ничем не можете помочь мне, всего хорошего.
— До свидания.
Ах ты, засранец! Я была в ярости. Шутки шутками, а ведь этот бесчувственный кусок полена с рыбьими глазами практически расколол меня! Недооцениваем мы нашу интеллигенцию. Так просто, мимоходом, равнодушно, как будто пылинку с рукава сдул. А ведь не пылинку сдул — нарушил инкогнито опытнейшего частного детектива! Умен, курилка! Но и мы тоже не лыком шиты. А за урок — спасибо, выучим на всю оставшуюся жизнь. Заигралась, расслабилась — вот тебе и результат.
С Залесским теперь говорить бесполезно, нужно действовать в обход. Он курсами занимается? Вот с ними и поговорю.
Хуже всего, если Залесский имеет отношение к убийству. Возможно, мои расспросы и не смогли по-настоящему встревожить его, но такая хитрая бестия, узнав, что проводится дополнительное расследование, наверняка предпримет меры, чтобы подстраховаться. Да-а, здесь у вас накладочка получается, Татьяна Александровна. Впрочем, рано или поздно он все равно бы узнал.
