Наталья Андреева - Кара небесная, или Стикс-2

Ну, почему он с ней так поступил?!

Она все-таки вернулась. Издалека увидела, что у дома Ладошкина стоит незнакомая машина. И резко свернула в сторону. Оставив «Мерседес» на обочине за домом, так сделал Иван, здесь густой кустарник, Ольга, крадучись, подошла к окну. Они сидели в гостиной, прозрачная занавеска подрагивала от легкого ветерка. Ладошкин терпеть не мог жалюзи. На окнах его коттеджа, отделка и обстановка которого были в духе времени, висели старомодные тюлевые занавески. Ольга замерла.

– …Я не знаю, где она! Уехала в аптеку.

– В какую?

– Не знаю!

– Когда уехала?

– Ну, минут десять назад.

– А в какой аптеке она обычно делает покупки?

Голос человека, задававшего вопросы, был ровный, без всяких эмоций. Она не понимала, почему Лешка так нервничает.

– Она живет здесь недавно! И в аптеку поехала впервые! Я не знаю, в какую!

– Ну, хорошо. Тогда поговорим с вами, Алексей Петрович. Расскажите нам все, что вы знаете.

Нам?! Значит, их несколько. Один задает вопросы, а другие… Она вздрогнула и хотела убежать. Но ноги вдруг стали ватными. Присела на корточки. Они говорили тихо, но слух у нее настолько обострился, что было слышно каждое слово.

– О «Стиксе». Или икс-транквилизаторе Саранского. Как вам угодно.

– Я ничего не знаю!

– Да бросьте. Как получали газ курьеры? Кто переправлял его в Р-ск? Послушайте, вы вообще жить хотите?

– Но…

– То, чем вы так беззастенчиво распоряжались, вам не принадлежит. И Саранскому тоже. Ему простительно: он был сумасшедший. Возомнил себя Богом. Решил, что всех обманет. Вы знаете, что он собирался за границу?

За границу? Она вздрогнула.

– Как – за границу?

– Его документы лежат в американском посольстве. Он сумел вывезти деньги из страны. На его имя в иностранном банке открыт счет. Вы знаете сумму? Я вижу, Алексей Петрович, что вы не в курсе. Саранский вообразил, что ему позволят уехать.

– Он о… один туда собирался?

– Да. А с кем же?

Ей хотелось заплакать. А что было бы с ней? Умер он или выбрался бы из пламени, ее судьба от этого не менялась. Ее вычеркнули из списка живых. Давно вычеркнули.

– Ни вас, ни любовницу он брать с собой не собирался. Его открытие действительно значительно. Хотя не будем преувеличивать. Его еще надо довести до ума. И все проверить. Но за границу это уйти не должно ни при каких условиях. Мы и так много потеряли. Утекали кадры, терялись научные открытия, сделанные нашими учеными. Теперь с этим покончено. И у нас есть деньги, чтобы финансировать дорогостоящие эксперименты. Мировая слава – это тоже товар. И то, под каким флагом сделано открытие, имеет огромное значение. Он этого не понимал, ему простительно. Гении – это люди не от мира сего. Им безразлично, кто финансирует эксперименты и кому принадлежит результат их деятельности. Они полагают, что им. Это заблуждение. Им принадлежат только деньги, полученные за работу. И слава первооткрывателя. Но прибыль принадлежит тому, кто вложился в исследования, рискнул своими вложениями. Препарат должен быть нами же и запатентован. Когда Иван только-только начинал работать над «Стиксом», был заключен соответствующий договор. Саранский его нарушил. Но вы-то, Алексей Петрович! Ведь вы обычный человек. И, к счастью, не сумасшедший. Отдайте то, что вам не принадлежит. И покончим с этим.

– Но у меня ничего нет! Клянусь!

– А у кого есть?

– У нее. У Ольги. Я так думаю.

– Думаете или уверены?

– Она сказала… Когда горел дом… «Хорошо, что я побывала там раньше».

– Она могла сказать это сгоряча, будучи в расстроенных чувствах. Ведь все сгорело.

– Я это и пытаюсь выяснить, – оживился Ладошкин. – Вот уже несколько дней я завожу разговор о «Стиксе».

– И как?

– Пока никак.

– Она куда-нибудь отлучается?

– Мы все время вместе. Думаете, я не понимаю? Если у нее есть где-то тайник, как только я уеду на работу, она сразу кинется туда. В моем доме бумаг нет. Ни бумаг, ни диска, куда она могла бы скопировать его записи. Сюда она приехала с маленькой сумочкой, в вечернем платье и в прозрачной накидке. Сумочку я проверял, – торопливо сказал он. – Пусто. Я ни на шаг ее не отпускаю.

– А как же аптека?

– Но…

– Вот видите.

– Как только она приедет, я…

– Хорошо. У вас есть две недели. Первое, что вы сделаете, экспертизу ДНК. Я имею в виду обгоревший труп. Надо знать наверняка, он это или не он. Больше никаких случайностей. От этого человека всего можно ожидать. Мы хотим знать наверняка, жив Саранский или умер. Физико-технической экспертизы недостаточно.

– Что это: физико-техническая?

– Фотографию черепа трупа, если он имеется, сравнивают с прижизненной фотографией. Но этого недостаточно. У него есть родственники?

– Д-да. Мать.

– Навестите ее. Нам нужны ткани на анализ.

– А… деньги?

– Как-как?

– Это дорогостоящая экспертиза. И… Я могу рассчитывать на какую-то компенсацию? Ведь мои потери…

– Можете. При одном условии. Если докажете, что это принадлежит вам. Не бандиты же мы. Докажите, что законно всем этим пользовались, и тогда…

– Нет-нет. Я не хочу никаких разбирательств. Тем более в суде. Ведь вы на это намекаете?

– Намекать не мое дело. Я вам объясняю, как вы должны поступить. По закону не хотите, а без закона есть только право сильного. Можете им воспользоваться. У вас две недели. Больше она не вытерпит. На ее счете почти нет денег.

– Откуда вы знаете?

– Алексей Петрович…

– А… если с ней поговорить?

– Ну, поговорите. – В голосе того, кто ответил, ей почудилась насмешка.

– Может, ее… Припугнуть, а? Применить силу? И она все скажет…

– Вам что, не жаль ее? Красивая, кажется, женщина. Она ведь теперь ваша любовница?

– Любовницу я и другую найду.

– А жизнь, она одна. Понятно. А если у нее ничего нет?

– Есть, я уверен!

– Ну, хорошо. Если в течение двух недель она не наведается в свой тайник… Ее все равно надо убирать. Она слишком много знает. Так сложились обстоятельства. Ее уже нет. Все ее вещи и документы сгорели. Нет смысла восстанавливать в правах этого человека. Проще оставить все как есть. Дешевле. Ведь вы умеете считать деньги? Или вы сами собираетесь этим заниматься? Ею, ее документами?

– Я? Нет. Я не… не буду. Мне все это и так недешево обойдется.

– Ну, вот и решили.

Круг замкнулся. Когда Ольга услышала эту фразу, дрожь в ногах прошла. Терять больше нечего. Она все так же осторожно, прячась за кустами, стала отходить к калитке. По крайней мере, дали две недели. А может, рассказать им все, что она знает? Толку-то? Это ничего не изменит. Она им не нужна.

Села в «мерс», замерла. Послышались голоса. Она открыла «бардачок». Пистолет по-прежнему лежал там. Машинально потянулась к нему. Толку-то.

Хлопнула дверца, заурчал мотор. Она сидела, не дыша и не шевелясь. Уехали. Перевела дух и закрыла «бардачок». Еще какое-то время посидела в машине. Потом завела мотор, обогнула дом и въехала в ворота. Шла по тропинке, сжимая в руке брелок. Плавники серебряного дельфина впивались в ладонь. Но боли не чувствовала. Алексей встретил ее на крыльце. Улыбнулся фальшиво:

– Уже вернулась?

– Да.

– Купила, что хотела?

– Да, все в порядке.

«Это меня уже не волнует. Не сейчас». Она прошла в гостиную, Ладошкин следом. Положила ключи от машины в сумочку, кинула ее на диван и рассеянно поправила выбившуюся из прически прядь. Вот здесь все и случилось. Где сидел он? А где они ? Было ли у них оружие? Скорее всего, да. Ведь он так напуган. До сих пор у Лешки губы дрожат. Глядя на ее сумочку, лежащую на диване, он сказал:

– Я подумал, что нам надо развеяться. Извини меня за утреннюю ссору. Я был не прав.

– Что ты! Это я была не права. А насчет развеяться…

Она взяла с полки маникюрный набор. Достала ножнички и принялась срезать ногти.

– Что ты делаешь?!

– А что такое? – спросила равнодушно, не прекращая орудовать ножницами.

– Твои ногти! Ты же так над ними дрожала!

– Разве? А по-моему, ерунда.

– Но они же были такие красивые!

– А тебя это волновало?

«Что я только для вас не делала?» Нет, ему все равно, как она выглядит. Зря старалась. Ногти – это мелочь. Пустяк. С удовлетворением поглядела на свою руку, пояснила:

– Я утром сломала ноготь. Пришлось пожертвовать остальными. Не переживай, я поеду к Марусе и все исправлю.

– Маруся – это… – он наморщил лоб.

– Стилист. Мне и стрижку надо подправить.

– Да-да, – оживился он. – Тебе надо развеяться. Ты бы пошла переоделась.

Она поймала его взгляд: косится на сумочку. Усмехнулась и кивнула:

– Хорошо. Я переоденусь и позвоню Марусе. У него запись. Но это дорого. А у меня почти не осталось денег.

– Я сделаю все, как ты скажешь! – невпопад ляпнул он, подходя к дивану поближе к ее сумочке.

«Еще бы! Ты думаешь, тебя после этого отпустят? У тебя тоже есть только две недели. Время пошло. И если бы ты был умнее… Но каждый сам за себя! Я буду спасаться, а ты ничего об этом не узнаешь. Мне еще надо разобраться с педикюром».