КОММЕНТАРИЙ ДОКТОРА ГЮНТЕРА КОХА, психиатра:
По субботам я обычно занимаюсь делами, до которых не доходят руки на неделе. Покупаю продукты для завтрака и ужина, лампочки, всякую мелочь, просматриваю медицинские журналы, потом, если позволяет погода, иду гулять в Центральный парк или в кино.
Фильмы я смотрю старые, которые уже видел с Мартой, потому что после нового фильма мне всегда хочется узнать у Марты ее мнение. Поэтому современное кино меня не интересует. Карл, мой сосед, подзуживает меня снова жениться и ищет подходящую партию среди наших общих овдовевших знакомых. Но я приобрету лишь домохозяйку, а не близкого друга, каким была мне Марта все тридцать четыре года. И мысленно я постоянно стану сравнивать ее с Мартой, а она меня с умершим мужем. И надо ли ради этого жениться?
Чего нам с Мартой не хватало, так это внуков. Наш единственный сын Курт женился на молодой женщине, сделавшей к тому времени гистеректомию. Неужели Курт сознательно выбрал такую жену, чтобы досадить нам?
Я абсолютно убежден, что идеальна семья, в которой несколько поколений живут вместе и детей воспитывают бабушки и дедушки. Когда Курт был ребенком, мне не хватало знания жизни, пришедшего с годами, которым теперь мне не с кем поделиться. Я так надеялся на появление внуков, хотя бы одного, которому я мог бы посвятить все воскресенья.
А что еще делать в эти дни, кроме как читать огромный воскресный выпуск газеты, спать или заказывать в ресторане столик на одного, сидящий за которым всегда вызывает жалостливые взгляды.
В то воскресенье вечером я решил прогуляться до газетного киоска на Бродвее, который первым получает утренние газеты за понедельник. Мое внимание привлекла статья о Джафете. Я прочел ее шесть раз. Допустил ли я ошибку, проявляя интерес к этому делу? И почему меня особенно взволновало то обстоятельство, что пострадавший оказался фокусником? Мне следовало сначала во всем разобраться самому, но руке не терпелось снять телефонную трубку.
* * *
В понедельник, в шесть утра, Теренс Джафет проснулся как от толчка. Когда, приняв душ, он появился из ванной, Джозефина уже сидела на кровати.
— В чем дело, Теренс? — спросила она.
Мистер Джафет не ответил. Выражение его лица испугало Джозефину. Пока мистер Джафет одевался, она позвонила в больницу.
— Они говорят, что ночь прошла хорошо. Что с тобой?
— Дай мне что-нибудь поесть, только побыстрее. Я еду в полицию, — сказал он пять минут спустя, съев полтарелки холодной овсяной каши и выпив чашку кофе.
В полицейский участок на Кроутон-авеню он ехал, подняв воротник, ругая себя за то, что не взял очки.
— В чем дело? — спросил его дежурный.
— Урек арестован?
Полисмен не понимал, о чем идет речь. Мистеру Джафету удалось более-менее спокойно обрисовать ситуацию. Полисмен покопался в лежащих перед ним бумагах.
— О, мы ждали, пока вы напишете жалобу.
— Что?
Полисмен протянул ему чистый бланк.
— Но в больнице я сообщил вашему коллеге все необходимые сведения.
— Его донесение не имеет юридической силы.
— О чем вы говорите?
— Он не видел, как это произошло. Его донесение должно быть подкреплено жалобой свидетеля или пострадавшего.
— Пострадавший — мальчик, который едва может дышать и говорить, а вы все воскресенье не ударили палец о палец. Этот маньяк мог убежать. Моего сына чуть не убили.
— Послушайте, мистер, успокойтесь. Если вы так торопитесь, то почему не пришли сюда в воскресенье утром?
— Я не спал всю ночь с субботы на воскресенье, а вчера весь день был в больнице.
Полисмен, привыкший к нервным родителям, преувеличениям в жалобах пострадавших, нетерпеливо указал на бланк.
— Не теряйте времени и заполняйте его. Тогда мы начнем действовать.
Теренс Джафет заполнял бланк, когда к нему подошел сержант, оказавшийся куда более вежливым, чем дежурный.
— Я подпишу вашу жалобу. А к девяти часам мы отнесем ее на подпись судье.
— Но сейчас только восемь часов.
— Нам нужен ордер на арест Урека дома.
— Но к этому времени он уйдет в школу!
— О нет! — воскликнул сержант. Он терпеть не мог забирать подростков из школы. Учащиеся и так относились к полиции крайне враждебно. А теперь придется получить разрешение директора.
— Мы можем подождать до окончания занятий, — заметил полисмен.
— Прошу вас, — обратился мистер Джафет к сержанту, — учтите, что этот парень — маньяк. Его ни на минуту нельзя оставлять на свободе. Он пытался убить моего…
— Мы все сделаем, — прервал его сержант. — Почему бы вам не поехать домой?
Едва мистер Джафет вышел, он покачал головой, а полисмен пожал плечами.
— Пожалуй, надо поставить в известность капитана, — сказал сержант. — Школа по его части.
Мистер Джафет заехал в мастерскую на Норт-Хайленд-авеню. Ему сказали, что стекло удастся поставить только в пятницу, так как его надо специально заказывать. Потом он поехал в больницу. К Эду его не пустили, но вызвали лечащего врача, который сказал, что непосредственная опасность для жизни мальчика миновала.
— Вы в этом уверены? — спросил мистер Джафет.
— На все сто процентов, — заверил его врач.
Извинившись, врач тут же ушел, так как утром в больницу привезли семерых лыжников, возвращавшихся в Нью-Йорк в микроавтобусе, который врезался в каменную стену на дороге 9.
Мистер Джафет позвонил Джозефине и сказал, что поедет в школу к первому уроку. Он, конечно, мог бы попросить, чтобы его заменили, но хотел присутствовать при аресте Урека.
Мистер Чадвик постучал по микрофону, призывая к тишине переполненную аудиторию. В зале собралась вся школа. Преподаватели — справа и слева от рядов стульев, под высокими окнами, сквозь которые лился солнечный свет.
Тридцать лет назад, когда мистер Чадвик пришел в школу, появление директора на сцене мгновенно превращало бурлящий зал в безмолвные катакомбы. Теперь мальчики и девочки не обращали на него никакого внимания. Он разрешил длинные волосы. Он не стал возражать против рок-музыки. Он всегда с пониманием выслушивал жалобы учащихся. Мы хотим свободы, говорили они. Теперь он пожинает неповиновение.
— Я стараюсь не допускать полицию на территорию школы, — начал мистер Чадвик, пытаясь перекричать шум, — но сегодня у меня нет другого выхода.
Капитан Роджерс легко взбежал на сцену. Школьники настороженно затихли.
— Юноши и девушки… Многих из вас я могу смело назвать моими друзьями… По моему твердому убеждению, наведение порядка в школе не должно входить в компетенцию полиции. Если бы мы вели себя так же, как поступают в Нью-Йорке, находящемся всего лишь в тридцати милях, стерлась бы всякая граница между школой и исправительным заведением… Разве что вы бы спали дома.
Как он и ожидал, все засмеялись. Капитан смотрел на собравшихся школьников как на толпу, а разговаривая с толпой, первым делом следовало снять напряжение. Затем он перешел к делу.
— В субботу, после танцев, возле школы было совершено тяжелое преступление. О нем сообщили утренние газеты, бросив тень на репутацию Оссининга. Группа хулиганов прямо у школьных дверей избила Эда Джафета, ученика одиннадцатого класса. Эти же юнцы разбили ветровое стекло в машине его отца, преподавателя этой же школы, — все взоры обратились на мистера Джафета, стоявшего справа от сцены, — а также переломали весь реквизит, с помощью которого Эд в тот вечер показывал фокусы. Нападение на людей и нанесение им физических увечий представляется мне куда более опасным, чем повреждение их собственности. Эд Джафет все еще в больнице, хотя кризис уже миновал.
Услышав это радостное известие, в зале зааплодировали, но капитан поднял руку, давая понять, что еще не закончил.
— Нам известно, что на Эда и его отца напало четверо школьников, которые, по всей видимости, сейчас меня слушают. Я прошу их встать.
* * *
КОММЕНТАРИЙ ДЖОРДЖА ТОМАССИ, адвоката Урека:
Меня возмутило предложение капитана. По нашим законам человек считается невиновным, пока не доказана его вина. Нельзя заставлять человека обвинить самого себя в совершении преступления. Именно к этому и стремился капитан. Тем самым он нарушал конституционные права моего клиента.
* * *
— Мистер Джафет, — продолжал капитан Роджерс, — опознал одного из нападавших, Станислава Урека.
Головы повернулись к Уреку, сидевшему в пятом ряду. А тот, вскочив на ноги, крикнул изо всей мочи: «Стенли!»
— Это он? — спросил капитан у мистера Джафета.
— Да, — последовал едва слышный ответ.
Четверо полицейских, стоявших у дверей, двинулись к Уреку: трое по центральному проходу, один вдоль ряда окон. Школьники, сидевшие рядом с Уреком, бросились в проходы, оставив его одного. Директор указал им на свободные места в других рядах.
