— Выкупайте, деньги у Артема есть.
— Понял, Николаевна, извини, — с кислой миной проговорил Санков и бегом устремился к машине. Едва он вскочил в кабину, грузовик тотчас укатил.
— Господи… — вздохнула Галактионова. — Скорее бы этот кошмар кончился. — И посмотрела Лимакину в глаза: — Какие же уточнения хотите сделать?
Лимакин осторожно постучал горящим концом сигареты по краю пепельницы:
— Экспертиза установила, что последнее алкогольное опьянение Казаринова перед смертью было вызвано самогоном. У кого он мог раздобыть это зелье?
Галактионова задумалась:
— Простите, но пути, по которым алкоголики добывают спиртное, неисповедимы. Я, например, не знаю никого, кто занимается самогоноварением.
— Говорят, есть какая-то бабка Кузнечиха, бывшая учительница… — намекнул следователь.
— Не знаю такую.
Галактионова глубокими затяжками прикончила сигарету и тут же закурила другую.
«Она нервничает», — подумал Лимакин и, не оставляя времени на долгие размышления, в темпе заговорил:
— Пойдем дальше. Со склада вы продали японский холодильник ветерану, живущему в поселке птицефабрики…
— Да, продала, — резко перебила Юлия Николаевна. — Таким же образом, непосредственно со склада, взяла себе. Если считаете это вопиющим криминалом, то можете проверить: отфактурены эти холодильники в магазин «Домашнее хозяйство», куда, разумеется, вместе с фактурами переданы и деньги.
— Нет, такое нарушение правил торговли я не считаю вопиющим криминалом, — сказал Лимакин. — Меня интересует личность ветерана. Кто он? Ведь не каждому встречному-поперечному продаются дорогостоящие товары со склада.
Галактионова, словно соглашаясь, кивнула головой:
— Ветеран с птицефабрики — это бывший начальник торгового отдела райпо Марусов Анисим Гаврилович. Задубелый бюрократ. С великим трудом выпроводили его на пенсию. В связи с этим по распоряжению правления и холодильник ему со склада отпустила.
— У Казаринова с Марусовым не было конфликтов?
— Как вам сказать… Старый зануда доводил до белого каления всех. Кстати, уволили Спартака по настоянию Марусова.
— Не пошел ли Казаринов выяснять с ним отношения?.. — высказал предположение Лимакин и пояснил: — Меня интересует путь Казаринова после того, как он вышел из дома с авоськой пустых бутылок.
— Я уже говорила, пути алкоголиков неисповедимы. — Галактионова посмотрела Лимакину в глаза. — Догадываюсь, подозреваете в убийстве…
Лимакин предупреждающе поднял руки:
— Боже упаси! Я ищу цепочку встреч Казаринова после ухода из дома. Давайте вместе порассуждаем… Вот он взял пустые бутылки и понес их, по всей вероятности, сдавать в магазин, чтобы выручить хоть сколько-то денег на выпивку. Так?..
— Так, конечно, — согласилась Галактионова.
— До магазина, как вы говорили вчера на допросе, он не дошел…
— Продавец, во всяком случае, его не видела. Да и молочную посуду в тот день она не принимала. Не было порожних ящиков для складирования бутылок.
— Прекрасно. Из этого напрашивается мысль… — продолжил следователь. — Поскольку Казаринов до магазина не дошел, значит, ему кто-то подсказал, что с пустыми бутылками там делать нечего. Куда после этого направился Спартак?.. Разумеется, к кому-то из знакомых, у кого можно было одолжить денег или хотя бы оставить бутылки, чтобы не таскать их с собою…
— В ваших рассуждениях есть логика, но… — Галактионова, опустив голову, уставилась взглядом в пол. — Вчера на допросе я не сказала, что Казаринов украл у меня две с половиной тысячи рублей.
От неожиданности Лимакин подался вперед:
— Почему, Юлия Николаевна, вы этого не сказали?
— Потому что обнаружила пропажу после допроса, когда вечером стала расплачиваться за привезенный из Новосибирска мебельный гарнитур.
— Неужели эту красоту хотите заменить? — недоверчиво спросил Лимакин, окинув взглядом роскошно убранный зал.
— Нет, это память о родителях, с ней я ни за какие деньги не расстанусь.
— Ради чего тогда купили новый гарнитур?
— Как вам объяснить… — Галактионова смущенно замялась. — Мне предложили уцененную модель жилой стенки «Цойленрода»… — Она показала на одну из закрытых дверей. — Можете посмотреть, стенка в той комнате. В разобранном виде…
Лимакин подошел к двери и заглянул в просторную комнату, плотно заставленную полированными шкафами, тумбочками и выдвижными ящиками.
— Сколько заплатили за такое удовольствие? — из чистого любопытства спросил следователь.
— Около четырех тысяч.
— Рублей?..
— Естественно, не долларов. Вы удивлены?
— Как же не удивиться… При нынешних ценах, когда диван местного производства, на который смотреть страшно, стоит пять с половиной тысяч, а это импортное добро — всего около четырех. Да здесь один платяной шкаф на добрый десяток тысяч тянет!
— Я, кажется, упомянула, что гарнитур уцененный, — спокойно ответила Галактионова. — В нем не хватает журнального столика, двух зеркал, стеклянные дверки разбиты…
Следователь улыбнулся:
— И все-таки…
— Вы не знаете дурацкую систему нашей торговли. У нас наполовину могут уценить добротную вещь из-за оторванной пуговицы.
— Если эти вещи продаются нужным людям, — уточнил Лимакин. Галактионова промолчала. Тогда он спросил снова: — Кто это вам столь добрую услугу сделал, не Хлыстунов?
— Хлыстунов мастер языком чесать да за бабами волочиться. Помогли знакомые с оптовой базы.
— Куда же будете ставить «уцененную» стенку? У вас и без нее полно в доме мебели.
— Закажу в мастерской новые дверки и продам.
— Так сказать, бизнес?
— Как хотите называйте. Теперь это не запрещается. Не могу же я сидеть сложа руки, когда вопрос стоит не просто о жизни, а о выживании.
— Вам, по-моему, умирать еще рано.
— Я и не собираюсь этого делать. Я опережаю события, чтобы не оказаться за чертой бедности. Скажете, дурно поступаю?..
— Напротив, чувствую, что вы разумная женщина и живете в соответствии с духом времени, — с самым серьезным видом сказал Лимакин и сразу спросил: — Какими купюрами были деньги, которые, как вы говорите, украл Казаринов?
— Новые двадцатипятирублевки в банковской упаковке.
— В Сбербанке их получали?
— Нет, это — часть суммы от проданной шубы.
— Кому продали?
— На барахолке в Новосибирске.
«Попробуй, проверь, действительно ли были у нее эти деньги», — досадливо подумал Лимакин и спросил: — Чем можете доказать, что именно Казаринов совершил кражу.
— Нет у меня никаких доказательств… — Галактионова, уткнувшись лицом в ладони, вдруг заплакала. — И вообще я не могу понять, что произошло со Спартаком, что вокруг меня происходит…
Большего Лимакин от Галактионовой не узнал. То ли Юлия Николаевна была слишком расстроена происшедшим, то ли, как говорят боксеры, «ушла в глухую защиту».
В конце дня Лимакин отыскал в поселке птицефабрики Анисима Гавриловича Марусова. Узнав, что перед ним следователь прокуратуры, бывший начальник торгового отдела рванулся в кавалерийскую атаку и начал крестить местную администрацию, пошедшую на поводу у лжедемократов, и руководство кооперации, развалившее до основания торговлю в районе. По страстному убеждению ветерана, только срочные меры могут еще удержать народ на краю пропасти и спасти Россию.
Марусов настолько увлекся «спасительной» идеей, что Лимакину стоило немалых трудов повернуть разговор к покупке ветераном японского холодильника на складе райпо. Воинственный пыл Марусова мигом поник. Поначалу он вроде попытался отрицать покупку, но, словно спохватившись, подтвердил, что да, правление райпо выделило ему за многолетнюю добросовестную работу такой холодильник.
— Картонная коробка от него у вас сохранилась? — спросил следователь.
Марусов уставился на него выпуклыми глазами:
— А-а-а з-зачем ее хранить?
— Куда вы ее дели? — пошел в наступление Лимакин.
— Выбросил или сжег, не помню.
— Вы разве пьяны были, что не помните точно?
— Ага, выпившим был. Обмыл с парнями покупку… — Марусов хлопнул себя по лбу: — О! Вспомнил! Ту коробку со всем упаковочным мусором грузчики забросили в кузов грузовика, на котором привозили холодильник.
— Кто из грузчиков привозил?
— Бригадир Артем Лупов, Николай Санков… ну и другие парни из этой бригады.
— Казаринова среди них не было?
— Спартака я давно с треском выгнал из райпо.
— А когда последний раз его видели?
Марусов пожал плечами, будто вспоминая, долго тер волосатым кулачищем щеку, но в конце концов ответил, что не помнит, когда.
После ухода Лимакина ветеран сердито пнул подвернувшуюся под ноги сытую бройлерную курицу из пасущегося во дворе выводка, грузно плюхнулся на ступеньку крыльца и, уперевшись локтями в колени, обхватил ладонями голову. Выглянув из дверей дома, жена настороженно спросила:
