— Квартира пуста, товарищ полковник. Следов ухода не обнаружено.
Русинов поворачивается к хозяйке:
— Вы — Лагина Надежда Васильевна? Ваш сын — Лагин Виктор Александрович?
— Да.
— Ваш сын подозревается в серьезном преступлении.
— В каком?
— В ограблении и убийстве.
— Этого не может быть. Виктор не мог сделать ничего плохого.
Сколько подобных слов мне уже приходилось выслушивать, если б она знала. Говорю:
— Будем рады, если это не так. Где сейчас ваш сын?
— Не знаю.
Вступает Русинов:
— Надежда Васильевна, запирательством и неправдой вы только повредите вашему сыну. Где он сейчас?
Хозяйка квартиры поправляет шаль, вижу, пальцы чуть дрожат:
— Я действительно не знаю, где он.
Я достаю постановление на обыск, киваю на понятых:
— Вынуждены обыскать квартиру, вот разрешение прокурора, ознакомьтесь.
— Пожалуйста, не возражаю.
Говорю как можно мягче:
— Где бы мы могли поговорить, Надежда Васильевна?
— Где угодно. — Кутается в шаль. — Пройдемте в комнату, пожалуйста, вот сюда.
Садимся за журнальный столик, Лагина хмурится, я молча раскладываю бумаги. Киваю в сторону подоконника — там стоят деревянные маски: лесовик с бородой, чертик с рожками, девушка со звездами вместо глаз.
— Красивая работа. Сын? Можете не отвечать, Надежда Васильевна, я спросила просто так.
— Да, это сделал сын.
— Давно он этим занимается?
— Давно. С детства.
— Кажется, ваш сын закончил художественное училище?
— Окончил. — Пытается крепиться, но по-прежнему в ее глазах отчаяние и растерянность. — Не нужно об этом. Спрашивайте по делу, я отвечу.
— Надежда Васильевна, вы работаете?
— Да, раньше работала в Профтехиздате корректором, сейчас беру работу на дом.
— Ваш сын оказался в квартире, где произошло преступление. Тяжкое преступление — убийство и ограбление. Оказался он там именно в момент, когда все это случилось. Вашего сына видели несколько свидетелей. Убит известный нумизмат, Арвид Петрович Лещенко, живущий на Двинской улице. Вы знаете этого человека?
— Нет, первый раз слышу.
— Ваш сын оказался в квартире убитого именно в момент убийства. Так просто, само собой, этого случиться не могло.
Молча, лишь изредка вытирая слезы ладонью, Лагина начинает плакать. Вид плачущей женщины должен вызывать жалость, но сейчас я смотрю безучастно. Ей жаль сына, единственного, неповторимого, но разве убитый Лещенко не был таким же, единственным, неповторимым, как ее сын? Но его нет, его убили, и у меня есть множество оснований считать, что сделал это ее сын, Лагин.
— Надежда Васильевна, успокойтесь, я ведь хочу помочь вам.
Послушно кивает, достает платок, вытирает слезы.
— Спрашивайте, я все отвечу.
— Когда вы последний раз видели сына? — Так как Лагина медлит, добавляю: — Не нужно ничего скрывать, Надежда Васильевна, мы же договорились?
— Вчера. — Неожиданно закусывает губу, всхлипывает. — Он не мог этого сделать, клянусь, не мог, Юлия Сергеевна! Поверьте!
— Надежда Васильевна, мы с вами как раз и должны установить это. Вчера, то есть одиннадцатого мая. В какое время?
— Утром. Примерно в девять утра. Он позавтракал и ушел. И все. Больше я его не видела. Пропал…
— Он ночевал дома?
— Да, хотя пришел поздно.
— Вы не помните — он не был чем-то взволнован, возбужден?
— Мне кажется, он был спокоен… Впрочем… Сейчас мне уже кажется, он был не в себе. — Внезапно Лагина пригибается ко мне, смотрит в глаза. — Я вам все расскажу, Юлия Сергеевна, все. Только выслушайте меня. Пожалуйста, выслушайте.
— Конечно, Надежда Васильевна, я слушаю.
Начинает говорить горячо и тихо, почти шепотом, не обращая внимания на мою реакцию, глядя куда-то мимо:
— Виктор… Виктор очень сильный и талантливый. Очень. Но бывает — жизнь складывается неудачно. Он очень скрытный, понимаете… Когда это случилось с ним… Двенадцать лет назад, после армии… Поймите — он был очень нервным, одаренным мальчиком. Муж у меня инженер-нефтяник, редко бывает дома, он и сейчас на Камчатке. И вот — Виктор попал в эту компанию. Наверное, он хотел утвердиться. Доказать, что он сильный. Он и боксом занимался для этого. Но он художник, понимаете — по натуре художник. И вот все вместе… Желание утвердиться, неординарность привели к этому. Я однажды спросила его, еще тогда: Виктор, зачем? И он ответил: мама, ты не поймешь этого. Я отстаиваю справедливость. Он понимал все искаженно, но тюрьма… Заключение… Оно повлияло на него, он вышел другим. Совсем другим, клянусь вам, честное слово! В лучшую сторону! Вы верите мне?
— Да, я верю вам, Надежда Васильевна. — Собственно, другого я ответить не могла.
— Спасибо, Юлия Сергеевна. Спасибо. В лучшую сторону после освобождения, это бывает редко. Но он… Но он многое понял. Ну вот, а потом… Он начал работать, резчиком по дереву. Ах, как он работал в то время, какие вещи делал. Я верила, верила — можно будет все начать сначала. Ну и… Он встретил женщину. Но лучше бы этого не было.
— Почему?
— Не могу объяснить почему. Не могу, и все-таки знаю — она может принести только горе. Я ведь мать, я все чувствую.
Женщина?… Екатерина-Елизавета? Неужели горячо? Лагина молчит, собираясь с мыслями, я стараюсь не перебивать ее. Она продолжает:
— Так вот, сначала мне казалось, это к лучшему. Мне казалось, Виктор скорее придет в себя, скорее забудет весь этот ужас. Я даже поощряла это, когда в первый раз поняла, что он встретил ее. А потом…
— Простите, Надежда Васильевна, кого именно «ее»? Вы видели эту женщину?
— Я уже говорила, Виктор очень скрытный. К тому же последнее время, когда он ее встретил, он стал чаще бывать в Лугове. Ну а последнее время, я уже сказала… Я его почти не видела здесь, в Ленинграде.
Кстати, почему у Лагина дом под Зеленогорском? Откуда?
— В Лугове — это ваш дом? Личный?
— Нет. Виктор заработал этот дом собственными руками. Сразу после прихода из колонии он решил, что теперь будет жить за городом. Поехал в Лугово, много сделал для тамошнего колхоза. Практически один построил им клуб, переоборудовал здание правления, ну и за это они выделили ему участок. Он построил дом.
— Он что, там прописан?
— Нет, прописан он здесь. Этот дом оформлен как мастерская.
Лугово. Небольшой поселок на берегу залива примерно в часе езды от Ленинграда. Поселок — в Зеленогорском районе, туда же сегодня уехал Долгополов. Любопытно. Хорошо, выясним это потом, сейчас для меня важнее женщина, которую встретил Лагин.
— Значит, ваш сын встретил женщину? Вы ее знаете?
— В том-то и дело, что не знаю. Я видела ее только один раз, и то случайно. Приехала в Лугово, без предупреждения, она была там. Когда я появилась, она тут же уехала.
— Но ее имя и фамилию вы должны были знать?
— В том-то и дело, Виктор нас не представил, а когда я попробовала его спросить — отмолчался. Знаю только, что она работает то ли барменшей, то ли официанткой в ресторане.
Перед тем как отправиться в Лугово, мы с Русиновым связались с УКГБ города. На запрос о Долгополове дежурный сообщил: пока никаких следов Перед тем как отправиться в Лугово, мы с Русиновым связались с УКГБ города. На запрос о Долгополове дежурный сообщил: пока никаких следов экспедитора в Зеленогорском или Лужском районах не обнаружено, туда направлена оперативная группа. Русинов передал в УКГБ составленное с моих слов описание внешности официантки или барменши, работающей в одном из ленинградских ресторанов, и попросил выяснить ее личность. Я подумала, официантка, скорей всего, может вывести нас на канал связи с иностранцами.
Когда мы сели в машину, Русинов бросил водителю:
— В Лугово.
Пока машина ехала по Ленинграду, я вдруг вспомнила: Уваров. Лагин связан с нумизматами, Уваров может знать Лагина и его окружение. К тому же именно Уваров слышал от Лещенко о некоем Викторе. Посмотрела на Русинова:
— Владимир Анатольевич, я подумала: эксперт Уваров может что-нибудь знать о Лагине? Это в мастерских реконструкции, в Петропавловской крепости, нам, в общем, по пути?
— Юлия Сергеевна, я с ним уже общался. Но думаю, если с Уваровым поговорите вы — это не помешает. — Русинов кивнул водителю: к Петропавловской.
Машина въехала в крепость, остановилась у бастиона. Я вышла, пообещав Русинову не задерживаться, не без труда открыла дубовую дверь; сразу же пахнуло холодом. Под светом тусклой лампочки на гранитных стенах виднелась влага. Спустилась по витой чугунной лестнице вниз — и попала в узкий коридор. Нижняя часть стен была заштукатурена и покрыта масляной краской, вверх, к своду подземелья, уходили сырые камни. Постучала в первую дверь — на ней был вырезан большой крест и висела табличка «Мастерская». Открыла и увидела темное помещение, свет в которое проникал через узкие окна-бойницы. Прямо передо мной в одной из ниш, опустив голову и держа в руке крест, стоял ангел. В глубине зала, за рядом стульев, над столиком горела лампа; сидящий там Уваров подчищал то ли икону, то ли просто доску. Увидев меня, поднял голову: