— Знаешь, я не суеверная, но это жутко.
— Брось. Ерунда.
— Здесь тебя не найдут.
— Надеюсь. Который час?
Нонка засмеялась:
— Почему не спросить прямо?
— Ну хорошо, спрашиваю прямо: когда он придет?
Нонка взглянула на часы, кокетливо склонив голову (этот наигранный жест остался от ее театрального прошлого), засмеялась:
— Уже совсем скоро.
Я проснулась на рассвете и, выглянув в окно, сразу же увидела мою машину, стоящую возле подъезда. Было уже достаточно светло. После разговора с Филядиным я металась по постели словно в бреду, страшась не столько смерти, сколько неизвестности. С рассветом прояснилась ночная мгла. Отдернув занавеску, я смотрела на орудие убийства. Кто-то подогнал машину под мои окна ночью. Скорее всего взрыв. Этого стоило ожидать. Конечно же, я спущусь вниз и хотя бы просто коснусь машины рукой. Не говоря уже о том, чтобы сесть за руль. Их расчет верен. Некоторые взрывные устройства реагируют на малейшее прикосновение. Если же бомбы в машине нет, значит, автомобильная катастрофа. Это еще проще — нужно лишь открутить вовремя нужные гайки. И тормоза не сработают на повороте. Никаких следов. Заурядная автомобильная катастрофа.
А потом была только волна черной ярости, и захотелось бить посуду, стекла, переворачивать мебель, кричать… Вскоре ярость сменилась холодным отчаянием. Потом я стала одеваться и медленно вышла из дома. Я говорила себе, что иду навстречу собственной смерти. Другого выхода нет. Если суждено умереть — значит, так будет. Было пять часов утра. В почтовом ящике лежали ключи от машины. Я открыла дверцу, отъехала от дома — полная идиотка! В машине ничего не было! Трудно сказать, испытала ли я облегчение от этой мысли. Оставалась автомобильная катастрофа. Бак был полный, я стала ездить по городу. Город спал, почти не было машин. Когда отпала и возможность катастрофы, я озверела. Зачем устроили этот цирк? Я остановила машину в каком-то безлюдном переулке, заглушила двигатель и стала копаться в моторе. Этому научил меня Андрей. Если б не хватало провода или детали, я смогла бы это определить. Но все было в полном порядке. Тогда я тщательно обшарила салон — прощупывала сиденья и пол, отрывала все ящики и пепельницы. Ничего. Через час я вернулась домой. Я ничего не понимала. В восемь раздался звонок. На пороге стояла Юля.
— Извини… Я не могла спать… Я… я не спала всю ночь… — Красное, зареванное лицо моей сестры говорило яснее слов о том, что она не лгала. Я решила начать разговор первой.
— Ты тут ни при чем. Я все знаю.
— Танечка, милая, прости меня…
— Простить? За что?
Внезапно (я сама толком не поняла, как это произошло) она рухнула на ковер и зарыдала истерически, с надрывом, по-бабьи вцепившись кулаками в щеки.
— Я убью его, если с тобой что-то случится… Кроме тебя, у меня никого нет. Нет никого… на всем белом свете… Танечка, родная моя, кровинка моя, я его убью, если кто-то посмеет тебя тронуть… Он сегодня в четыре утра явился, но я выставила его за дверь… Надо было выставить раньше… Но это так тяжело… прости меня… я никогда не сделала бы тебе плохого… ты веришь мне? Веришь?
С огромным трудом мне удалось поднять ее на ноги, отвести в комнату, дать стакан воды и убедить, что никого не надо убивать. Постепенно она успокаивалась, дрожащими руками держа стакан и роняя в воду крупные слезы.
Слезы скоро закончились. Теперь ее мучило невероятное желание все мне рассказать.
— Я случайно ту бумажку нашла… в кладовке… Убирала — и вдруг смотрю, этот листок. Конечно, я сразу же узнала почерк Андрея, но когда я прочитала содержимое… Сначала я обалдела, не знала, что и думать. Может, он собирался писать какую-то книжку? А что бы ты подумала? Потом приехал Славик. У меня все из рук валилось… Славик был такой заботливый, нежный… Я ему про листок и рассказала. Ночью, мы в постели лежали… Я думала: он засмеется и скажет, что все это ерунда, не стоит обращать внимания, а он вдруг стал таким серьезным… А потом… мне даже страшно об этом вспоминать. Оказывается, все в листке было правдой. Я даже понятия не имела, что у Славика была сестра, я так растерялась… Да еще и ты все время была в таком тяжелом состоянии после суда. Славик посоветовал все тебе рассказать. Я и решила — может, действительно легче станет…
— Ты всегда делаешь только то, что говорит Славик?
— Танечка, милая, прости меня… Ты не знаешь, как тяжело женщине одной, без мужа…
— Знаю…
— Что? Ой, прости, я забыла…
— Хватит. Все пустые слова. А тебе в голову не приходило, что это чушь собачья?
Юля даже растерялась.
— Как? Но ведь Андрей убил сестру Славика?
— Никого глупый и несчастный Андрей не убивал! Впрочем, все это для тебя тоже пустые слова. Ты всегда была твердо уверена в том, что Андрей виновен. Тебя ни в чем нельзя убедить. Да я и не буду этого делать. Ты все равно не сможешь изменить свое мнение. Даже если очень постараешься… Но ты не будешь стараться…
— Танечка…
— Мне не нужны твои крокодиловы слезы. Я знаю, что ты ни в чем не виновата. Он мне сам все рассказал. Ты действительно была уверена, что делаешь все для моего же блага. Ты не хотела причинить мне зла.
— Но я постараюсь тебя понять, если ты мне расскажешь.
— Ничего я тебе не расскажу. Одно только могу… Андрей никого не убивал. Ни сестру Филядина, ни детей. У меня есть доказательства. Правда, я еще не знаю, кто убил детей, кто это сделал. Но я найду убийцу, можешь в этом не сомневаться. Любой ценой, ты меня знаешь. Теперь я постепенно оказалась в центре событий, так что можешь готовиться к самому худшему.
— Таня! — взвизгнула моя сестра.
— Только не надо никого убивать! Впрочем, ты этого и не сделаешь. Извини, если я вела себя грубо. Извини, что я тебя ударила. Я не хотела.
— Не нужно извиняться. Ты имела на это полное право. Только ты вела себя не грубо, а глупо.
— Ты по-прежнему в своем репертуаре!
Она уже полностью успокоилась.
— Тебя никто не посмеет тронуть даже пальцем! Никто не посмеет! Знаешь, ночью, из-под двери, когда я его не впустила, он поклялся всем, чем угодно, что не собирается причинить тебе вред. И я ему верю. Он тебя не тронет — он мне обещал. Я не могла дождаться, пока рассветет, чтобы прибежать сюда и все рассказать. Ты правильно сделала… Но ты мне не веришь… Ты уже простила? Я могу с тобой остаться? Ты меня простила?
Юля была моей единственной сестрой, и ближе ее у меня никого не было. Что я могла ей сказать? Я не держала на нее зла. Я простила ее давным-давно.
Юлька сказала, что останется у меня на целый день. Она была твердо уверена в том, что ничего не случится.
Ночью я спрятала все документы в свою сумочку из крокодиловой кожи, чтобы они находились под рукой. Я не знала, зачем это сделала. Сумка была подарком Андрея и стоила бешеных денег. Я не смогла ее продать.
А потом было около десяти часов утра, и Юлька зачем-то открыла мой холодильник — он был пуст. Она пришла в ужас, но все объяснялось просто — не было денег, не было и продуктов. Решила ехать в магазин, но я сказала, что поеду сама. Почему? Во-первых — не могла себя лишить удовольствия прокатиться на машине. Во-вторых, в районе центрального рынка (куда я собиралась отправиться) должно быть полно народу, а значит, это безопасно. Безопаснее, чем в квартире. Я обещала вернуться через час (езды было минут двадцать). В прихожей мне на глаза совершенно случайно попалась моя бирюзовая шелковая косынка, выпавшая из ящика, я машинально схватила ее и сунула в карман. Это было судьбой. Через некоторое время косынке предстояло спасти мне жизнь. Я спустилась по лестнице, села в машину. В газетах было написано, что из окна на меня смотрела соседка с первого этажа. Юля ждала меня до вечера — до шести часов. Но к вечеру я не могла вернуться.
Совершенно не разбираясь в марках машин, не смогла определить марку черного автомобиля, который следовал за мной по пятам.
Первый раз я увидела его отражение в зеркале при повороте на центральный Кутузовский проспект. Эта машина слишком резко затормозила у светофора — рядом со мной, очевидно, потому, что у светофора остановилась я. В ней сидели несколько мужчин, и водитель пристально меня разглядывал. Бывает, ничего не скажешь, чего-то особенного тут нет. Но, свернув на улицу Грибоедова, я увидела эту машину снова. Что это было — тоже простое совпадение? Я почувствовала, как вся покрываюсь холодным потом. Резко свернула в какой-то проезд (он был в противоположной стороне от нужного мне рынка). Движения в нем почти не было. Сомнения отпали — машина неотступно следовала за мной. Я обругала себя идиоткой за то, что не догадалась раньше. Мне стало страшно. Мимо мелькнула ухмыляющаяся жирная рожа шофера. За мной следили (вывод — идиотка?). Я почувствовала, что схожу с ума. Выхода не было. В зеркале — черный автомобиль, безнадежность.
