единое — в ярость. Это все происходило за доли секунды, он уже понял, как показать призраку, что ему плевать на ее смерть и он не чувствует своей вины.
— Ты думаешь, я виню себя? — спросил, накапливая злость. — Ты думаешь, мне не все равно!?
Иван сжал кулаки, готовясь к взрыву. Он резко ухватил рукоять ножа, торчащую из Александра, вскочил на ноги и, замахнувшись сверху вниз, хотел ударить ножом призрака в грудь.
— Вот насколько мне тебя жаль! — в гневе кричал он, нанося удар.
Его постигло жуткое непонимание, когда удар, пришедшийся призраку в грудь, прошел не сквозь него, а проник в плоть по самую рукоять и уперся в кулак Ивана.
Иван почувствовал тепло тела и не понял, как это произошло. Сбоку разразился громкий смех призраков и раздались аплодисменты со свистом. Страх пришел мгновенно. Он осознал, что перед ним не призрак, он смотрел на точку, куда вошел нож. Из-под рукояти потекла теплая кровь.
Оцепеневший от ужаса, что перед ним действительно человек, а не призрак, он посмотрел на волосы и понял, в кого воткнул нож. У него моментально проступили слезы. Это был кошмар, такого ужаса, как в данную секунду, он не испытывал никогда. Боль душевная преобразовалась в груди и горле в физическую, была нестерпимой и могла выйти лишь со слезами.
Он поднял взгляд на лицо поверженной им девушки и встретился со взглядом, наполненным лишь полным непонимания и удивления. Марина смотрела на Ивана, но удар ножом ей грудь пришелся столь быстро и неожиданно, что на лице невидно было боли, лишь непонимание и немой вопрос. Она пыталась открыть рот и что-то сказать. Но никаких звуков она не издала, по всей вероятности, к ней стало приходить осознание произошедшего, и она смотрела в его глаза, из которых текли слезы.
— Прости. Прости меня, прости меня, Марина… — неустанно повторял он, глядя на нее.
У Марины подкосились ноги, взгляд стал отчужденным, голова запрокинулась назад, и тело начало падать. Иван подхватил ее и остановил падение, сел на пол сам, аккуратно уложил ее к себе на колени, обнял за голову и прижал к себе, словно мать своего младенца. Его разрывали сожаление и боль от понимания содеянного. Он взревел что было сил и после перешел на плач. Он рыдал над телом мертвой Марины, прося прощение и проклиная себя. Он молил ее о прощении и просил, чтобы она пришла, но все это было бессмысленно.
От горя и ужаса, охватившего его, он стал терять связь с реальностью. Не понимал, где он, не видел вокруг себя ничего, лишь темнота и пустота на столько, насколько мог видеть. Иван был один в этом бескрайнем и необъемном пространстве с убитой Мариной на своих руках, захлебываясь в этой черноте своей болью, виной.
Глава восемнадцатая. Только смерть
Иван, оторванный от происходящего и не осознавая ничего, сидел на полу, уткнувшись лицом в колени, качался из стороны в сторону. Его не беспокоили призраки. Он просто неспособен был бы понять их, он пребывал в шоке.
Мысли появились лишь когда загорели щеки от боли и появилось чувство, что его кто-то трясет…
— Ваня! Иван! — восклицал Кирилл и время от времени давал ему пощечины.
Сознание стало к нему возвращаться не сразу. Постепенно перед ним сформировалась картинка в виде Кирилла, который его тряс. Иван перевел взгляд в сторону и увидел зал домика, на полу с одной стороны лежало тело, одетое в камуфляжную форму, с лицом засыпанным землей, которая уже напиталась кровью. Переведя взгляд, увидел напротив охранника другое тело в деловом костюме, раскинутые ноги и руки, окровавленная рубашка. После он перевел взгляд ближе к себе и обнаружил Марину, у которой торчал нож из груди в области сердца.
От последнего сознание стало восстанавливаться моментально.
— Ваня, Ваня, твою мать, что тут произошло!? — тряся его, продолжал спрашивать Кирилл.
— Я их всех убил, — еле слышно сказал Иван.
— А девушку, кто ее убил?
— Я, я Кирилл, и Марину убил тоже я. — И снова на глазах Ивана проступили слезы.
— Как?!
— Когда завязалась потасовка с этими двумя, по всей вероятности, начались крики и шум, она пришла, может, соседи пожаловались. Когда я убил этих двух, она зашла в момент, когда я спорил с призраками, и один из них подменил реальность, вместо нее я видел призрака, который меня спровоцировал.
— Как спровоцировал!? Сказал Ваня: «А воткни мне нож в грудь!». Ваня мы, в жопе, ты и я с тобой.
— Прости меня, Кирилл… Я не должен был сюда ехать, не должен был тебя тащить с собой, и я должен был тебя остановить и вызвать подкрепление, я все порчу, я всем все порчу. Марина мертва, и я ее убил!
Кирилл отодвинулся от него, пытаясь что-то придумать, и в этот момент обнаружил, что у Ивана, помимо рук и лица, еще и джинсы, и толстовка в крови, и там кровь свежая, а после обнаружил и дырку в толстовке, сразу понял, что Иван ранен.
— Ваня, ты ранен! — воскликнул он, поднимая его толстовку.
Ранение было незначительным и пришлось просто в мягкие ткани, не задев органы. Иван стал потихоньку подниматься на ноги, а Кирилл быстро прошвырнулся по шкафчикам и нашел простыню.
— Почему ты так долго? — приходя в себя, спросил Иван.
— Ваня, ты же красавчик, — говорил Кирилл, разрывая простыню на лоскуты. — Ты мне что сказал? Я поеду, а ты дуй следом, знал, блин, что с тобой надо ехать, — говорил он, прикладывая свернутый валик из куска простыни к ране, чтобы остановить кровотечение, а после перемотал его простыней и туго завязал на несколько узлов, прикрыл сверху толстовкой. — Я и направился за тобой, а вот про КПП, шлагбаум и проходную ты мне не сказал, меня остановили, и пришлось ковылять в обход, перелазить через забор, это заняло время.
— Точно, из башки вылетело КПП, — говорил он отчужденно.
— Ты как, Вань?
— Я, Кирилл, отвратительно, жить мне неохота.
— Ты брось эту херню. Ты сейчас болен, и
