сам считал, что его рано учить чему-либо серьезному.
– Эх вы, горе-родители. – Валентина Антоновна покачала головой и удалилась на кухню.
– Она сведет его с ума, – вполголоса возмутилась Ася. – Где это видано, чтоб ребенок в шесть лет так занимался?
– Везде, Асенька. Везде. Ты немного отстала от своих ровесниц – те таскают детишек по пяти-шести кружкам, да плюс к этому учат в спецшколах.
– Почему я должна уподобляться ненормальным, которым не дорого здоровье их ребенка?
– О здоровье не беспокойся, мать на нем помешана. И вообще, постарайся расслабиться и не дергаться по пустякам. Мы ведь не чужим людям Степку оставляем, верно?
– Да, но все-таки…
– Вот и перестань нервничать. Думай лучше о том, все ли уложено, осталось всего три дня. Не ровен час что-нибудь забудем.
– Хорошо. – Ася заставила себя улыбнуться мужу. – Последую твоему совету и пойду заниматься чемоданами. Не хочешь мне помочь?
– Чуть позже. Выпью чашку кофе, а то голова трещит.
– Ладно. Когда станет легче, приходи.
– Обязательно.
Ася отправилась в спальню. Она давно перестирала и перегладила всю одежду, теперь оставалось лишь запаковать в чемодан разложенные по полиэтиленовым пакетам вещи.
Ее руки делали свое дело, в то время как голова была занята множеством не самых приятных мыслей. Было ужасно жаль Нинюсю и тревожно за Степку, несмотря на заверения Сергея, что все будет в порядке.
Еще Ася думала о необходимости съездить на работу забрать документы, а главное, проститься с девчонками. Балет она им полностью поставила, в июне можно смело ехать на конкурс и претендовать на призовое место. А расставаться с ансамблем жаль, ах как жаль! Небось, к тому времени, как Ася вернется, старшие ученицы уже уйдут. Да и вернется ли она вообще – тоже вопрос…
Она не заметила, как сложила в чемодан почти все пакеты. Сергей не появлялся, и Ася решила узнать, как его голова.
В гостиной никого не оказалось, дверь в кухню была плотно прикрыта, и из-за нее доносились приглушенные голоса.
Ася постояла, раздумывая, зайти ли ей или лучше оставить Сергея наедине с матерью. Ей пришло в голову, что все же не стоит мешать: пусть пообщаются перед тем, как расстаться на целый год.
Мягко ступая по ковру, она направилась обратно в спальню.
– …Мама, я прошу тебя!
Ася остановилась. Голос Сергея прозвучал громко и отчетливо, в нем слышалось раздражение и отчаянье.
– Что ты просишь? Что просишь? Дурачок, я же правду говорю.
Ася почувствовала, как ладони делаются холодными и влажными. Надо уйти в спальню и закрыть за собой дверь, а не стоять тут, посреди коридора, подслушивая чужой разговор.
Однако ноги точно одеревенели и не желали повиноваться.
– Сколько раз тебе повторять, что у нас все в порядке? – почти грубо произнес Сергей. – С Аськой работал психотерапевт, он ее полностью вылечил, она…
– Вот глупость-то, – Валентина Антоновна нервно рассмеялась, – психотерапевт! Не морочь мне голову! Она же влюблена, как кошка, твоя Аська, ты погляди на нее! Какой врач может это вылечить?
– Ты ошибаешься, – глухо проговорил Сергей, – ошибаешься. Так было раньше…
– И сейчас все точно так же! Пойми, от любви не лечат. Когда твой отец связался с этой… женщиной, я бегала к колдунье – у нее полгорода ходило в клиентах. Она давала мне заговоры, обещала, что все уладится… Ничего не уладилось, слышишь, ни-че-го! Митя ушел, оставил тебя, трехлетнего, жил с этой тварью в коммуналке и… ходил счастливый, будто попал в рай.
– Для чего ты мне все это говоришь? – Голос Сергея перешел на крик.
– Для того чтобы ты не обольщался. Следи за ней, не спускай глаз. Телефон зачем отдал?
– Я ей верю.
– Напрасно. Поверишь, когда сядете в поезд. А еще лучше, когда сойдете в Марселе.
Ася закрыла глаза и прислонилась спиной к стене. Сердце бешено стучало в груди, точно собираясь взорваться. Она сделала глубокий вдох, за ним другой – ничего не помогало.
Скрипнула дверь детской. На пороге возник Степка, нос его был измазан фломастером, однако на ногах красовались тапки.
– Мам, – он поглядел на Асю с удивлением, – ты чего тут стоишь?
– Я не стою, – поспешно проговорила она, – я… иду вещи собирать.
– А. – Степка понимающе кивнул и навострил уши. – А они там чего кричат? Ссорятся?
– Почему ссорятся? – Ася обхватила его за плечи и увлекла за собой в спальню. – Просто беседуют. Они ведь давно не виделись, соскучились. – Она захлопнула дверь. – Давай-ка ты будешь мне помогать.
– А как? – Степка все еще с любопытством прислушивался, но из коридора не долетало больше ни звука.
– Вот как: бери те два пакета и вынимай все из них на кровать. Понял?
– Да. Мам!
– Что, милый?
– Я записался в школу, когда мы пойдем за формой?
– Послезавтра.
– А папа с нами поедет?
– Обязательно. Вон пакеты, принимайся за дело.
Степка лихо потряс мешком над постелью.
Алексей и сам не мог понять, почему так легко сдался, отказался от борьбы за свое счастье, пообещав Сергею полностью устраниться, исчезнуть.
То ли слишком жалким выглядел Настин муж, несмотря на свой пренебрежительный и заносчивый тон и респектабельный вид, то ли что-то еще неуловимое подействовало – но Алексей вдруг понял, что не может так, напролом добиваться собственной цели, не смеет забирать чужое, запретное, охраняемое столь неистово и трепетно.
Коли уж Настя хочет все забыть, пускай. Значит, ей так спокойнее, легче. Нужно быть последним подонком, чтобы заставлять ее страдать после всего, что она уже вынесла.
Он попробовал отвлечься, переключить мысли, но у него ничего не выходило. Да и не было ничего – ни интересной, любимой работы, ни настоящих друзей, ни даже завалящего хобби.
На трезвую голову жизнь казалась ужасающе пустой, как огромный, порожний котел. Наполнить ее было нечем, разве что водкой, но Алексей оставался непреклонным.
Его отвращение к самому себе усиливалось день ото дня. К тому же Сергей, сам того не желая, нанес ему еще один, очень болезненный удар, заговорив о детях. Алексей чувствовал острую зависть к тому, что Сергею есть ради кого унижаться и просить. Собственные свобода и гордость на фоне этого казались ненужными и постылыми.
Он не видел дочку одиннадцать лет. У него не было ни одной ее фотографии, только совсем старые, младенческие, которые Женя дарила его матери.
Алексей даже не представлял себе, как выглядит Лида. Наверное, совсем взрослая девушка, зимой ей сравнялось шестнадцать.
Он недоумевал, как мог все эти годы совершенно не интересоваться семьей, практически не вспоминать о ней, лелея и пестуя обиду на жену,
