Самого убийства мы не увидели. Нам показали только Лиззи с перерезанным горлом. Я сама виновата, что ожидала увидеть зловещую фигуру с окровавленным ножом, выходящую из аллеи. Ничего подобного не было. Кэри и сценарист не рискнули сделать такую сцену, хотя у нас оставалось подозрение, как оно должно было остаться и у всех читателей отчетов Вард-Карпентера и Мокриджа, что Ропер, вероятно, на самом деле убил жену и скрылся после этого.
Кэри читала мемуары Артура Ропера, а также переписку Ропера и его сестры, приведенную в материалах Вард-Карпентера. Кроме этого она изучила отчеты о процессе, напечатанные в газетах того времени. Сведения, полученные из этих источников, позволили ввести в фильм больше персонажей, но не больше информации. Тем не менее мне понравилось, и я сказала об этом Кэри. Пол пошутил, что теперь он может повысить цену за дом, когда соберется продать его. Я еле сдержалась, чтобы не сказать, что впервые услышала о его намерении продать дом. В этот момент Кэри представила нас Майлсу Синклеру, сделав это так, что не оставалось сомнений насчет их отношений.
Я порадовалась за нее. Если бы два или три года назад мне кто-нибудь сказал, что я буду рада видеть Кэри Оливер счастливой, я сочла бы его ненормальным, но сейчас я действительно радовалась за нее. Мы договорились встретиться и вместе пообедать. Майлс Синклер записал свой телефон на одном из буклетов, и я сделала вывод, что Кэри сейчас проще найти у него, чем у нее дома. Я свернула листок и спрятала его в карман.
— Ты никогда не говорил, что собираешься продавать дом, — сказала я на обратном пути в Хэмпстед.
— Это было неожиданное решение.
— И куда ты намерен переехать? — я с ужасом затаила дыхание.
— Об этом рано говорить, продажа займет много времени, не меньше года.
— А все-таки?
— Думаю, на Виллоу-роуд в Хэмпстеде. Если ты не возражаешь.
Я совершенно забыла о Лайзе Уоринг. Мы с Кэри и Майлсом пообедали и уже пили кофе, когда вдруг она сообщила, что Лайза звонила. Мне пришлось переспросить, о ком это она. Лайза была в Лондоне, остановилась рядом с работой Кэри на Фрит-стрит. Кэри сказала об этом таким тоном, будто дела совсем плохи, будто Лайза — шпионка или мстительница, хотя неизвестно, что именно она хочет показать.
— Когда ты с ней встречаешься? — спросила я.
— В среду утром. Ты ведь тоже придешь, да? Ты обещала.
Майлс посмотрел на нее снисходительно, словно на капризного ребенка, но я не слишком обрадовалась. В среду мне неудобно. Но по опыту прежних лет я знала, что в такой ситуации Кэри лучше не перечить, так как отказ повлечет за собой публичный скандал — с обвинениями, слезами и вообще трагедией. Именно таким способом она добивалась успеха прежде. Она сжала мою руку:
— Ты обязательно должна быть рядом на случай, если она уничтожит меня.
По виду Лайзы нельзя было сказать, что она способна уничтожить кого-то крупнее таракана. Одного из них, пробегавшего по заляпанному вековой грязью полу офиса Кэри в Сохо, она действительно, как только вошла, прицельно раздавила, отбросила трупик носком черной кроссовки и спросила, правда ли, что Моцарт, когда приезжал в детстве в Лондон, останавливался в соседнем доме.
Кэри бросила курить с неделю назад, и снова начала. Она как раз прикуривала, когда вошла секретарша и доложила о посетителе. Воздух в маленькой комнате стал сизым от дыма. Голос Кэри звучал хрипло, ей пришлось откашляться, чтобы прочистить горло, и потом она долго не могла остановить кашель. Наконец ей удалось сказать, что в том доме, где останавливался Моцарт, сейчас казино «Лондон». Лайза глубокомысленно кивнула.
При ней не было никаких документов, даже сумочки. Только куртка с большими карманами, джинсы и свитер. Выглядела она лет на тридцать. Невысокая, болезненного вида, темноволосая. Глаза слегка раскосые, то есть кто-то из ее предков — выходец с Востока. Тут я вспомнила, что именно она хотела чего-то от Кэри, а вовсе не собиралась ничего передавать или тем более угрожать ей. Мы как-то упустили это — вернее, Кэри видела в ней угрозу и считала ее чуть ли не шантажисткой.
Она молча сидела перед нами, глядя то на меня, то на Кэри, затем отвела взгляд.
— Что именно вы хотите знать? — спросила Кэри.
— О моем предке, прадедушке. Откуда он, кем был.
Уверена, Кэри подумала о том же, что и я. Это легко выяснить: жизнь Альфреда Ропера хорошо известна из документов. А девушка вроде тех студентов, что были головной болью Пола, которые, несмотря на обучение и консультации, понятия не имеют, как проводится исследование, где искать информацию, и всегда предпочитают найти того, кто сделает работу за них.
Она это опровергла:
— Я не смогла узнать, хотя сделала все возможное. Я нигде не встречала имени прадеда, пока не увидела его у вас в списке актеров.
Именно тогда мне пришло в голову, что мы говорим о разных людях:
— Вы ведь не Ропера имеете в виду, да?
Я задала неправильный вопрос. Она удивилась:
— Так называется ваш фильм. А меня интересует мой прадед, Джордж Айронсмит. Я хочу знать, он ли это.
Я попыталась вспомнить, кто такой Джордж Айронсмит. Я нашла его имя в списке актеров, один из которых лежал на столе Кэри. Ну конечно, это первый жених Лиззи, он подарил ей кольцо со стекляшкой. Кэри достала ксерокопии отчета Вард-Карпентера, мемуары Артура Ропера, статью Коры Грин для «Стар» и передала их Лайзе Уоринг. Девушка немедленно уткнулась в бумаги, затем достала ручку, спросила у Кэри разрешения и принялась подчеркивать слова или имена.
— Джордж Айронсмит был любовником этой леди?
— Суда по всему, да, — ответила Кэри. — Он был помолвлен с ней в 1895 году, но помолвку расторгли, и он уехал за границу.
— За границу? А куда?
— Не знаю. Кора Грин упоминала его «колониальный акцент», но мало ли что она имела в виду.
Что бы ни имела в виду Кора Грин, Лайза казалась удрученной:
— Сколько ему было лет?
— На момент убийства? Наверное, тридцать-сорок. В фильме мы остановились именно на таком возрасте. Актеру, который его играл, тридцать шесть.
— Моему прадедушке Джорджу Айронсмиту было сорок девять, когда он умер в 1920 году. Я видела его могилу. Он родился в 1871-м, то есть в 1905-м ему должно было быть тридцать четыре.
Кэри заинтересовалась:
— Похоже, это он, как вы думаете?
— А можно найти, откуда он?
Кэри предложила проверить все телефонные справочники страны. Потом мы вспомнили о записях Дома святой Катерины. Я подсказала ей, как проводятся такие исследования, и заметила, что она, вероятно, может поискать своего предка через «Мир Мормонов», где записывают каждого прихожанина при крещении. Пожалуй, я была разочарована. Мне хотелось удивительных открытий, а не того, что расстраивает логическую цепочку Кэри.
Но Кэри обрадовалась. Как многие люди, сбросив бремя забот, она становится оживленной. Если бы Лайза Уоринг сказала, например, что ее прадед — Артур Ропер, и он работал когда-то ассистентом хирурга, и был в Лондоне 28 июля 1905 года, Кэри как минимум выполнила бы ее просьбу «посмотреть кино». Но Лайза сказала, что, скорее всего, ее предком был эпизодический персонаж фильма, поэтому Кэри пообещала прислать ей три кассеты «Ропера».
Все свое облегчение Кэри выразила после того, как Лайза Уоринг ушла. Она вскочила, обняла меня и предложила угостить «превосходным ланчем».
За этим ланчем, который затянулся на полдня, она спросила у меня то, что давно хотела. Что заставило меня связать семью Асты с Роперами?
— Ты сама связала их, — ответила я. — Именно поэтому ты мне тогда позвонила. Спрашивала, нет ли в дневниках еще упоминаний о Роперах, а потом мы обнаружили, что Свонни вырвала страницы. Так что это ты, а не я.
— Да, но я перестала думать об этом, когда мы поняли, что страницы пропали. Без них мы ничего не узнаем. Все, что ты нашла, — это воспоминание о Хансине, которая случайно столкнулась с умирающим на тротуаре Дзержинским, и еще два или три упоминания Асты.
— Шесть, — уточнила я. — Их было шесть. Я помню наизусть. Первое — когда она пишет о Хансине и Дзержинском, второе — когда Хансине спрашивает, может ли она пригласить на чай Флоренс Фишер, и третье — когда Аста идет по Наварино-роуд и случайно видит Лиззи Ропер, которая выходит из дома вместе с Эдит. Затем она пишет, что Эдит — хорошенькая и белокурая, и еще о своем странном ощущении, будто бы Эдит и ее нерожденный еще ребенок мысленно общаются. Еще она ссылается на «мужчину, который убил свою жену на Наварино-роуд», но не называет его имени. Так мог сказать любой, кому случалось вести дневник или жить рядом. Странно, если бы она оставила такое событие без внимания. Лишь пятое упоминание немного странное, потому что она пишет через восемь лет, в 1913 году. Когда Расмус подозревает, что Сэм Кроппер — ее поклонник. Тогда она записала: «Расмус, наверное, решил, что я пошла по стопам миссис Ропер». В одной из последних тетрадей Аста пишет, что читает в газете про суд над убийцами, и это напоминает ей «тот случай на Наварино-роуд».
