– Доброе утро, профессор! Вы разрешите?.. – Гуров остановился на пороге кабинета, поражаясь тому, что не увидел старого добротного письменного стола с суконным верхом и громоздкого деревянного кресла, обитого натуральной кожей, поверх которой желтеют широкие рифленые медные шляпки гвоздиков.
Кабинет был вполне современным. На большом столе офисного стиля красовался не ноутбук, а полноценный монитор, рядом с ним – клавиатура и мышка. Все это предполагало наличие под столом системного блока мощного компьютера. Да, ведь профессор был именитым физиком.
На расстоянии вытянутой руки у стены стоял вполне новый книжный шкаф с остекленными дверками. Современные издания, частью даже на английском языке, соседствовали в нем со старинными фолиантами чуть ли не начала прошлого века. Гуров успел прочитать на корешках что-то про материалы съездов естествоиспытателей и врачей.
– Да-да, проходите, – кутаясь в большой женский пуховый платок, пригласил старый профессор. – Жду вас.
– Я полковник Гуров из МВД, – напомнил сыщик.
– Да-да, полковник Гуров. – Профессор кивнул и закашлялся. – Из уголовного розыска. Прошу вас, молодой человек, присаживайтесь. Я к вашим услугам.
Собственно, присаживаться в комнате больше было некуда, кроме как в небольшое стильное кресло у окна. Возможно, это был неплохой вариант, учитывая, что профессор сейчас представлял собой источник инфекции. Беседовать на таком расстоянии несколько тяжеловато, но сыщик привык к любым условиям работы.
Профессор был грузен, выглядел значительно крупнее своей супруги. В молодости они вдвоем, например, при прогулке под ручку, выглядели, наверное, весьма колоритно. Шевелюра у профессора в те времена была, видимо, пышной и непослушной. Сейчас от нее остались лишь длинные пегие пряди, спускавшиеся со лба на серый лоб. Густые седые брови, частая поросль на больших мясистых ушах. Впалые щеки, круглый подбородок и верхняя широкая губа были тщательно выбриты. Наверное, профессор привык к определенному порядку, в том числе и в быту. Вряд ли он брился специально ради прихода гостя из полиции.
Будет ли толк от этого визита? Старик выглядит не блестяще, хотя наличие компьютера в его кабинете говорит о том, что он вполне в здравом уме. Компьютер – это вам, ребята, не калькулятор, он свидетельствует о напряженной и сложной работе. Не в «казаков» же старичок там, в самом деле, играет, не пасьянсы раскладывает.
– Мощная у вас техника, – на всякий случай произнес Гуров и кивнул на компьютер.
– Мне иначе нельзя, – серьезно ответил хозяин кабинета. – Вычислений много. Я ведь, молодой человек, все еще профессор-консультант на кафедре, советник президента Ассоциации промышленников России, у меня докторанты и аспиранты. Вы решили, что я почиваю на лаврах? Нет, молодой человек, покой в нашем случае – это неминуемая гибель. Человек живет, пока его мозг занят работой. Это как компьютер. Отключи его от сети, и все процессы в нем мгновенно затухнут. Только компьютер можно опять включить, восстановить утерянные данные, а с человеком такой номер не пройдет. Он не выключается!
– Мне нравится позитив вашего мышления, Юлий Адамович. У нынешней молодежи зачастую не сыщешь такого энтузиазма, желания жить и творить.
– Молодежь? Да-да… – неопределенно пробормотал профессор, а потом как будто очнулся, с живым интересом посмотрел на гостя и проговорил: – Простите, как ваше имя-отчество? Я, честно говоря, запамятовал.
– Лев Иванович.
– Ах, да, простите. Так чем же я могу быть полезен вашему славному ведомству, Лев Иванович?
– Советом, уважаемый профессор, консультацией, воспоминаниями. Если это вас, конечно, не затруднит. Видите ли, нам сейчас приходится заниматься одним весьма запутанным делом. Необходимо восстановить события многолетней давности, времен вашей работы в Физическом институте Академии наук.
– Вот как! ФИАНом интересуетесь. Это, позвольте уточнить, какими же годами?
– А вы там когда работали?
– Я отдал институту лучшие годы своей жизни, пришел туда в аспирантуру в пятьдесят втором. Чуть ли не сразу, как институт только переехал в новое здание на Ленинском проспекте. Знаете, где он сейчас располагается? Там защитил кандидатскую. Моими наставниками стали великие ученые – академики Басов Николай Геннадьевич и Прохоров Александр Михайлович. Есть чем гордиться, молодой человек. Моя первая научная тема была связана с их фундаментальной работой, за которую они в шестьдесят четвертом году получили Нобелевскую премию.
– Да, вы приложили руку к великим делам, – вежливо вставил Гуров. – А в семидесятые годы вы там еще работали?
– Что значит «еще»? Я тридцать четыре года отдал институту. Только в девяностые, когда все стало разваливаться, непонятно было, что станет с институтом, я согласился на приглашение Британской академии и шесть с лишним лет преподавал в Эдинбургском университете. Я к тому времени уже был доктором наук, профессором. Потом меня пригласили в МГУ. Вот, собственно, и все.
– В начале семидесятых в вашем институте активно шли работы, в результате которых группа ученых получила искусственный минерал с оптимальными свойствами, делающими его пригодным к применению в самых разных отраслях производства, науки и быта. Назвали его тогда по имени института…
– Вы имеете в виду фианит? Да, помню, интересный получился результат. Собственно, этим занимались оптики. Я знал кое-какие вещи лишь потому, что мы рассматривали фианит в рамках нашей темы, применительно к разработке лазеров. Однако свойства фианита нас не совсем устроили, и мы как-то отошли от этого вопроса.
– А другие отделы, лаборатории?.. Кого еще мог интересовать фианит, исходя из его свойств?
– Им довольно плотно занимались применительно к теме повышения прочности материалов. Что-то там с фианитовым напылением. Создание новых режущих и обрабатывающих инструментов.
– И чем все закончилось с фианитами? Вы помните?
– Да что там помнить, когда институт был на грани коллапса! Большинство тем встали. Кажется, работы с фианитом тоже прекратились. Потом уже, когда мы с Зоей вернулись из Шотландии, я узнал, что его стали широко использовать для изготовления женских украшений, чуть ли не как искусственный бриллиант. Качество было и в самом деле, я вам скажу, хорошее. А что, собственно, вас интересует, Лев Иванович? Что за дела давно минувших дней?
– Понимаете, Юлий Адамович, преступление, которое мы расследуем, настолько серьезное, что на этом этапе я просто не имею права рассказать вам всего. Даже несмотря на то, что вы профессор, член-корреспондент и ученый, заслуженный во всех отношениях.
– Понимаю, конечно! – Профессор кивнул и со смаком произнес: – Тайна следствия!
– Да, тайна следствия.
– Вы вот что, Лев Иванович, наведайтесь-ка в институт, в отдел оптики. Спросите профессора Соколовского. Он в те годы лаборантом начинал. Ох и много же тяжестей ему пришлось на своем горбу потаскать! Но он молодой, здоровенный. Ему, я думаю, это не повредило, а для ясности мысли физически поработать иногда очень даже полезно. Вы скажите, что я посоветовал к нему обратиться, расспросите. Думаю, что он помнит о тех временах больше меня. Тогда Соколовский общался с лаборантами, с инженерами.
Арслан, конечно же, врал, когда говорил, что в Москве в этот момент почти никого из перекупщиков краденого не было. Он, собственно, и не знал ничего про эту публику, потому что всегда сбывал товар лишь одному человеку – Бурому. Но в этот раз Арслан старался держаться в стороне. Он показал Бурому золотые изделия и сразу заявил, что сам тут не при делах, просто вызвался помочь, а ребятишек этих знает плохо. Арслан даже не претендовал на какую-то долю. Мол, попросил один хороший знакомый составить протекцию, вот я и решил сдать все тебе, Бурый. Уж кто-кто, а ты-то разбираешься в этих делах. Бурому вовсе незачем знать, что Арслан уже наварил на этой партии пятьсот тысяч.
Шашлычная Магомеда, старого знакомого и земляка Арслана, стояла на Варшавке за МКАДом. Приятели сидели за столиком и пространно рассуждали о тяготах этой жизни. Магомеда постоянно и жутко обирала местная полиция, вот он и жаловался земляку на этих нехороших людей.
Один был увлечен рассказами о своих горестях, другой пребывал в состоянии блаженства от провернутой аферы, в результате которой в его кармане осела кругленькая сумма. Арслану теперь стоило подумать о том, чтобы месяца на два из Москвы исчезнуть, желательно куда-нибудь на берега Черного моря.
Собеседники не обратили внимания, что возле придорожного кафе остановилась еще одна машина. За столиками сидели человек шесть посетителей, в основном водителей-дальнобойщиков. Их фуры стояли вдоль дороги, закрывая кафе от проезжей части. Когда двое здоровенных парней, у которых рукава футболок лопались на бицепсах, подошли к Арслану с двух сторон, он почему-то решил, что о Черном море следовало подумать чуть пораньше. Хотя бы пару дней назад.
