подступающие к горлу рыдания.
Трубка молчала.
– Вы слышите меня?
– Слышу, – ответила Тамара бодрым голосом. – Я вас вспомнила. Вы хотите постричься?
– Нет, Тамара, нет. Я звоню вам из больницы. Вы знаете телефон гостиницы в Хабаровске? Надо срочно дозвониться до Олега. У Лели начались роды, и она в очень тяжелом состоянии. Але? Вы меня понимаете?
– Кто в больнице? – переспросила Тамара.
– Жена Олега. Вы знаете его жену Лелю?
– Да, знаю. – В голосе зазвучала тревога. – Что с ней? Она рожает?
– Уже родила. У нее – сильное кровотечение. Надо, чтобы Олег вернулся немедленно, тотчас. Я не могу отсюда позвонить… – Карина почувствовала, что больше говорить не в состоянии.
– Але! – раздалось из трубки. – Что с вами? Вы плачете?
– Нет, – всхлипнула она, – то есть да.
– Все так плохо? – взволнованно спросила Тамара.
– Да, да! – в отчаянии закричала Карина.
– Я сейчас позвоню в Хабаровск. У меня есть телефон. Не переживайте, позвоню. Перезвоните минут через пятнадцать.
– Хорошо.
Карина повесила трубку. Дежурная молча открыла шкаф, достала пузырек, накапала из него в стакан, плеснула воды из графина.
– Пейте.
Карина послушно выпила едко пахнущую жидкость и вернулась на кушетку.
Минуты еле ползли, словно стрелки на часах склеились и с трудом отлипали друг от друга. Она едва дождалась, пока они преодолеют четверть круга.
На этот раз трубку взяли сразу.
– Але! – прокричала Тамара в самое ухо. – Я дозвонилась. У них отменились два последних концерта, и они уже вылетели. Чартерным рейсом, полтора часа назад. Вы меня слышите?
– Да, – сказала Карина. – Я вас слышу.
– Они будут в Москве через семь часов. Простите, я забыла, как вас зовут?
– Карина.
– Карина, скажите мне адрес больницы. Я сейчас к вам приеду.
– Спасибо, – сказала она с благодарностью.
От мысли, что кто-то будет с ней рядом, стало немного легче. Она продиктовала адрес со слов дежурной.
– Ждите. Я выезжаю, – успокоила ее Тамара и прибавила: – Все будет хорошо.
Карина положила трубку на рычаг.
…Все будет хорошо. Леля не может вот так, просто, взять и умереть.
Она же молодая, здоровая, сильная, у нее впереди вся жизнь. Через семь часов в больницу приедет Олег, он поможет ей выкарабкаться, выстоять.
Что угодно, только бы Леля осталась жива! Потерять ее будет выше их сил.
Напрасно она считала Лелю своей соперницей. Никакие они не соперницы, а сестры, самые близкие друг другу на свете существа. Им нечего делить, для Лели Карина готова пожертвовать всем, в том числе и любовью к Олегу…
Снова открылись двери лифта. Знакомая пожилая докторша, не выходя, поманила ее рукой.
– Я позвонила, – проговорила Карина, входя в лифт. – Муж летит в Москву. Через семь часов он будет здесь.
– Это слишком много, – скорбно поджала губы врачиха и надавила на кнопку.
– Она умирает? – с трудом выговорила Карина.
– Мы остановили кровотечение, но, видимо, слишком поздно. Сейчас она пришла в себя и хочет видеть вас.
– Меня?
– Вы Карина?
– Да.
– Вас. Очень спокойно и осторожно, пожалуйста. И помните, на счету каждая минута.
– Но ведь она жива! – закричала Карина. – Кровотечения нет! Почему же она должна умереть? Вы можете ошибаться.
– Можем, – устало произнесла женщина. – Но, как правило, в таких случаях ошибаются редко.
Лифт дернулся и остановился. Карина вслед за врачихой вышла в пустой, пахнущий хлоркой коридор.
На нее надели халат, повязку. Дверь распахнулась, и она оказалась в большой, ослепительно-ярко освещенной палате. Наверху надрывались белые лампы, посередине стояла высокая блестящая кровать.
На мгновение Карине показалось, что она смотрит знакомые кадры из фильмов. Она сотни раз видела такие палаты по телевизору, капельницы, груду резиновых трубок, сверкающие инструменты на столике в углу.
Но это был не фильм. На высокой кровати, под простыней лежала Леля, опутанная трубками и иглами, ее Леля, с мучнисто-белым лицом, на котором отчетливо проступали веснушки, с заострившимся носом и лиловыми губами.
Карина тихонько подошла к кровати. Лелины веки дрогнули.
– Лелечка, – прошептала Карина, – Леля, милая! Держись, пожалуйста. – Она тихонько всхлипнула.
– Плакать нельзя, – на ухо ей сказала врач. – Иначе придется уйти. Ей каждый вздох сейчас труден. Возьмите себя в руки.
Карина кивнула, глотая слезы.
Леля смотрела на нее из-под полуопущенных ресниц, губы ее беззвучно шевелились.
– Ты что-то хочешь?
– Нет… ничего. Хорошо… что ты здесь.
– Ты поправишься, – как можно тверже произнесла Карина. – Обязательно поправишься, слышишь?
Леля едва заметно качнула головой.
– Почему ты не сказала мне правду? Тебя хотели положить в больницу, зачем ты отказалась?
– Я… я не хотела в больницу. Думала, лучше… дома, с Олежкой…
Карина вдруг вспомнила, как они вместе ходили на ультразвук, и Леля растерянно стояла в дверях кабинета, перебирая многочисленные бумажки, замялась, прежде чем ответить на вопрос, все ли в порядке с ребенком, а потом быстро перевела разговор на другую тему.
Она знала уже тогда! Бородатый главврач все ей объяснил, написал в карте о необходимости госпитализации, но Леля ему не поверила. А может быть, поверила, но понадеялась, что все обойдется. Ее нежелание расставаться с Олегом оказалось сильнее благоразумия, страха перед возможными осложнениями.
Вот почему она выдумывала любые предлоги, чтобы не пускать Карину в консультацию.
– Глупенькая, – с горечью проговорила Карина. – Как же ты так!
– Вот так, – эхом прошелестела Леля и сморгнула с ресниц слезинку. – Ребеночек… умрет. Олежка мне не простит.
– Что ты говоришь? Он уже летит в Москву, через несколько часов ты его увидишь.
– Я… не успею… – Леля облизала пересохшие губы. – Ты ему передай, что я его… люблю. – Она сделала усилие и улыбнулась. – Он… лучший, самый красивый… умный… – Ее голос зазвучал еще глуше.
Карина нащупала под простыней Лелину руку, свободную от капельницы. Та была как лед.
– Передашь? – едва слышно шепнула Леля, пытаясь сжать ее пальцы.
– Да. – Карина кивнула и тут же опомнилась. – Ты сама передашь!
– Ты… – Лелины веки опустились, ладонь бессильно разжалась.
Карина отчетливо видела, как поднимается и опадает простыня на ее груди.
Кто-то сзади взял ее за плечи, осторожно, но настойчиво повлек в сторону от реанимационной кровати.
Она не помнила, как выходила из палаты, но вдруг оказалась сидящей на кушетке. И молоденькая, стриженная под мальчишку, медсестра закатывала ей рукав, терла ваткой сгиб локтя, делала укол. Точно издалека, до нее доносились какие-то голоса.
– Это ее сестра?
– Говорят – соседка.
– А больше так никто и не приехал.
– Муж летит из командировки. Будет только ночью.
– Такая молодая. Жалко-то как.
И Карина поняла, что Лели больше нет.
Она еще продолжала сидеть с засученным рукавом, машинально прижимая локтем вату, тупо уставясь в чисто вымытый пол, пока не услышала над головой знакомый
