выжимала из себя улыбку под прицелом видео– и фотокамер, расписывалась в огромной амбарной книге, где полагается ставить подпись свидетелям. Потом вместе с другими гостями за столом кричала «Горько!» и пила шампанское. Потом… потом ничего не помню.
Очнулась я в какой-то машине. За окнами была темень, рядом, привалившись к моему плечу, похрапывал какой-то потный, пьяный толстяк. Я с трудом отодвинула его лысую тяжелую голову и хрипло спросила, обращаясь к маячившей впереди широкой водительской спине:
– Куда мы едем?
– Домой, – невозмутимо ответил тот, кто был за рулем, и чиркнул во тьме зажигалкой.
– Разве вы знаете, где мой дом?
– Здрасьте! – Водила многозначительно хмыкнул и на секунду обернул ко мне равнодушное красное лицо – в салоне было не продохнуть от жары. – Вы же сами, когда садились, сказали адрес. Забыли, что ль?
– Забыла, – потерянно проговорила я. Потом взглянула на дремавшего под боком толстяка, и меня разобрала тревога. – А этот… он… кто?
– Этот с вами, – невозмутимо пояснил мужчина.
– Со мной?! Я его даже не знаю!
Шофер пожал плечами, продолжая дымить сигаретой. Очевидно, он давно привык к подобным сценам, к тому, что его пассажиры не всегда помнят своих попутчиков – видимо, колымил исключительно в ночное время, когда трезвый клиент – редкость.
Меня охватила паника.
– Остановите сейчас же! – громко потребовала я. – Высадите его! Немедленно, слышите?
– Ну, дамочка, зачем же вы так? – незлобливо укорил меня водитель. – Человек в таком состоянии, куда же я его дену? Вы ведь сами его посадили, даже по имени называли. Как там его… а, вот, вспомнил – Жора! А говорите, незнакомы! – Он осуждающе покачал головой.
Мужик продолжал мирно сопеть, устроив лысину на моих коленях. Я почувствовала, как мне становится все равно. Что ж, Жора так Жора. Почему бы и нет? Все равно Вадима у меня отняли навсегда, а без него не важно, что и как со мной будет.
Вскоре мы действительно остановились у моего дома. Я нашарила в сумочке бумажник, расплатилась с ночным бомбилой, выгрузила из машины своего случайного знакомца, почти волоком дотащила до квартиры. Оказавшись на диване, он тут же вновь захрапел. Я оставила его в комнате, а сама ушла на кухню. Поставила раскладушку, разделась, легла.
Я думала о том, что мне, наверное, не стоит часто бывать у Лики – только смущать лишний раз Вадима и мучиться самой. Молодые после свадьбы должны были поселиться в его двухкомнатной квартире – от нашего с Ликой дома далеко, на другом конце города. «Вот и хорошо, – сказала я себе. – Буду отговариваться тем, что тяжело ездить».
Однако пришлось. Утром, едва я растолкала своего гостя, напоила его чаем и выпроводила за дверь, позвонила Лика. Она была жутко взволнована:
– Куда ты подевалась вчера? Мы тебя искали, нервничали! Думали, бог знает что стряслось! – Ее звонкий голосок дрожал от возмущения.
– Что могло случиться? – спокойно проговорила я. – Просто все стали расходиться, и я тоже. Взяла машину, доехала до дому. Отлично выспалась.
– Чего не скажешь обо мне! – Лика весело захохотала и тут же, спохватившись, проглотила смех. – Кир! Ты вот что… приезжай к нам. Приедешь?
– Зачем? – изумилась я.
– Я соскучилась.
– Соскучилась по мне?! Да ведь у тебя же медовый месяц!
– Ну и что? Я без тебя не могу! Правда, Кирка, приезжай! И Вадик будет рад.
– Не уверена.
– Будет, будет! Вот увидишь. Пожалуйста, я тебя умоляю!
Я вдруг почувствовала, что на самом деле хочу приехать. Поглядеть на Лику в ее новой квартире, поболтать с ней. А главное, хоть краем глаза взглянуть на Вадима.
«А как же ночное решение? – мелькнуло в голове, но я тут же нашла себе оправдание: поеду ненадолго, в первый и последний раз.
– Хорошо, – сказала я в трубку.
– Ура! – закричала Лика. – Ура, Ура! Я жду! Адрес у тебя в блокноте.
Я собралась, надела строгий школьный костюм, в котором сидела на экзаменах, слегка накрасилась и покатила через весь город на метро.
Лика встретила меня у дверей, легкая, воздушная, как нимфа, в прозрачном, невесомом пеньюаре и в восточных шлепанцах с загнутыми носами.
– Кирка, как здорово, что ты здесь!
Она расцеловала меня, окутав запахом нежных духов. Очень дорогих – раньше такие ей были не по карману.
Из спальни выглянул Вадим. Он был в домашних брюках, без рубашки. Я невольно задержала взгляд на его безупречной мускулистой фигуре, на широкой смуглой груди, покрытой темными волосами.
– Здравствуй, – сказал Вадим просто, дружелюбно – казалось, он тоже рад моему приходу.
– Здравствуй. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал совершенно спокойно, и это удалось.
– Идем пить чай, – пригласил он. – У нас есть торт, остался от вчерашнего, мы взяли его из ресторана.
Мы пили чай, ели торт и еще много разных вкусностей. Лика сидела у Вадима на коленях, обнимала его за шею. Он улыбался – довольно, блаженно, как сытый кот. Сначала меня это смущало, но потом я привыкла. Даже стало приятно – будто Вадим держал на коленях не Лику, а меня.
Я просидела у них до самого вечера, а потом уехала, несмотря на Ликины уговоры остаться. Я обещала ей вернуться завтра. Меня встретили, как родную, даже выделили специальные тапочки.
С тех пор я стала бывать у Лики почти ежедневно. Меня не смущала часовая тряска в переполненном вагоне метро и то, что домой я попадала почти к полуночи. Там, у Лики, я получала необходимый мне заряд бодрости, свою крохотную порцию счастья, того самого, которое она у меня украла с детской улыбкой на лице. Уходя от нее, я чувствовала, что день прожит не зря, и торопилась снова стать свидетелем чужой любви, раз уж своей мне было не дано.
Ты спросишь – ненавидела ли я Лику? Нет, я продолжала любить ее. Как и Вадима. Знаешь, когда так сильно любишь – не важно кого, хоть собаку, – тебе начинают платить той же монетой. Постепенно Лика и Вадим привыкли ко мне, стали нуждаться в моем присутствии, доверять самые сокровенные секреты. Я сделалась для них незаменимой и была счастлива от этого. О большем – честное слово – я и не мечтала.
Через год они переехали в этот коттедж. Мотаться за город ежедневно я, конечно, не могла, но по выходным Вадим присылал за мной машину, и я проводила с ними весь уик-энд. Вот такая странная, но замечательная жизнь.
Когда Лика сообщила мне, что ждет ребенка, я была на седьмом небе от восторга. Сдувала с нее пылинки. Не позволяла ни до чего и пальцем дотронуться, ходила за
