– Я так любил Таню, а она предала меня, – сказал он вдруг. – Я обожал ее до безумия. И хотел, чтобы она была только моей, Света, понимаешь, только моей! Я увлекся тогда карьерой, у меня были такие блестящие перспективы. А ей требовалось внимание, но я не мог, я просто не мог…
Его голос, сдавленный и тихий, отдавался в душе Светланы звоном погребальных колоколов. Она слушала Ухтомина, не перебивая.
– Она так мечтала о ребенке, но я знал, что в ближайшие годы нам нужно забыть о нем. Это могло разрушить мою карьеру, и в итоге так и произошло. Когда я узнал, что Таня якшается с молодым хлыщом, который был на добрый десяток лет младше ее, я сошел с ума, дочка. Она предала меня, унизила…
Геннадий Петрович неловко наклонился и подобрал одну из фотографий, лежавших на полу.
– Вначале я хотел поговорить с Таней, старался оправдать ее… Она казалась такой беспечной и невинной. Она шептала мне слова любви, а сама вечером бежала к нему… К этому Стаховскому! Но я не знал тогда его фамилии, знал, что это молодой студентик по имени Владимир.
Ухтомин часто задышал. Он не смотрел на Светлану, которая слушала его откровения, чувствуя, как кровь леденеет у нее в жилах.
– Я простил ей все и забыл обо всем, родилась ты, дочка… Мы уехали на Дальний Восток, прожили там два с половиной года, вернулись обратно в Москву. Ты пошла в садик… Родились близнецы. И потом случайно, совершенно случайно, я выяснил, что ты… Что ты не являешься моей дочерью. Группы крови – они не совпадали. И тогда я все понял – Татьяна забеременела от этого мерзавца, своего любовника-студента, скрыла от меня это и выдала тебя за мою дочь.
– И что ты сделал? – спросила Светлана.
Отец, помолчав, сказал:
– То немногое, что мне оставалось, Света. Я так любил Таню, но я не мог допустить, чтобы рядом со мной жила женщина, которая предала меня. И самое ужасное, что я любил тебя, как родную дочь. Ты была мне нужна. Поэтому за все пришлось заплатить Татьяне…
– Что ты сделал, папа! – в отчаянии закричала Ухтомина. – Скажи мне, прошу! Скажи мне правду!
– Правда убивает, – произнес совсем тихо Ухтомин. Он повернулся к Светлане спиной, она видела, как он закрыл лицо руками. – Я был вынужден, Света… Накануне я поговорил с Таней, и она во всем созналась. Сказала, что любит только меня, и все остальное в прошлом. Но моя боль не прошла.
– И ты убил ее, – сказала Светлана. – Папа, ответь мне! Ты ведь убил ее, это ты напал тогда на нее в темном переулке, а вовсе не безымянный грабитель? Это ты!
Ухтомин повернулся к дочери, и Светлана поразилась, каким старым и беспомощным выглядит отец. Белое, трясущееся лицо, широко раскрытые глаза, скрюченные пальцы, судорожно сжимающие фотографию.
– Это я, – прошелестел он. – Я не мог иначе, дочка. Это было заслуженное наказание за ту боль, которую она причинила мне… И тебе тоже. Всем нам. Мне было очень… очень тяжело, но я сделал это…
– И потом в течение двадцать четырех лет делал вид, что разыскиваешь преступника! – закричала Света. – Ты лгал мне, лгал Олегу и Игорю! Ты лгал всем – и самому себе! Папа, как ты мог!
Ухтомин хотел что-то сказать, но вместо слов у него из горла вырвалось странное клокотание, Геннадий Петрович, прижав руки к груди, стал медленно оседать на пол. Светлана бросилась к нему.
– Папа, что с тобой! – закричала она. – Тебе плохо, скажи что-нибудь, прошу!
– Я любил ее, но не мог поступить иначе, – сказал Ухтомин. – Света, у меня так ноет сердце…
Настала долгожданная весна. Апрель принес солнце и тепло. По асфальту бежали ручьи, проклюнулись липкие листочки на деревьях.
Светлана безмолвно смотрела на то, как костер, разведенный на даче, пожирает прошлогодние листья, подгнившие ветки – и фотографии.
С момента смерти отца прошел ровно месяц. Она не сумела спасти его, «Скорая помощь», которую она вызвала по мобильному, прибыла только через час, Геннадия Петровича доставили в ближайшую больницу. Медики диагностировали обширный инфаркт, и той же ночью, в половине одиннадцатого, он умер.
Она никому не сказала о том, что узнала от отца. Он убил маму. Это он напал на нее в темном проулке, нанес ей несколько ранений ножом, он оставил ее истекать кровью.
Никто и никогда не узнает об этом – Светлана так решила. Правда, как она поняла за прошедшие месяцы, жестокая штука. Кому станет легче, если она предаст огласке эту историю. Жертв и так уже слишком много.
За последний месяц изменилось многое. Кристина Стаховская, не выдержав изощренной методики допросов, призналась в организации убийства мужа. Ей грозил пожизненный тюремный срок, процесс над «черной вдовой» обещал затянуться и превратиться в процесс десятилетия.
Дмитрий Деканозов, единственный сын погибшего в автокатастрофе химического короля, был официально признан наследником всего имущества отца. С гибелью старшего Деканозова нападки на «Парацельс» почти прекратились, несколько известных адвокатов и политиков вошли в совет по опеке, который до совершеннолетия Димы был обязан вести финансовые дела концерна. Однако Дмитрий твердо заявил, что «Парацельс» в течение года выплатит огромную компенсацию жителям сибирского города, около которого покоятся контейнеры с отходами, возьмет на себя утилизацию всех токсинов и заплатит государству крупный штраф. Дмитрий заявил, что в «Парацельсе» начинается новая эра, и через несколько лет, когда он получит бразды правления, он сделает концерн самым процветающим и экономически прозрачным в Европе. Вместе со своей матерью, Любой, он поселился в Константинове.
Светлана снова стала притчей во языцех. Ей предложили несколько чрезвычайно выгодных мест, в том числе и руководящих, в ряде телекомпаний. Она, как дочь Стаховского, имела право на вступление в права наследства всем холдингом.
Сенсацией стало решение Ухтоминой отказаться от прав на империю Стаховского. Она предпочла остаться частным лицом и не иметь ничего общего с деньгами ужасного человека, который был ее кровным отцом.
Она раздумывала некоторое время над тем, что же делать дальше. Геннадий Петрович Ухтомин, которого она считала отцом, который и был ее подлинным отцом, оказался убийцей. Имеет ли смысл после того, как она узнала правду, и дальше работать в журналистике?
Вышедшая из берега река забвения разрушила крепость ее уютного мирка. Но стоит ли ради прошлого отказываться от будущего? Нет, не стоит!
С ней был Павел, мужчина, которого она любит и который любит ее.
Светлана швырнула в огонь последнюю пачку фотографий. Из домика вышел Павел, он держал в руке кружку с ароматным чаем.
– Света, – Резниченко прижал к себе Ухтомину и погладил ее по волосам. – Ты как-то говорила, что собираешься закончить свою журналистскую карьеру. Но я вот что подумал… Мне в руки попал чудесный материал: глава одного из крупнейших банков в стране тайно спонсирует неонацистскую организацию. И я подумал… Что, если нам заняться этим расследованием вместе? Но если ты всерьез решила посвятить себя пчеловодству…
Ухтомина, сжимая в ладонях горячую кружку с чаем, улыбнулась. Былое не изменить, но сделать будущее светлым – это в ее силах. Она любит отца, несмотря ни на что. И больше никогда не станет мутить воды реки забвения. Пусть прошлое останется в прошлом.
– Ты вся пропахла дымом, Света, – зарываясь лицом в ее пушистые волосы, сказал Павел. – Ну что ответишь на мое предложение?
– Я всегда знала, Паша, что ты умеешь убеждать, – засмеялась Светлана. – Ты наверняка уже собрал материал?
– Конечно, – ответил тот. – Пошли в дом, а то здесь холодно!
Светлана поежилась. Апрельский день, несмотря на яркие лучи солнца, был промозглым и холодным. Она взглянула на затухающий костер, который пожрал фотографии – ее прошлое.
– Ну что ж, Паша, пошли. И я уверена, что ты втянешь меня в очередную авантюру!
– А как же без этого, – ответил Резниченко и нежно поцеловал ее. – Новое расследование ждет нас. Оно так и кричит: «Где Света, где же Света!»
Светлана и Павел одновременно рассмеялись, и он снова поцеловал ее.
А затем они вместе отправились в дом.
