С этого момента время, прежде тянувшееся для Петра как мед из горшка, помчалось со скоростью поезда-экспресса. Несколько секунд он судорожно ловил ртом воздух, чуть ли не физически пытаясь вернуть то, что было еще три минуты назад: насекомых над цветами, прощальный щебет перелетных птиц и клочки синего неба между сосновыми вершинами. Но все это осталось в другом, брошенном мире. А здесь перед ним лежал человек, лицо которого превратили в кровавое месиво, а потом несколько раз воткнули в грудь нож. Боясь повернуться и продолжая глотать ртом воздух, Петр пятился к двери. Вот он вступил на порог, вот он уже в кухне. И здесь произошло то, что было сейчас наиболее естественным, как самое последовательное и правильное продолжение только что увиденной картины.
В шею уперся тупой металлический предмет («Дуло» — сразу понял Петр) и раздался негромкий, шипящий голос: «Не оборачивайся, сука».
Петр не обернулся, поэтому так и не узнал, чем его ударили сзади по голове…
Лопатин не понял, сколько пролежал без сознания. Но, видимо, очень долго. За это время ему успели связать руки. Наконец, до его ушей стали долетать фрагменты разговора неизвестных.
— Водки у нас все равно уже нет, так поссы ему на морду.
— Меньше надо пить на работе, Дуремар. Сперва ты замочил хрыча, ничего не узнав, а теперь хочешь, чтобы и этот коньки откинул?
— Надо было самому бить, а не нудить сейчас. Эй, Ушат, он оживает.
Парень, которого товарищ назвал Ушатом, схватил Петра за шиворот и посадил в кресло.
— Проснулся? Или тебе в рот поссать?
Петр открыл глаза. Его чуть не вытошнило. Напротив, на кровати сидел дядя Коля. Пока Лопатин был без сознания, кто-то из бандитов соорудил подставку из окровавленных подушек и облокотил на них труп.
— Смотри парень внимательней. Я хочу, чтобы у нас было меньше проблем. Ты знаешь, какую надпись надо заказать на могилу старого козла? — «Я по жизни был неразговорчивым дураком». Или ты хочешь повторить ошибку?
В этот момент Дуремар притащил из кухни бутылку уксуса, налил себе на ладонь и поднес к лицу Лопатина. Тот скривился, но окончательно пришел в себя и открыл глаза. Над ним стояли двое парней в дешевых куртках. Их глаза слиплись от недосыпания, а изо рта валил водочный перегар. Видимо, несчастному дядя Коле не досталось ни капли из подаренной бутылки.
— Я слушаю, парень, — процедил бандит с большими розовыми ушами, — сколько ваших в доме?
— Отъедь, говнюк. — Медленно произнес Петр.
— Так я и думал. — Грустно вымолвил Ушат. — Это люди без чувства самосохранения. Придется объяснять. Смотри за ним, Дуремар.
Через минуту Ушат вернулся. Лишь только он появился на пороге, Петр увидел предмет в его руках. Это были садовые ножницы.
— Готовься к утреннему сеансу маникюра. Человека всегда можно немного подсократить.
Лезвия щелкнули возле лица Петра. Он зажмурился и тут же заорал от боли, будто ему на правое ухо плеснули серную кислоту. Точнее, он попытался заорать, ибо Дуремар тут же заткнул ему рот полотенцем. Боль, которую нельзя было вышвырнуть наружу с криком, стало сильней вдвойне, и Петр еле различил те же ножницы, но уже окровавленные. Ушат нагнулся и поднял маленький кровавый ошметок.
— В следующий раз отрежу его до конца. Потом перейду к левому уху и носу. А потом… Помнишь детский стишок: «У Тима-Тимофея, на ручках десять пальцев»? Кстати, на ногах еще столько же. И кое-что болтается между. Если тебе не нравится такая программа, можешь кивнуть головой. Ну!
Лезвия щелкнули еще раз. Петр кивнул.
— Я снимаю полотенце. И не вздумай орать. Тебя все равно не услышат, а за каждый крик — штраф в один палец. Договорились?
Петр кивнул еще раз. Его рот освободили от кляпа, и он тотчас застонал, боязливо взглянув на Ушата.
— Это можно. Но не громко. Отплакал? Колись.
— Нас двое. — И, немного помолчав, добавил. — Скоро должна приехать смена.
— Ну, это ты уже придумал. Ладно, не обижаюсь. Вообще-то, что вас здесь двое я знал и без тебя. Мне надо было понять, готов ли ты к сотрудничеству?
— К какому?
— Ты должен сыграть роль в небольшом спектакле. У дяди Коли — инфаркт. Ты хотел перенести полуживое тело на дачу, но по пути надорвался и решил позвать напарника на помощь. Ты понимаешь, что результат нужен один: напарник должен выскочить из дома на крик и прибежать к тебе. Мы будем рядом, и если спектакль обломится, мне плевать по чьей вине, ты назовешь маникюрный сеанс мелкой тренировкой. Теперь скажи: «Да, я сделаю все, что вы хотите».
Петр повторил.
— Ну, тогда пошли.
Сразу выйти не удалось. Дуремар оттащил Ушата в сторону и яростно начал чего-то шептать. До Лопатина долетали обрывки фраз: «Просили только наблюдать, может мочить было не надо, а если — облом»? Ушат отвечал столь же яростно: «Трахайся тут весь день, загребет другой, возьмем девчонку — трахаться будут на нас». Он взял верх в споре и, приказав Дуремару поднять Петра, пошел следом. В кухне он хотел было оставить ножницы, но перед этим полоснул Петра выше лодыжки и сразу же заткнул рот пленнику.
— Это, чтобы ты не вздумал заняться бегом. Вперед, ковылять ты можешь. И кричать будешь громче.
Бандит был прав, нога болела, но идти было можно. Петр прохромал на крыльцо. Судя по солнцу, прошло не меньше полутора часов с момента, как он покинул дачу. От сосен плыло смолянистое благовоние. Ветер донес аромат хвои. Дом с начавшимся разлагаться трупом остался за спиной. «Я тоже труп». — Понял Петр. Когда Толик окажется в пределах досягаемости выстрела, его уложат. А меня перебинтуют и отвезут в больницу? Дурачок, еще одна пуля. И потом они войдут в дом. К Нине Климовой. И он понял, что полностью в его власти сохранить эти сосны и небо для напарника Тольки, и той девочки, охранять которую одно удовольствие. И, боясь, что передумает, Петр осуществил задуманное.
Ушат усмехнулся, увидев, как пленник, нечаянно наступив на искалеченную ногу, ругаясь, садится на ступеньки. Он на секунду выпустил его воротник, затем нагнулся, чтобы поднять и получил мощный удар в пах. Ушат сел на крыльцо рядом с Петром, казалось, руки были подрезаны у него самого, а нижнюю часть живота пропустили через мясорубку. Он понял, что делает парень, но ничем помешать не мог. А парень обшаривал его, наконец, нащупал кобуру и уже вытягивал оттуда пистолет. Рядом стоял Дуремар, прицеливаясь из своего «Макарова».
— Не надо, лучше бей! — Крикнул или хотел крикнуть Ушат. Но было поздно. Дуремар как всегда поступил согласно своей кликухе. Грянул выстрел и на белую рубашку корчившегося от боли Ушата, брызнули мозги Петра Лопатина.
* * *
Сергей Иванович вернулся из леса сразу после полудня. Трофейные финские настенные часы тикали исправно, кукушка честно выскакивала каждый час, но он и без них, даже не взглянув на солнце мог сказать, сколько сейчас времени, ошибившись не больше, чем на тридцать минут.
Прошлым вечером Нина, как всегда сделала ему подарок: бутылку очень хорошей водки и коробку шоколадного печенья для жены. Сергей Иванович знал от дяди Коли, что Даутов умер, а у его дочери должно быть много забот. Но она не забыла, подобно своему отцу, захватить городские гостинцы для соседа. Теперь он собирался отблагодарить ее корзиной опят. Девушка нравилась старику: приехала на дачу с двумя молодыми людьми, по всему видно, очень вежливыми и не позволяющими никаких жеребячьих шуток. Как всегда, Сергей Иванович собрал грибы быстро и качественно: все экземпляры, лишь чуть-чуть подгнившие, остались в лесу. Но пока его руки срезали с колоды очередную крепкую семейку, голова была занята другим. Тем же вчерашним вечером произошло еще одно непонятное происшествие.
Дорога, ведущая от проселка к даче, была извилистая, поэтому, возвращаясь к себе кратким путем, Савельев ее пересекал. Когда он делал это вчера, перед носом пронеслась легковушка. Сергей Иванович успел взглянуть на нее и понял: опять наступил прошлогодний дождливый осенний вечер. Ибо мимо него проехала точно такая же немецкая машина. Машина с врагами. Сергей Иванович был в недоумении. Если Они приезжают с миром, то почему ведут себя как оккупанты? Если же Они и вправду ведут себя как победители, то почему новая война оказалась такой быстрой и незаметной? И кто тогда они? Немцы, освоившие русский язык? Или полицаи, которым дали немецкую технику? Может дядя Коля, каждый день смотрящий телевизор, от него чего-то скрывает?
Вот в какие мысли был погружен Савельев, бредущий по лесной тропинке с корзиной опят. Он даже уже начинал думать: не спросить ли об этом Нину, как девушку, живущую в городе? Нет, неудобно.
На дачу Сергей Иванович привык заходить не главным входом, а через калитку, что была возле домика дяди Коли. Савельев поднялся на пригорок, откуда хорошо видно жилище сторожа. Перед крыльцом возились трое людей. Один из них встал в такую позу с вытянутой рукой, что Савельев, даже не видя предмет, зажатый в руке, сразу догадался о последствиях и не удивился, услышав выстрел.
