Простые слова монсеньора заставили остальных задуматься. Только Берлингер, который все с тем же отрешенным видом сидел за столом, чем-то напоминая пьяного, поднялся со своего места и с угрозой в голосе сказал:
— Вы прекрасно знаете, брат во Христе, что подобное замечание дает все основания вынести ваш случай на обсуждение Congregatio.
Монсеньор не оставил без ответа заявление главы Святого Официума. Он повысил голос, и волнение, с которым он обрушил на Берлингера свои аргументы, явно свидетельствовало о том, что за всю свою жизнь он еще ни разу не осмеливался разговаривать с кардиналом подобным образом.
— Господин кардинал, — начал он, — похоже, что вы до сих пор не осознали: время, когда инакомыслящих сжигали на кострах, давно прошло. По всей видимости, в будущем вы ничего не сможете поделать с тем, что вынуждены будете принимать к сведению и уважать мнение других!
Оба сидевших рядом с ним монсеньора тут же спрятали руки в широких рукавах своих сутан. Этот жест выглядел довольно комично и напоминал цыплят, которые прячутся под крылья квочки при малейшей опасности. Похоже, монсеньоры таким образом пытались укрыться от грозившей им опасности поскольку как огня боялись реакции кардинала. Но, к их величайшему удивлению, не произошло ровным счетом ничего. Берлингер был просто шокирован тем, что простой монсеньор осмелился ответить главе Святого Официума с такой прямотой и даже наглостью. Более того, фразу монсеньора следовало воспринимать не иначе как провокацию.
Агостини, в задачи которого входило урегулирование интеллектуальных споров, попытался сгладить ситуацию и примирить противников. Он внес свою лепту в дискуссию:
— Господа, прислушайтесь к голосу разума! Вы не сможете никому помочь, если между вами возникнут разногласия. В борьбе против общего врага на счету каждый верный воин. Если у нас вообще есть хоть какой-то шанс…
— Шанс? — Кардинал-госсекретарь рассмеялся, но в его интонации не было и тени веселья. Только горечь. Смех восьмидесятилетнего старика прозвучал даже несколько зловеще.
Агостини повернулся к Феличи:
— Еминенца, вы не верите, что у нас есть шанс?
На лице старика появилось такое выражение, словно он хотел рассмеяться над поставленным вопросом.
— Если уже прозвучали трубы, оповещающие нас о приближающемся конце света, то вам не удастся перенести это ужасное событие даже на один день, брат во Христе!
Во время этой дискуссии лишь один человек оставался на Удивление спокойным. Иезуит професс Манцони. Хотя такое Поведение было для него совсем не свойственно. Но его отстраненность от дискуссии была вызвана скорее не смущением или задумчивостью, а тем, что он был осведомлен о сложившейся ситуации лучше, чем остальные присутствовавшие в зале. Более того, лично для себя, в душе, иезуит уже принял дьявольское решение. Но как бы там ни было, он следил за разгоревшимся спором с известной долей безразличия, которым философы обычно отличаются от других людей. Если бы кардиналы и монсеньоры не были заняты своими мыслями, внимательнее присмотрелись к единственному оставшемуся равнодушным человеку, то наверняка бы заметили, что Манцони в душе смеялся над криками своих братьев.
Манцони улыбнулся, когда кардинал Берлингер с умиляющей, так ему не свойственной простотой предложил позвать на помощь чудотворца-капуцина, падре Пио из далекой Апулии. Утверждали, что он обладает сверхъестественными способностями и даром биолокации. Более сорока лет назад у падре Пио появились стигматы, а значит, он был ничем не хуже святого Франциска из Ассизи. Даже наоборот! В то время как Франциск в основном прославился своим умением обращаться с животными и понимать их язык, Пио ночью боролся с более опасными тварями — демонами. Каждое утро ого находили в келье кричащим и в окровавленной сутане, отчего падре напоминал воина после тяжелой битвы. Затем Берлингер продолжил:
— Несомненно, за именем Бараббаса, который является автором пятого Евангелия, может скрываться только один! Это сам Люцифер. Возможно, падре Пио окажется под силу побудить дьявола и его проклятое пятое Евангелие.
Именно так и сказал кардинал.
— О Господи! — ответил на речь главы Святого Официума Феличи. Больше по поводу услышанного от своего коллеги — не сказал ничего.
На это Берлингер в ярости возразил:
— Господин кардинал, если вы скептически относитесь к возможности существования сверхъестественных сил и способностей, то, может быть, решитесь отрицать и существование дьявола? А коль уж вы не верите в существование Люцифер — то — да будет мне позволено сделать такой вывод — вы не являетесь последователем нашей святой матери Церкви!
Старик вскочил со стула и хотел броситься на главу Святого Официума, но прежде чем он успел осуществить свое намерение кардинал Агостини, сидевший между ними, поднялся и без труда да усадил на место обоих забывших о приличиях спорщиков, Рост и сила позволили ему легко справиться с двумя повздорившими священниками. В то время как Феличи, сидя на стуле, перекрестился и сложил перед собой руки, Берлингер безуспешно пытался застегнуть две верхние пуговицы сутаны, расстегнувшиеся из-за того, что глава Святого Официума очень разволновался и принял происходящее слишком близко к сердцу.
Манцони неторопливо встал со своего места и сказал:
— Так мы, братья мои, не продвинемся вперед ни на шаг. Дайте мне четыре-пять дней. Возможно, проблема решится сама собой.
Виа Бауллари, 33
Неопределенность
1
С первыми теплыми лучами солнца в феврале перед кафе «Георг V» на Елисейских полях под открытым небом выставляют столики и стулья. Посетители могут сидеть прямо на улице и наслаждаться кипящей в Париже жизнью. Был февраль, но гостей в кафе оказалось почему-то меньше, чем обычно в это время года. Мужчины, пытавшиеся казаться кем-то, кем они на самом деле не являлись. И девушки, изо всех сил старавшиеся скрыть от глаз посторонних, кем они были на самом деле. Они курили сигареты и пили кофе. Время от времени одна из них замечала на себе взгляд какого-нибудь мужчины. А тот, увидев, что на него тоже обратили внимание, пытался улыбнуться.
День назад Анна фон Зейдлиц прибыла в Париж, чтобы разыскать Клейбера. Он не отвечал на телефонные звонки. Несмотря на то что Анна неоднократно набирала его номер, трубку поднимал один и тот же мужчина, говоривший на языке, который Анна не могла понять. Сейчас она сидела в кафе «Георг V» и наблюдала за официантом в длинном белом переднике, который неторопливо мыл оконное стекло, отделявшее гостей от уличного шума.
Прибыв в Париж, Анна сразу же отправилась в квартиру Клейбера на авеню Вердун, между каналом Сен-Мартен и Восточным вокзалом. Однако там она застала трех мужчин. Это были мрачные и подозрительные типы, говорившие только на арабском или персидском. Оживленно жестикулируя, они предложили Анне войти, но она предпочла отказаться, поскольку, услышав фамилию Клейбер, обитатели квартиры лишь недоуменно пожали плечами.
Ее мысли не знали покоя. Они перепрыгивали с одной темы на другую, и хотя Анна все больше убеждалась в том, что в этой ситуации что-то не так, и даже не представляла себе, как быть дальше, она не теряла присутствия духа. Слишком много ей пришлось пережить за последнее время.
Подозрения возникли у Анны еще в Бари, где не оказалось названного Клейбером отеля «Кастелло». Последний раз они виделись в Элассоне, где их пути разошлись. «О Господи, с ним ничего не могло произойти!» — думала Анна. Ведь она любит Клейбера!
Анна достала несколько монет, положила их на круглую стеклянную крышку столика и вышла. Оказавшись на улице, она направилась к телефонной будке и начала рыться в карманах платок в поисках мелочи. Как и во всех странах мира, телефонная книга оказалась старой и потрепанной, но нужный номер Анна нашла сразу же — редакция газеты «Пари Матч», улица Пьер-Шарон, 51. Она набрала номер, но прежде чем в телефон ной трубке послышался гудок, выбежала из будки и остановила проезжавшее мимо такси.
— Рю Пьер-Шарон! — сказала она водителю и села на заднее сиденье.
Дружелюбный швейцар в издательском доме, француз с густыми усами и веселыми глазками, на заявление Анны, что она хочет поговорить с месье Адрианом Клейбером, ответил:
— Месье уже три года не работает в «Пари Матч». Возможно, даже четыре.
Но Анна решила, что пойдет до конца. Прошлые месяцы ее многому научили, и в первую очередь настойчивости.
— Тогда не могли бы вы позвонить главному редактору, месье… Как вы его назвали? Деруше? Я подруга месье Клейбера и приехала из Германии.
После довольно продолжительного телефонного разговора, во время которого Анна не сводила глаз со швейцара, он проводил ее к лифту и сказал, что надо подняться на пятый этаж, комната 504. Секретарша встретила Анну с тем же равнодушным выражением лица, что и швейцар. Вежливо, но в то же время довольно холодно она предложила посетительнице пройти в кабинет главного редактора.
