Джон Гришэм - Невиновный

Март тянулся для Денниса как год. Эйфория прошла, и отныне ему с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее оставаться в тюрьме. Он был одержим мыслью о том, что Питерсон или кто-нибудь в Оклахомском отделении ФБР мог подменить образцы волос. Отложив в сторону результат анализа спермы, штат отчаянно постарается спасти дело с помощью единственной оставшейся у него улики. Если код ДНК волос докажет невиновность его и Рона и они будут освобождены, ложность обвинения станет очевидной. На карту была поставлена репутация следствия и прокуратуры.

У Денниса не было возможности контролировать ситуацию, и он находился в состоянии постоянного стресса. У него случился сердечный приступ, он обратился к тюремному врачу с жалобой на тахикардию. Таблетки, которые ему прописали, почти не помогли.

Дни тянулись бесконечно долго. Так настал апрель.

У Рона острая эйфория тоже начала угасать и вылилась в очередную тяжелую депрессию и состояние тревоги. У него появились суицидальные наклонности. Он часто звонил Марку Барретту, адвокат старался его подбодрить. Марк позаботился о том, чтобы ни один его звонок не оставался без ответа; если его самого не было в офисе, он поручал поговорить с его клиентом кому-нибудь из коллег.

Рона, как и Денниса, пугала вероятность фальсификации результатов властями. Оба томились в тюрьме как раз по вине экспертов штата, тех самых людей, которые и теперь безраздельно владели уликами. Нетрудно было представить себе сценарий, согласно которому волосы могли быть подменены, чтобы допущенная несправедливость не вышла наружу. Рон ни от кого не скрывал, что, как только окажется на свободе, подаст в суд на всех повинных в судебной ошибке. Те, кто занимал высокие должности, несомненно, нервничали.

Рон звонил столько, сколько было разрешено, – обычно раз в день. В своем параноидальном состоянии он предлагал самые разные планы действия, один кошмарнее другого.

Однажды Марк Барретт сделал то, чего никогда себе не позволял и, вероятно, никогда больше не позволил бы. Он заверил Рона, что вытащит его из тюрьмы. Если надежда на анализ провалится, они выйдут на повторный суд, и Марк гарантирует ему оправдательный приговор.

Утешительное обещание опытного юриста возымело действие – Рон на несколько дней успокоился.

«Образцы волос не соответствуют друг другу» – гласил заголовок в воскресном выпуске «Ада ивнинг ньюз» 11 апреля. Энн Келли сообщала, что «Лэбкорп» проверила четырнадцать из семнадцати волос, взятых на месте преступления, и «они ни в малейшей степени не соответствуют коду ДНК Фрица и Уильямсона». По этому поводу Билл Питерсон заявил:

«В настоящий момент мы не знаем, кому принадлежат эти волосы. Мы не сравнивали их ни с чьими, кроме волос Фрица и Уильямсона. Когда мы затевали всю эту проверку на ДНК, у меня не было никаких сомнений, что эти два человека виновны. Я хотел, чтобы они (физические улики) были проверены, с единственной целью: доказать вину этих парней. Когда мы получили результаты исследования спермы, я был так удивлен, что у меня просто отвалилась челюсть».

Окончательное заключение должно было прийти из лаборатории в следующую среду, 14 апреля. Судья Ландрит назначил слушания на 15-е, и ходили слухи, что осужденных могут освободить прямо в ходе судебного заседания. Обоим, и Фрицу, и Уильямсону, предстояло пятнадцатого числа появиться в зале.

Барри Скек приехал в Аду! Слава Скека росла не по дням, а по часам по мере того, как «Проект „Невиновность“» на основании данных анализа ДНК добивался отмены одного приговора за другим, и когда распространилась молва, что он прибудет в Аду, чтобы еще раз повторить успех, в средствах массовой информации начался настоящий ажиотаж. Общегосударственные и оклахомские новостные программы одолевали звонками Марка Барретта, судью Ландрита, Билла Питерсона, «Проект „Невиновность“», семейство Картеров – то есть всех главных «игроков». Накал страстей быстро нарастал.

Неужели Рон Уильямсон и Деннис Фриц действительно уже в четверг будут ходить по городу как свободные люди?

Деннис Фриц не слышал о результатах волосяных тестов. Во вторник, 13 апреля, когда он сидел в своей камере, неожиданно появился охранник и рявкнул:

– Пакуй свое дерьмо! Ты уезжаешь.

Деннис знал, что его должны отправить в Аду, и надеялся, что это будет сделано, чтобы освободить его. Он быстро собрал вещи, попрощался кое с кем из приятелей и заспешил на выход. Оказалось, что в Аду его повезет не кто иной, как Джон Кристиан – знакомое лицо из понтотокской окружной тюрьмы.

Двенадцать лет в застенке научили Денниса дорожить возможностью уединения и ценить такие маленькие радости, как открытое пространство, лес, цветы. Весна была в разгаре, и по пути в Аду Деннис улыбался, глядя в окно на гряды холмов и разбросанные тут и там фермы.

В голове у него беспорядочно мелькали мысли. Он не знал результатов последних исследований и не был уверен, зачем именно его везут в Аду. Был шанс, что его освободят, но существовала и возможность того, что в последнюю минуту возникнет препятствие, которое круто повернет дело в другое русло. Ведь двенадцать лет назад его уже чуть было не освободили во время предварительных слушаний, когда судья Миллер счел доказательства недостаточными. И тогда полицейские с Питерсоном откопали Джеймса Харио, суд был назначен, и Деннис угодил в тюрьму.

Он думал об Элизабет, о том, как замечательно было бы увидеть и обнять ее. Ему не терпелось как можно скорее убраться из Оклахомы.

Потом его снова одолевал страх: свобода была близка, тем не менее с него не сняли наручники и везут в тюрьму.

Энн Келли с фотографом уже поджидали его. Перед входом в тюрьму Деннис улыбнулся и охотно поговорил с репортерами.

– Это дело никогда не могло быть доказано, – сказал он. – Доказательства против меня были совершенно недостаточными, и если бы полиция провела должное расследование в отношении всех подозреваемых, такого бы никогда не случилось. – Далее он коснулся пороков системы защиты: – Если у вас нет денег, чтобы организовать себе достойную защиту, вы оказываетесь отданным на милость судебной системы. А попав в ее власть, почти невозможно вырваться, даже если вы невиновны.

Ночь он провел в своем старом узилище, мечтая о свободе.

Тишина тюрьмы была нарушена следующим утром, 14 апреля, когда Рона Уильямсона привезли из Виниты. В полосатой тюремной одежде, он ухмылялся в объективы камер. Прошел слух, что их освободят на следующий день, и это привлекло внимание общенациональной прессы.

Фриц и Уильямсон не виделись одиннадцать лет. Они лишь раз за все эти годы обменялись письмами, но теперь, встретившись вновь, обнимались, смеялись и пытались осознать реальность того, где они находятся и что происходит. Прибыли адвокаты и около часа проговорили со своими клиентами. Программа Эн-би-си «Дейтлайн» фиксировала на пленку буквально все. Джим Дуайер из «Нью-Йорк дейли ньюс» приехал вместе с Барри Скеком.

Все набились в маленькую комнату для допросов в восточном крыле тюрьмы, выходящем окнами на здание суда. В какой-то момент Рон растянулся на полу, глядя через стеклянную дверь, и подпер подбородок ладонью. Кто-то спросил:

– Эй, Рон, что это вы делаете?

– Жду Питерсона, – ответил тот.

Лужайка перед зданием суда кишела операторами и репортерами. Одному из них удалось залучить Питерсона для интервью. Когда Рон увидел обвинителя перед зданием суда, он закричал в дверь:

– Ты, жирный мерзавец! Мы победили тебя, Питерсон!

Мать и дочь произвели на Денниса ошеломляющее впечатление. Хотя они с Элизабет регулярно переписывались и она посылала ему множество фотографий, он не был готов увидеть то, что увидел. Дочь была красивой, элегантной, зрелой женщиной двадцати пяти лет, и Деннис расплакался, обнимая ее.

В тот день в тюрьме вообще было много слез.

Рона и Денниса посадили в разные камеры, видимо, чтобы они снова не принялись убивать.

Шериф Глейз пояснил:

– Я буду держать их врозь. Просто я не имею права держать в одной камере двух осужденных убийц. А пока судья не сказал, что это не так, они ими являются.

Камеры, однако, располагались рядом, так что они имели возможность переговариваться. У сокамерника Денниса имелся маленький телевизор, и из программы новостей он достоверно узнал, что их освободят на следующий день. Деннис немедленно сообщил об этом Рону.

Никого не удивило, что Терри Холланд снова была в тюрьме, где отбывала очередной срок в своей блистательной карьере мелкой мошенницы. Они с Роном обменялись несколькими словами, не сказав друг другу ничего особо неприятного. Когда ночь подходила к концу, Рон снова принялся за свое. Он начал вопить о свободе, о неправом суде, ругался, оскорблял женщин-заключенных и громко разговаривал с Богом.