— Я живу, как я живу, а на всех остальных… — махнул рукой. — Что надо, мартиролог?
— Вот именно, вот именно! — обрадовалась тень, вновь появившаяся у окна. — Завтра в 26 часов 00 минут наступит день скорби. В этот день нельзя… э-э-э… провожать никого…
— Что за бред? — возмутился я. — Какие двадцать шесть часов? Какой день скорби? И почему нельзя провожать?..
— Да-с, такой вот анекдотец! — захихикал мой замаскированный собеседник. — К сожалению, так устроен… Миропорядок…
— Не понимаю! Какое мне дело до Миропорядка?..
— Вы завтра хотите проводить на самолет своего бывшего школьного товарища, не правда ли?
— Допустим. Ну и что?
— Он весьма отвратителен, согласитесь: заросшие щечки, масленые еврейские губки… Бр-р-р!
— Ну и что? — Я не понимал. Или делал вид, что не понимал?
— Убедительная просьба: если будете-таки провожать, не целуйтесь с ним, прощаясь.
— Почему?
— Вы же хотите поехать в Канны? Хотите славы? Хотите жить счастливо?..
— А если я все-таки?.. Прощаясь…
— Заросшие щечки, масленые губки… Бр-р-р! Представляете?
— И все-таки?
— Канн, увы, не увидите как собственных ушей.
Я задумался, трогая мочку уха; как жаль, что я остался без автоматического оружия — самое время его употребить в целебных целях.
— Спасибо, что предупредили, — сказал я. — Все-таки вы, мародерствующая нечисть, глупы как пробки. Теперь я обязательно поцелую друга, пусть даже бывшего. И не только в его заросшие щечки! — И засмеялся весело и беспечно: — Я вам всем, воши на кремлевской сковороде, устрою скорбный день!
И услышал грассирующий зловещий шепоток из мрака:
— Совсем г'азвинтились, кочегаг'ы! Закг'ыть, закг'ыть небесные заслонки!..
— Ах ты, картавящая гнида! — Я метался по комнате, пытаясь обнаружить мелкотравчатую кликушу. Никого не было. Был только я. Быть может, я искал сам себя? Искал врага, живущего во мне самом? Я не обнаружил никого, кроме себя. И это меня обнадежило. Не так уж и плохи наши дела, государство по имени Я?
Потом я лег спать. В каске и бронежилете. Само по себе это было смешным зрелищем, но я знал, что вот-вот начнется 26 часов 00 минут следующего дня — дня скорби. И встретить этот смертельный день следовало достойно, как одному из немногих уполномоченных по любви к своей преданной родине.
Да, я знал — меня ждет тяжелый день. Хотя небо с утра будет чистым и целым. Самолетная туша военно-транспортного воздушного монстра будет спешно загружаться домашним скарбом моего бывшего школьного приятеля. Он долгое время был баловень судьбы, однако судьба — дама капризная: не удовлетворил — иди прочь на все четыре стороны.
И поэтому мы будем стоять на краю летного поля. Будет пахнуть романтическим ночным дождем, травой, небом и тишиной. Все полеты будут почему-то отменены. Потом я посмотрю на своего неудачливого товарища:
— У тебя вид, словно ты только что выбрался из жопы вечности. Прекрати.
— Спасибо-спасибо тебе большое, дружище. Этого я никогда не забуду… ты единственный, кто…
— Прекрати, прошу тебя. Все будет в порядке.
— Я не успею, не успею улететь к часу Х.
— А что ждет нас в час Х?
Бывший государственный деятель, изгнанный в третьеразрядную дыру Б., он же бывший мой школьный товарищ, он же плотоядный баловень судьбы, он же блядская кремлевская марионетка затравленно осмотрелся по сторонам, залепетал трагическим шепотом:
— Это государственная тайна, но я скажу конфиденциально, так сказать. — Взглянул на часы. — Вот-вот вводится ЧЭПП ХСВСВ!
Я обомлел, оторопел, если не сказать точнее — охуел. Впрочем, нет таких слов, которые бы передали смятение моей измученной души. Я схватился за голову:
— Господи! Что еще на нашу беду?
— Я скажу, скажу: Чрезвычайная Экономическая Политическая Программа!..
— О Боже мой! — снова закричал я. — Чума на вашу голову! Сколько можно чикать и чикать народ?.. И что значит ХСВСВ?..
— Этого я не знаю, — смотрел кроткими слезящимися глазами раба. Меня… меня удалили, как не оправдавшего доверие. А я старался на благо народа… Я за народ…
— Заткнись, истребитель народа своего! — не выдержал я. — И прекрати дрожать. Ты что, баба?
— Баба, — с готовностью согласился Рома. — То есть?
— Понятно, — сказал я. — Лети и чтобы духу твоего…
— Я же старался… Я хотел как лучше. Еще неизвестно, что будет… Что такое ХСВСВ?..
— Ты меня спрашиваешь? — задумался я. — А впрочем, отвечу: ХСВСВ это Хуй С Вами Со Всеми! Хотя могу и ошибаться, но за смысл ручаюсь!.. Иди-иди, иди, ради Бога; загрузились, — сказал, с облегчением увидев, что погрузка в самолет закончилась. — Прощай!
— Да-да! — Побрел, грузный, неуклюжий, с обвислым задом; шел мелкими трусливыми шажками.
Я вспомнил черную тварь и нагнал бывшего школьного приятеля. Обнял за покатое рыхловатое плечо. Скользнул подбородком по липкому брюквенному лицу…
Потом долго стоял на краю поля, смотрел, как тяжелый шумный самолет втягивался в высокие бесконечные белесоватые небеса.
Затем наступила странная тишина, словно на мир накинули огромную, пока еще невидимую и будто из стекла паутину.
На уже убранное пшеничное огромное поле выходил Т-34. Светлел купол утреннего неба. Танк, находящийся между небесами и землей, казался игрушечным. Но его движения были напористы и решительны…
Т-34 прекрасно просматривался через бинокли и иные оптические средства обнаружения цели. В утреннем и тихом лесу таился батальонный комплекс «каскадов», готовый к ведению боевых действий.
* * *
«Волга» медленно подкатила к повороту, остановилась. Из леса выплывал облаками тихий туман, будто пытающийся укутать шумный и страшный мир.
— Извини, полковник, — сказал Мрачев и, направив табельное оружие на офицера, вырвал из его портупеи пистолет, выбросил в кювет. — Так надо, сынок.
— Т-т-товарищ… — растерялся донельзя полковник.
— Иди с Богом, сынок.
В боевой рубке Т-34 функционировали все системы слежения за внешней обстановкой. На оранжевом экране РЛС высвечивалась местность — Дымкин, позевывая, смотрел на экран.
— А сколько там до Москвы, командир? — спросил Беляев.
— Семьдесят километров, — ответил Минин и чертыхнулся, манипулируя с аппаратурой.
— Ты чего, Ваня? — поинтересовался Беляев.
— Нет, ничего, — отмахнулся, продолжая переключать тумблеры.
Неожиданно выступил Василий:
— Мужики, после похода приглашаю на свадьбу.
— Чего?.. На какую свадьбу?.. Ты что ерошишь, паря? — удивился экипаж.
— Там, на мою. Девку-то видели Варвару, ядрену красу?
— Ну, ты, пострел, всюду поспел… Ай да Вася-Василек… А чё, и гульнем, братцы! — смеялся экипаж. — Как же так, Василий, за одну ночку тебя окрутили?
— Любовь, — признался водитель Т-34. — С первого раза.
— Ваня, — вдруг сказал Дымкин, — погляди, тут какие-то кубики? — И указал на экран.
Командир покосился на экран РЛС и, еще энергичнее манипулируя всевозможными тумблерами, приказал:
— Полный ход!.. — И крикнул: — Я бы тебе, Дымыч, сказал, что это за кубики, да, боюсь, не успею.
Со стороны скоростной трассы сорвалась казенная «Волга»; прыгая на кочках и ухабах пшеничного поля, устремилась навстречу Т-34, словно пытаясь предупредить об опасности. Но было поздно. Из среднерусского лиственного лесочка выплеснулась огненная магма и с воющим звуком взмыла вверх, чтобы потом смертельным пылающим дождем обрушиться вниз.
Взрывы вспахивали землю, и казалось, она стонет от боли. Туманная дымка раннего неба смешивалась со смрадными клубами дыма. Если существовал ад на земле, то он был именно здесь, на этом пшеничном русском поле. «Волга» погибла мгновенно в огне ада, корежась и плавясь в нем. А Т-34 прорывался вперед-вперед… сквозь пекло, смрад и национальный позор.
Облепленный черноземом Т-34 покидал изуродованное, дымящееся, трудноузнаваемое поле. Потом ходко и упрямо выбрался на промасленный гудрон скоростной магистрали и помчался вперед.
…В боевой рубке Т-34 метался хохот и ор: экипаж торжествовал победу.
— Братцы, чего это было?.. А там еще какое-то авто?.. А я думал все, амба!.. Полный пиздец!.. Во! Как демократия шарит на марше!.. А у меня земельки полный рот, ха-ха…
— Чего у тебя полный рот, Вася? — удивился Беляев.
— Земельки родной накушался, — утирался водитель. — Крепкий чернозем, унавоженный.
— Погоди, — не понял Дымкин. — У нас же защита?.. — И обратился к командиру: — Ваня, ты чегось понимаешь?
— А чего понимать, — буркнул Минин. — Защита у нас то была, то не была…
— Как это? — изумился экипаж. — Ты ври, командир, да не завирайся.
— Машина новая, необкатанная, — пожал плечами Главный конструктор. Во-о-от обкатываем…
