Не обращая никакого внимания на ошеломленных секьюрити, с той напористостью, какую позволяет обрести только белый халат и убежденность, что ты действуешь во благо человечества, все три доктора просочились в коридор и через минуту вышли оттуда с носилками, на которых лежала женщина в зеленом платьице и со змеиной платиновой головкой.
Следом, с обеспокоенным выражением перепачканного косметикой лица, спешила еще одна женщина. Носилки загрузили в «Скорую», причем чумазая очень громко, так, что услышала окаменевшая на крыльце охрана, заявила доктору Белинскому:
– Это моя подруга, я буду ее сопровождать!
– Нет проблем, – отозвался доктор.
Из салона протянулась рука и помогла самоотверженной подруге забраться внутрь.
Доктора проворно вскочили следом. Белинский сел рядом с водителем, «Скорая» тронулась.
Навстречу ей прошмыгнуло такси, из которого у крыльца клуба выскочил потный, взмыленный человек в дорогом костюме и с портфелем в руках. Взлетел по ступенькам, грудью кинулся на вытянувшуюся во фрунт охрану:
– Что тут стряслось?
– Да не волнуйтесь, Илья Ильич, просто одна бабешка перепила маленько.
– Кто такая? – насторожился хозяин клуба.
– Какая-то бизнесменша из Хабаровска, вроде бы Абдрашитова ее фамилия или как-то так. Да у меня и визитка ее есть, – похлопал себя по карманам Вилен.
– Черт с ней! – отмахнулся Камаев. – А моя дама меня еще ждет?
– Какая дама? – вскинул брови Вилен. – Вас никто не спрашивал. Пока никто…
В это самое время доктор Белинский отодвинул створку окошка, отделяющего кабину водителя от салона «Скорой», и сунул туда голову:
– Как она?
– В порядке, – сказал доктор Сибирцев.
– В полном! – подтвердил доктор Струмилин.
– Ну, слава богу, хоть греха на душу не взяли, – пробормотал доктор Белинский и блеснул черными яркими глазами на перепачканную косметикой женщину. – Олечка, а знаете, вам краситься, право слово, пристало! Конечно, не в таком количестве, но все же…
– Учту, – слегка улыбнулась та, которую в клубе «Гей, славяне!» звали Катей, а теперь почему-то Олей.
Белинский повернулся к четвертому человеку в белом халате:
– Куда едем?
– В Ново-Ефимовку, – ответил тот, снимая халат, на котором не было никакой таблички.
Если бы этот человек работал на «Скорой», на его табличке следовало бы написать: «Доктор Родион Заславский».
Егор Царев
Май 2001 года, Агадир
Ранним майским утром, когда муэдзин только прокричал славословие Аллаху и даже поливальщики клумб и подметальщики еще не вышли на маленькую аккуратную площадь перед русским консульством, на ней появились двое путников. Один, не очень высокий, но широкоплечий марокканец, а по-старинному выражаясь – мавр, в куфье, складки которой почти закрывали его лицо, в длинной галабее [13], которая была ему явно велика, даже по земле волочилась, закрывая его до самых пят, шел слегка прихрамывая, ведя за собой высокую женщину в платке и длинной рубахе. Глаза ее были полузакрыты. Казалось, она не видела, куда ступает, и вообще производила впечатление человека, идущего во сне. Можно было подумать, что она либо пьяна, – однако мусульманские женщины не пьют, так что это предположение исключалось, – либо чего-то накурилась. Это предположение было бы еще большей нелепостью… Однако, судя по светлому, незагорелому лицу, это была не мусульманка, это была белая женщина, а от белых женщин, как известно, можно всего ожидать.
Оказавшись перед высокими решетчатыми воротами, над которыми реял полосатый трехцветный флаг, марокканец, он же мавр, остановился и вгляделся в будочку охранника. В это время тот вышел наружу и начал разминаться перед воротами, отчаянно зевая после спокойного ночного дежурства. При виде его мавр удовлетворенно кивнул, повернул к себе женщину и коснулся губами ее лба. Ресницы ее дрогнули, губы шевельнулись: женщина будто бы хотела сказать что-то, но промолчала. Рука взлетела и коснулась рукава мужчины, а потом снова бессильно упала.
Видно было, что мавр очень взволнован. Светло-карие глаза смотрели в лицо женщины с такой нежностью и заботой, что его дальнейшие действия трудно было бы предположить. А сделал он следующее: сильно, даже грубо подтолкнул женщину к воротам посольства – так, что она ударилась о решетку и ухватилась за нее, чтобы не упасть. Потом марокканец воздел руки к небесам, словно призывая Аллаха в свидетели, а может, испрашивая благословения для своего поступка, и громко прокричал:
– Маштак, маштак, маштак!
Солдатик, делавший приседания за решеткой посольства, так и замер на полусогнутых, так и вытаращил глаза. Ему приходилось слышать о более чем простой процедуре развода в арабском мире: мужчина отталкивает от себя жену, кричит: «Маштак, маштак, маштак!» – и дело сделано, он свободен, дама может топать куда глаза глядят. Причем остается она при этом в чем была, ни на какое имущество супруга претендовать отныне не может – чем, между прочим, и объясняется обилие золотых украшений, которое навешивают на себя арабские женщины. Не ради красоты и пышности, а дабы не остаться в случае чего голой-бо́сой.
Однако особа, только что получившая такой вот экзотический развод, отнюдь не отличалась зажиточностью, а может быть, и сообразительностью. Она тупо смотрела на своего бывшего господина и повелителя, как бы даже не понимая, что только что стала свободной женщиной.
Мавр сердито сверкнул на нее глазами, потом подошел к решетке посольства и протолкнул через нее какой-то маленький плоский предмет. И крикнул громко, на плохом французском языке:
– Забери ее! Она ваша! Русская! Мне она больше не нужна!
И не успел ошеломленный охранник шевельнуться, как мавр резко повернулся – и поспешил через площадь, смешно подскакивая и подволакивая, очевидно, больную ногу. Чтобы слишком длинная галабея не мешала идти, он поднимал ее так высоко, что видны были вполне цивилизованные синие джинсы и серые сандалии на босу ногу. Одна нога была перебинтована. Между прочим, сандалии и джинсы у марокканцев не в моде. Мода здесь не меняется столетиями: мужчины носят белые штаны, заправленные в белые же носки и мягкие кожаные туфли без задников местного производства, очень похожие на стоптанные домашние тапочки.
Впрочем, гардероб мужчины, который так решительно простился со своей супругой, мало волновал охранника. Он опасливо приблизился к плоскому предмету, пропихнутому сквозь решетку, и стал его рассматривать.
Это была не бомба или какое-либо иное взрывное устройство. Это был российский паспорт – уже нового образца, что поразило солдата. Выходило, что его обладательница оказалась в Марокко совсем недавно. Это же надо, у нее что, характер повышенной сварливости, если она так быстро надоела своему супругу?!
Охранник поднял паспорт, открыл его. Документ был выдан Нижегородским РОВД и впрямь недавно – в марте сего года – гражданке России Еремеевой Ольге Михайловне. Прописка у нее тоже была нижегородская. Никакого штампа о браке в паспорте не стояло, из чего можно было сделать вывод, что заключение брака с мавром носило такой же неформальный характер, как и его расторжение.
– Парле ву франсе? – спросил ее охранник на всякий случай – впрочем, безо всякой надежды – и угрюмо кивнул, услыхав молящее:
– Я русская! Помогите! Я хочу домой!
После этого она закрыла свои серо-зеленые глаза и соскользнула по решетке на землю. Платок свалился с ее головы, открыв коротко стриженные темно-русые волосы.
Охранник по привычке сличил оригинал с фотографией. Это она, Еремеева О.М., нет никакого сомнения! Ох уж эти соотечественницы, которые связываются с какими попало подозрительными мужиками, а потом их надо вызволять из неприятностей, на родину возвращать. В его дежурство такого, правда, еще не случалось, а вообще говоря, случай вполне типичный. Ну, допросят разведенку, конечно, в полиции поспрашивают, нет ли за ней чего, но это чистые формальности. Почти наверняка она скажет, что ничего не помнит: ни как попала в Агадир (возможно, и не соврет: сколько таких дурочек, накачав наркотиками, привозят из Одессы или Новороссийска в трюмах кораблей!), ни где жила (страна Марокко – большая страна, это правда!), ни с кем жила (а какая женщине вообще разница, кто ее взял в жены?! Не женское это дело – имя господина и повелителя спрашивать!). И придется отправить барышню в Россию за государственный счет… Ну и скатертью дорога.
Охранник вздохнул и пошел в свою будочку – звонить, будить консула. Нет, ну до чего же обидно, что все это случилось именно в его дежурство! Чего бы мавру не притащить надоевшую жену часом позже!
В это время мавр, так категорично расставшийся с молодой и красивой русской женой, стоял на другом конце площади, надежно укрывшись за углом какого-то офиса. Он дождался, пока ворота посольства отворились, оттуда вышел консул, не без брезгливости окинул взглядом чумазую соотечественницу, а потом сделал знак охраннику. Тот подхватил женщину на руки и внес ее в ворота – на территорию государства Российского.
