Когда зазвонил телефон, Саша Смирнитский, в верхней одежде и обуви, полулежал в кресле и тупо смотрел в экран телевизора, на котором трое участников старательно угадывали мелодии. Он чувствовал себя настолько плохо, насколько вообще может быть плохо человеку. Рядом с креслом стояла запечатанная бутылка водки. Сначала Саша действительно решил напиться, но, купив бутылку и принеся ее домой, вдруг понял, что пить ему совсем не хочется. Точнее, выпить хотелось, но в самом алкогольном дурмане таилось предательство. По отношению к памяти. Напившись, Саша забылся бы, но он также забыл бы. Ее. Пусть на время, но забыл бы. А он не хотел забывать ничего. Ни единой детали. Он хотел помнить. Потому что в этом искусственном забытьи и заключалось предательство. Телефон надрывался длинными нудными трелями и никак не хотел умолкать. Саша ждал, пока он заткнется. В какой-то момент у него появилось желание взять аппарат и запустить в окно. Но он просто снял трубку и произнес стеклянно, без всякого выражения:
– Да?
– Саша? Это Волин.
– Да, – все тем же тоном отреагировал оперативник, исподлобья тупо пялясь в экран и даже не пошевелясь.
– Нам с Левой срочно нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.
– Нет.
– Саша, сегодня Боря убил не одну, а двух девушек… – Саша никак не отреагировал на сообщение. – Нам удалось взять его, но он опять оказался на свободе. И, если ты не приедешь, могут погибнуть еще две девушки.
– Нет.
– Почему? Оперативник поднял бутылку, зубами сорвал крышку, глотнул, как воду, даже не поморщившись.
– Я выпил, – заявил он, ставя бутылку на пол.
– Ты врешь, – жестко сказал Волин.
– Нет.
– Врешь! Я знаю твой голос! Ты не пил!
– Выпил, – равнодушно возразил Саша. – Только что. В трубке повисла тяжелая пауза. Наконец Волин хмыкнул и сказал холодно:
– Извини. Не думал, что отрываю тебя от дела, – и повесил трубку. Саша бросил свою на пол. Взял бутылку, поднес к лицу, рассматривая прозрачную, маслянистую жидкость, покачал на ладони и вдруг со всего размаху запустил ее в стену. Бутылка взорвалась, как граната. На обоях осталось большое влажное пятно. Брызги водки и осколки стекла разлетелись по всей комнате. Саша вскочил. Лицо его перекосила ярость. Он размахнулся и что было сил ударил по телефону ногой, заорав:
– Ты, сволочь, гад! Сволочь! – Аппарат пролетел через всю комнату и ударился о шкаф. На темной полировке загорелось светло-желтое «солнышко». Саша тигром метнулся вперед и нанес телефону еще один удар. По светлому корпусу пробежала жирная, как червяк, трещина. – Сволочь, сволочь, сволочь! – орал Саша. А за его спиной одна за другой угадывались мелодии, и лукавый ведущий нашептывал верные ответы телезрителям. – Гад! Сволочь! Гад! – Он молотил по аппарату до тех пор, пока тот не превратился в груду бесполезных деталей. – Гад!!! Только после того, как телефон прекратил подавать признаки жизни, Саша остановился и, тяжело дыша, огляделся. Ярость постепенно сходила с его лица, уступая место гримасе плача. И вдруг оперативник действительно заплакал, утирая слезы рукавом пальто. На экране телевизора одинокая, невероятно счастливая девушка угадывала одну мелодию за другой, а в левом углу экрана легкомысленно убегали секунды.
***
Лева добрался до Маринки даже раньше, чем обещал. За двадцать одну минуту. У подъезда стоял, вращая мигалкой, милицейский «уазик». Оперативник подошел к машине, предъявил удостоверение, поинтересовался у патрульных:
– Что здесь, парни? Видели кого-нибудь? Дородный сержант выпятил нижнюю губу, пробурчал:
– Часы есть? Тогда на время посмотри. Жильцы как раз с работы возвращаются. Как думаешь, видели мы кого-нибудь или нет? Лева тяжело взглянул на него, спросил:
– Ты один такой умный? Или у вас все отделение в юмористы записалось?
– Один, – хмыкнул сержант с вызовом, забираясь в салон желто-синего «козлика». – Мы поехали.
– Давай, давай, – напутствовал его Лева, входя в подъезд. Он поднялся на нужный этаж, позвонил в квартиру. Через секунду ожил спрятанный в стене динамик:
– Кто? Вопрос прозвучал над самым ухом Левы, очень громко. К тому же голос этой девушки был очень похож на голос убитых Леры и Аллы Ладожской. Оперативник вздрогнул от неожиданности.
– Добрый вечер, – сказал он механически и тут же обругал себя мысленно за неуместное приветствие. – Я из прокуратуры. Меня прислал Аркадий Николаевич Волин.
– Покажите удостоверение.
– Конечно, пожалуйста. Лева продемонстрировал свои «корочки» глазку. Щелкнули замки и дверь открылась. Марина Рибанэ оказалась довольно высокой, стройной и по-спортивному подтянутой. Плечи несколько шире бедер, однако фигуру это не портило. А черная водолазка и черные же обтягивающие джинсы только подчеркивали грациозность девушки. Короткая стрижка, непослушные медно-рыжие вихры торчат в разные стороны, но это даже придавало облику Марины своеобразный шарм. Другое дело, что, на Левин вкус, у нее были несколько крупноватые черты лица, однако умело наложенная косметика сглаживала этот изъян.
– Заходите. – Прежде чем захлопнуть дверь, Маринка выглянула на лестничную площадку. – Вы там никого не заметили?
– Нет, – покачал головой Лева. – Никого. Обувь снимать?
– Не надо. Проходите так. Тут натоптано. Оперативник автоматически отметил, что и сама девушка в кроссовках.
– Боря еще не звонил?
– Нет. А по-вашему, он позвонит?
– Мы на это надеемся. – Лева прошел в комнату, положил на стол папочку, открыл ее и достал чистый бланк протокола. – Свет нельзя сделать поярче?
– Я включу торшер. Вам будет достаточно светло.
– А почему не включить верхний свет? Девушка дернула плечами. Получилось как-то очень беззащитно и жалобно.
– Мне страшно, и… я боюсь, что он увидит свет в окнах.
– Кто? Боря?
– Миша. Боря. Называйте, как вам удобнее. Если вы настаиваете, я включу верхний свет…
– Бог с ним, – махнул рукой Лева. – Торшера вполне хватит.
– Спасибо. – Маринка придвинула торшер поближе, включила. Яркий круг упал на лакированную поверхность стола. – Вы хотели о чем-то спросить меня?
– Да, – Лева достал из кармана ручку, принялся заполнять бланк. – Расскажите все, что с вами произошло. С самого начала и по порядку. Желательно во всех подробностях. Только сначала дайте мне, пожалуйста, телефон. Я должен позвонить в прокуратуру.
***
Волин расхаживал по кабинету из угла в угол и время от времени посматривал на часы. Минуты текли одна за другой, а новостей все не было. Он успел согласовать с «Центральной» контроль за нужным телефонным номером и заодно попросил навести справки о Газееве-старшем и о Марине Рибанэ. Затем Волин позвонил в отделение милиции на Курском вокзале и поговорил с дежурным. Собственно, его интересовал один-единственный вопрос: «Не пытались ли отделенческие дознаватели проводить допрос Баева в отсутствие представителей следственной группы». Дежурный доходчиво объяснил, что нет, не пытались, но после задержания Баев выглядел подавленным, словно ощущал свою вину. Он оставался в камере для временно задержанных вплоть до приезда представителей следственной группы, и его передали с рук на руки. Вот и все. С каждой минутой напряжение росло. Поэтому, когда резко распахнулась дверь, Волин едва не закричал. Саша вошел в кабинет, остановился посреди комнаты, холодно взглянул на Волина, сообщил:
– Вы сказали, что вам требуется помощь.
– Да, – кивнул тот. – Но как ты меня напугал.
– Может быть.
– Проходи, присаживайся. Саша остался стоять, засунув руки в карманы пальто едва ли не по локоть. На скулах его перекатывались желваки.
– Я знаю, как он выбирает места расположения трупов. – Волин резко вскинул голову. В этот момент с него можно было рисовать картину: «Изумление». – Это звук.
– Звук?
– Да. – Саша взял со стола карандаш, подошел к стене и принялся быстро соединять точки, в которых были обнаружены тела, одной линией. – Он подбирает жертв на слух, по голосу. Но звонит не очередной жертве, а все время одной и той же девушке. Я думал: «Почему?» И наконец понял: в местах обнаружения трупов зашифрована фраза, сказанная либо этой девушкой, либо самим убийцей и адресованная жертве. Хотя, возможно, не фраза, а мелодия. В любом случае, он взял эту фразу или мелодию, разложил ее на какой-то специальной аппаратуре и получил нечто, напоминающее график. Вроде результатов энцефалограммы. Пики и спуски этого графика приходятся на места убийств.
– Не получается.
– Почему?
– Если бы твоя версия была правильной, он расположил бы трупы в следующем порядке: Ладожская – Пашина – Лера – Галло – девушка в машине на Сухаревке.
– Ее звали Наташа, – мрачно сказал Саша. Волин посмотрел на него:
– Извини.
– Это не имеет отношения к работе, – отрубил холодно оперативник. – Теперь что касается жертв. Боря убивает их в том порядке, в каком ему это удобно. Для него не играет роли, когда именно убита конкретная женщина. Важно само заполнение «контрольных точек». Единственная женщина, которую он собирается убить только в нужном порядке, – «седьмая жертва». «Мелодия» – послание для нее. Потому-то Боря и звонит ей, а не, допустим, мне, вам или кому-то еще. Все убийства изначально «работали» на эту девушку, вели к ней и на ней же должны закончиться.
