— А потом вы неожиданно влюбились в Олив?
— Да, — тут же признался мистер Кларк. — Она была очень похожа на своего отца: такая же умная, чувственная и очаровательная, когда ей этого хотелось. Олив понимала меня и сочувствовала. Она ничего не требовала от меня в отличии от моей жены. — Он вздохнул. — Кажется странным, если учесть, что произошло позже. Но мне с ней было удивительно спокойно и удобно.
— Скажите, Олив было что-нибудь известно о ваших отношениях с ее отцом?
— Если да, то узнала она это, конечно, не от меня. Во многих вещах она оставалась очень наивной, как ребенок.
— А Роберт, соответственно, ничего не знал о вас и Олив.
— Совершенно верно.
— Значит, вы играли с огнем, мистер Кларк.
— Я не хотел, чтобы так все получилось, сержант. Но от меня ничего не зависело. Единственное, что я могу сказать в свою защиту, так это то, что как только я полюбил Олив, то сразу же прекратил. — он замялся, подыскивая нужное слово, — интимные отношения с Робертом. Но при этом, разумеется, мы оставались добрыми друзьями. Было бы жестоко с моей стороны прекратить с ним всяческие контакты.
— Вот дерьмо! — резко перебил его Хэл. — Вы не хотели, чтобы кто-то узнал о вашем секрете. Мое мнение таково, что вы продолжали спать с обоими и наслаждаться этим вдвойне. И вы еще находите наглость сказать, что не испытываете никакого чувства ответственности!
— Почему я должен что-то испытывать? — вдруг воодушевился Кларк. — Мою фамилию никто из них не упоминал. Вы, что же, хотите сказать, что я каким-то образом случайно ускорил события, и трагедия случилась раньше?
Роз пренебрежительно усмехнулась.
— Вы не задумывались над тем, почему после убийства Роберт Мартин перестал даже разговаривать с вами?
— Полагаю, что он был чересчур расстроен происшедшим.
— А мне кажется, когда человек обнаруживает, что его любовник успел соблазнить его дочь, он испытывает нечто большее, чем простое расстройство, — иронично заметила Роз. — Конечно, вы ускорили события, мистер Кларк, и вам это хорошо известно. Но вы, конечно, все равно ничего бы не сказали никому из семьи Мартинов. Вы бы предпочли, чтобы они погибли все, но только чтобы при этом ваша тайна осталась при вас.
— Разве такое поведение неразумно? — запротестовал старик. — Никто не мешал им упомянуть обо мне. Но они почему-то предпочли промолчать. И чем бы помогло делу, если бы я раскрыл эти тайны? Все равно Гвен и Эмбер были мертвы. И Олив все равно бы пришлось отправиться в тюрьму. — Он повернулся к Хэлу. — Я теперь сожалею о том, что вообще связался с этой семейкой, но я не могу понять, почему именно моя связь с ними привела к трагедии. В том, что я делал и как вел себя, не было ничего противозаконного.
Хэл снова принялся рассматривать пейзаж за окном.
— Расскажите нам, почему вы переехали сюда, мистер Кларк. Это было ваше решение, или того захотела ваша жена?
Он снова сунул ладони между колен.
— Это было наше совместное решение. Для нас обоих жизнь на старом месте стала невыносимой. Нам всюду мерещились призраки. И поэтому единственным разумным решением стала смена обстановки.
— Почему вы настаивали, чтобы ваш адрес содержался в строжайшей тайне?
Кларк испуганно посмотрел на Хэла.
— Я поступил так, боясь, что прошлое может настичь нас и здесь. Я жил в постоянном страхе, что рано или поздно это все равно произойдет. — Он взглянул на Роз. — Вы, наверное, не поверите мне, но сейчас, когда я все рассказал, то почувствовал огромное облегчение.
Журналистка натянуто улыбнулась.
— В день убийств ваша жена давала показания полиции. Она говорила, будто видела Гвен и Эмбер на ступеньках дома после того, как вы и Роберт отправились на работу. Но когда я недавно приезжала сюда, она вспомнила, что сказала полиции неправду.
— Я могу только еще раз повторить вам то, что говорил и раньше, — слабым голосом ответил мистер Кларк. — Дороти страдает слабоумием, и поэтому нельзя полагаться на ее слова. Она почти никогда не может сказать, какой сегодня день.
— Но могла ли она говорить правду пять лет назад?
Он кивнул.
— Что касается того, были ли они живы, когда я уезжал на работу, думаю, ей поверить можно. Эмбер сидела у окна и смотрела на дорогу, я это видел. Я помахал ей рукой, но она тут же спряталась за занавеску. Я тогда еще подумал, что она себя ведет как-то странно. — Он задумался. — А уж видела ли Дороти, как уезжал Роберт, — начал он через несколько секунд, — вот это мне неизвестно. Она сказала, что видела, а я понял так, что у Роберта все равно было железное алиби.
— Скажите, ваша жена никогда не говорила вам, что видела тела? — как бы между прочим, поинтересовался Хоксли.
— Слава Богу, нет. — В голосе мистера Кларка прозвучал неподдельный ужас.
— Мне просто подумалось: а почему она видит призраков? К тому же они не были особенно дружны с Гвен или Эмбер, верно? Скорее, наоборот, особенно, если учесть, сколько времени вы проводили в доме у Мартинов.
— У нас всем соседям после того случая мерещились привидения, — слабым голосом произнес старик. — Мы все хорошо знали, что именно сделала Олив с несчастными женщинами. Только человеку с бедным воображением не стали бы повсюду видеться призраки.
— Вы не могли бы припомнить, во что была одета ваша жена в тот день, когда были совершены убийства?
Старик посмотрел на Хэла в изумлении, не понимая, почему тот резко сменил тему.
— А зачем вам это?
— У нас появилось сообщение о том, что рядом с гаражом Мартинов гуляла какая-то женщина. — Ложь лепилась сама собой и, как по маслу, скатывалась с языка. — По описанию она была слишком мелкой для Олив, но на ней был строгий черный костюм. Мы хотели бы выяснить о ней больше. Как вы думаете, не похоже на вашу супругу?
Было заметно, как старик выдохнул с облегчением.
— Нет, она никогда не покупала и не носила черные костюмы.
— Ну, а просто другую черную одежду?
— Нет-нет, на ней в то утро был комбинезон в цветочек.
— Вы в этом так уверены?
— Абсолютно. Она каждое утро надевала его, потому что сразу приступала к уборке дома, а уже потом, после того как все заканчивалось, подбирала себе что-нибудь другое. Кроме воскресений. По воскресеньям она уборкой дома не занималась.
Хэл понимающе кивнул.
— Получается, что она надевала один и тот же комбинезон каждое утро? А что же ей оставалось надеть, когда он становился грязным?
Кларк нахмурился, не ожидая такого вопроса.
— У нее был еще один, запасной, бледно-голубого цвета. Но в то самое утро она была в своем цветастом комбинезоне. Это точно.
— А в каком комбинезоне она появилась на следующее утро?
Старик нервно облизнул пересохшие губы.
— Сейчас я уже этого не помню.
— Она вышла утром в голубом, верно? И с тех пор постоянно надевала только голубой. Наверное, это продолжалось до тех пор, пока вы не купили ей еще один, запасной.
— Я не помню.
Хэл хищно улыбнулся.
— Мистер Кларк, а тот самый комбинезон в цветочек, он и сейчас у вас остался?
— Нет, — захрипел старик. — Дороти уже давно не убирается в доме.
— А что же случилось с комбинезоном?
— Я не помню. Когда мы переезжали, то выбросили очень много старых вещей.
— Когда же вы нашли для этого время? — искренне удивилась Роз. — Мистер Хейз рассказывал мне, что вы в один прекрасный день поднялись утром и уехали, неизвестно куда. Уже потом, через три дня, появилась компания по перевозкам, забрала ваши вещи, и тоже куда-то укатила.
— Ну, возможно, я уже здесь разбирал вещи и все ненужное выбрасывал, — начал сердиться мистер Кларк. — Я не помню, в какой последовательности происходили события такой давности.
Хэл задумчиво почесал подбородок.
— Известно ли вам, — ровным голосом заговорил он, — что ваша жена опознала обугленные кусочки комбинезона в цветочек, которые были найдены в утилизаторе, в саду Мартинов, и сказала, что эта одежда принадлежала Гвен, и что соседка носила ее как раз в тот самый день, когда была убита?
Кровь отхлынула от лица Кларка, и кожа его посерела.
— Нет, я этого не знал, — еле слышно пробормотал он.
— Эти остатки одежды были сфотографированы и хранились все это время, чтобы их можно было предъявить в том случае, если возникнут сомнения, кто действительно владел цветным комбинезоном и был в него одет в день убийств. Надеюсь, мистер Хейз тоже сможет сказать нам, кому именно принадлежала данная вещь: вашей жене или Гвен Мартин.
Кларк беспомощно поднял руки вверх.
— Она говорила, что выбросила его, — умоляющим тоном произнес старик. — Будто бы она случайно прожгла в нем утюгом дыру. Она часто таким же образом портила вещи.
Хэл почти не слушал его слова, а продолжал вещать тем же ровным, почти механическим голосом.
