— И, наконец, четвертая новость. Приятная. Мы можем поздравить госпожу Лайонеллу Львовну Калиновскую. На выборах в областную Думу по Соленоводскому избирательному округу она получила большинство голосов избирателей.
Собравшиеся встретили сообщение веселым шумом и аплодисментами.
— Вы не радуетесь, Иван Васильевич? Ай-ай! Я-то думала — у нас мир.
— Я просто тихо скорблю, госпожа депутат.
— Зря, Иван Васильевич. Я выиграла мандат в честной борьбе. В списке находились представители всех партий. Были «домушники», «жирные овцы», «комики», «дымократы». Все были. Все, кого тянет к власти. А прошла я. Представительница женщин. И, как видите, стала депутаткой.
— Мне остается сожалеть о том, что у нас именуют демократией.
Калиновская посмотрела на него и поморщилась.
— Фу, какой вы, однако! Если честно, мне даже жаль вас, Рыжов. Вроде и неглупый человек, но так и не поняли происходящего. Не чем иным, как демократией, случившееся назвать нельзя. Избиратели, во всяком случае их большинство, захотели видеть меня своим представителем в органе власти. А вы живете в шорах тоталитарного режима, вам не нравится личность депутата, для вас я чем-то нехороша, и вы считаете, что я избрана незаконно.
— Лайонелла Львовна! — Рыжов устало вздохнул. — Одного у вас не отнять — вы женщина умная. Боюсь обидеть и все же уточню: женщина ушлая. Поэтому ничем, кроме цинизма, ваши речи назвать не могу. Вы прекрасно знаете, что в ваших, так сказать, откровениях правды нет. Не было и свободного волеизъявления избирателей. Был подкуп, фальсификация результатов. Все это отвратительно, гнусно, а вы делаете вид, будто так и должно быть…
Калиновская резким движением сломала пополам карандаш, который держала в руках. Лицо ее вдруг утратило обычную привлекательность, сделалось похожим на маску. Глаза помертвели, губы чуть приоткрылись, стали видны острые белые зубы. Голос зазвучал холодно, зло. Ее игра не привела ни к чему, и скрывать истинные чувства было незачем.
— Хорошо, Рыжов. Свой выбор вы сделали. Я терпеливая, отрицать этого вы не можете.
— Спасибо за баньку, — напомнил Рыжов с совершенно серьезным видом.
— Это неприятный эпизод. Виновные мной уже наказаны.
— За то, что не сумели поддать пару?
— Считайте как хотите. Но скажу прямо: новой власти в области вы нужны не будете…
Из бизнес-клуба Рыжов вышел на улицу почти одновременно с Калиновской. Он видел, как к подъезду подкатила ее машина. Дверцы на ходу распахнулись, и наружу, встречать хозяйку, выскочил квадратный мордоворот. Увидев Рыжова, он растерянно остановился. Трудно сказать, какие мысли родились в мускулистых мозгах труженика кулака и дубинки, но они заставили его замешкаться. Правда, тут же, заметив хозяйку, он воспрянул духом. Даже сострил, растянув толстые губы в улыбке:
— Может, прокатимся с нами, Иван Васильевич? В баньку зайдем. Спинку потру.
В этот момент кто-то из участников встречи щелкнул «пола-роидом». Полыхнула вспышка, зашипел механизм, выталкивая наружу готовое фото.
— Вам, Лайонелла Львовна. — Фотограф широким жестом протянул снимок Калиновской.
Она, даже не взглянув на то, что получилось, сказала:
— Отдайте Ивану Васильевичу. На память. Когда госпожа садилась в машину, Рыжов приблизился к ней вплотную.
— Вы интересовались моими источниками? — спросил он ехидно. — Разочарую вас. Это не Крыса. Фамилия Гуляев вам о чем-нибудь говорит?
Калиновская зло захлопнула дверцу машины.
— Поехали!
КОКА
Из первого же телефона-автомата Рыжов позвонил Катричу.
— Салют, Артем. Счетчик я включил.
— И как мадам?
— Ты бы видел. Думаю, ответа долго ждать не придется.
— Мне выезжать?
— Немедленно. И сиди там безвылазно. Я освобожусь — приеду.
— Думаете, реакция последует быстро?
— Ты бы видел, как она среагировала на фамилию…
Калиновская сумела позвонить чуть раньше Рыжова. Телефон у нее всегда был под рукой. Тонкими красивыми пальцами она отстукала нужный номер.
— Это ты, Кока? Немедленно приезжай. Что значит занят? Бросай все. Или у тебя девка? Тогда гони. Нет, не на дачу. На городскую квартиру. И без раскачки. Жду.
Николай Ильич Каргин, со школьных лет носивший ласковую кличку Кока, в команду телохранителей Калиновской попал случайно. Мадам, подбиравшая себе охранников, или, как она сама их называла, «берсальеров», увидела двадцатипятилетнего атлета в школе боевых единоборств. Каргин преподавал самбо. Хорошо сложенный, черноволосый, с пышным вьющимся чубом, интеллигентным лицом, умными проницательными глазами с дымчатой поволокой, он привлек внимание мадам, и она взяла его в штат «берсальеров».
Честно говоря, никаких особых видов на атлета Каргина как на постельного мужчину Калиновская не имела. В команде, ее окружавшей, мужики все были как на подбор — попади под такого, как катком прогладит. Однако мадам не упивалась грубой силой. Если чего она и искала, то нежности, ласки, духовного понимания.
Только каприз хозяйки, родившийся ночью после испугавшего ее сна, сделал Коку фаворитом, провел от пульта охраны в барские покои.
То, что его судьба может теперь перемениться, Кока понял сразу, едва хозяйка бросила на него изучающий взгляд. Так опытные лошадники оценивающе осматривают на аукционах племенных производителей, прикидывая их силу и стать. Что-что, а угадывать значение взгляда женщины, оценивающей жеребячьи качества мужика, Кока научился в раннем детстве.
В год, когда Коке исполнилось шестнадцать лет, мама решила отправить его на лето из Придонска к бабушке в Саратов. Для этого подвернулась удобная оказия. Подруга мамы — тетя Аля — Алевтина Аркадьевна, жена известного городского архитектора профессора Извольского, плыла теплоходом до Москвы и согласилась захватить с собой мальчика. Кока к этому времени имел сто восемьдесят сантиметров роста и весил семьдесят килограммов — молоденький бычок с задатками племенного производителя.
Тетя Аля была высокой дородной дамой с пышным бюстом, роскошной каштановой прической, с вальяжными царственными манерами. Она не ходила, а плавала по суше, рассекая окружающую среду грудью, устремленной вперед, и мягко подгребала белыми руками.
Одевалась тетя Аля вызывающе модно и смело: у ее платьев были огромные вырезы на спине, оканчивающиеся ровно у того места, где ложбинка обозначала деление тела на две половинки. Плечи и грудь открывали смелые декольте, позволявшие оценить их внушительный объем и сметанно-белую матовость.
Кока с удовольствием поехал бы к бабушке один — в Саратове ему нравилось, но мама в заботах о сыне становилась непробиваемой как скала.
Прекрасный теплоход типа «река — море». Прекрасная каюта люкс со спальней, холлом и ванной. Свежесть речного воздуха. Солнечная погода. Шезлонги на палубе первого класса. Ресторан с отличной кухней. Фрукты, арбузы, яблоки на каждой пристани — не путешествие, а блаженство, купленное вместе с билетом.
Но Кока не знал, что тетя Аля, на которую он поначалу поглядывал искоса, окрасит его путешествие в новые, неизвестные ему ранее краски, наполнит его дни и ночи небывало острыми, обжигающими кровь впечатлениями.
Уже в первый день пребывания на воде жизнь Коки резко изменилась.
Расположившись в большом кресле в гостиной, Кока смотрел телевизор. По местной сети гнали какую-то дешевую порну-ху с нескончаемым переплетением ног и рук, со вздохами и шокирующими вскриками.
Тетя Аля, уединившись в спальне, что-то делала. Неожиданно оттуда раздался ее голос, нетерпеливый, капризный:
— Кока, тебя можно?
На экране в жаркой схватке сошлись возлюбленные, и Кока задержался посмотреть, чем кончится эпизод. Из спальни вновь послышался голос, на этот раз раздраженный:
— Подойди же. Кока! Какой ты, право, нерасторопный! Тетя Аля стояла на паласе босиком в плавках-бикини и держала в руках цветастый бюстгальтер. В зеркале Кока видел ее грудь — красивую, упругую, с розовыми большими сосками. Он робко сделал шаг вперед и остановился.
— Смелей, кавалер! — В голосе тети Али звучало плохо скрываемое нетерпение. — Помоги мне застегнуть сутьен.
Кока стал натягивать лямки, которые ему подала дама. Коснулся пальцами ее тела. Руки дрожали, сердце трепыхалось.
Курок встал на боевой взвод. Крючки никак не попадали в петли.
— Милый, — Кока почувствовал насмешку в голосе тети Али, — неужели ты никогда не помогал маме в таком пустяковом деле?
Кока и в самом деле никогда в э т о м не помогал маме, но признаться не смог. Красный от волнения и смущения, пробормотал:
— Помогал…
— Сейчас мы будем у пристани и пойдем купаться. Здесь шикарные места. Ты хочешь?
Кока кивнул, соглашаясь. Кто из ребят не пойдет купаться, если есть такая возможность? Тем более фильм уже окончился, и по экрану бежали голубые волны.
