— Совершенно неважно. Там не было никого, кто мог бы увидеть убийцу. Это могло занять у него и одну минуту, и двадцать.
— Но зачем тащить труп именно туда? Почему не в какое-либо другое место на расстоянии в десять миль?
— Как я полагаю, тело должно было быть найдено.
— Есть множество укромных мест, где тело все равно бы нашли. Так почему именно это место?
— Не знаю, — ответил Мунро. — Может быть, преступника что-то вынудило тащить тело именно туда. Может быть, у него были подельники, ждавшие его поблизости. В кафе или в одном баров. А может, он хотел скрыться поскорее, и ему надо было быстро отделаться от трупа. Возможно, он не мог отсутствовать долгое время так, чтобы никто этого не заметил. Или предпочел скорость безопасности, поэтому и выбрал место поближе.
— Вы сможете уделить мне еще один день? — спросил я. — Сможете остаться еще и на завтра?
— Нет, — решительно отказался Мунро. — Я и так получу по заднице за то, что вернусь на день позже. Я не могу рисковать и задерживаться тут еще дольше.
— Подумаешь, ну получите еще и по другому месту, — сказал я.
Он засмеялся.
— Нет. Извините, но если вы не смогли закончить свои дела сегодня, придется вам завершать их одному.
О предстоящем визите сенатора Карлтона Райли в городе практически не говорили. Все выглядело так, словно ворота Келхэма закрылись вновь. Я сомневаюсь, что приказ, разрешающий выход в город, был формально отменен, но рейнджеры — хорошие солдаты, да и командир базы — в чем я был уверен — получил прозрачный намек о стопроцентном участии личного состава в этом помпезно-показном мероприятии. Выйдя из кафе, я нашел Мейн-стрит в ее прежнем сонном оцепенении. Мой взятый на время «Бьюик» остался единственной машиной, припаркованной к зданию, стоящему позади кафе. Автомобиль выглядел одиноким и покинутым всеми. Я открыл машину и поехал на ней кружным путем к отелю, чтобы забрать свою зубную щетку и получить счет за проживание. Затем снова сел за руль и двинулся дальше, внимательно приглядываясь к городу.
Я остановился напротив пустующей парковки между кафе и ведомством шерифа. Отсюда проехал две сотни ярдов до того места, где Мейн-стрит делает поворот, двигаясь быстро, но в разумных пределах. Повернул налево, на улицу, где прошло детство Деверо, и направился к ее старому дому, четвертому справа. На это у меня ушло ровно сорок пять секунд.
Я повернул и проехал по высохшей грязевой луже, а затем углубился в заросший травой проезд; миновал обветшалый дом, пересек задний двор, проехал мимо одичавшей живой изгороди и остановился у сарая с оленьими ко́злами. Повернул налево, сдал немного назад, открыл багажник и вышел из машины.
На все это мне потребовалась одна минута и пятнадцать секунд.
Слева и справа от меня высились деревья. Уединенное место, даже при ярком свете дня. Я изобразил в форме пантомимы, как держу на руках тело, разрезаю ремешки, стягивающие запястья, разрезаю бечевки, стягивавшие лодыжки, переношу тело к машине и, согнув его, укладываю в багажник. Я проделал эту пантомиму еще четыре раза, освобождая тело от воображаемых подкладок, ремешков, бечевок, ремней и шарфов, стягивавших два запястья и две лодыжки. Отошел назад к ко́злам и поднял воображаемое ведро с кровью, перенес его в машину и поместил в багажник рядом с телом.
Закрыл багажник и снова сел в водительское кресло.
На все мне потребовалось три минуты и десять секунд.
Отъехав немного назад и развернувшись, я снова выдвинулся на проезд в сторону Мейн-стрит. Проехав те же самые двести ярдов, что и раньше, затормозил у бордюра между магазином строительных товаров и аптекой. Как раз у входа в аллею.
На все это мне потребовалось четыре минуты и двадцать пять секунд.
Плюс одна минута на то, чтобы избавиться от крови.
Плюс еще одна минута на то, чтобы оставить Дженис Мэй Чапман в аллее.
Плюс пятнадцать секунд на то, чтобы доехать до того места, откуда я начал этот путь.
На все вместе мне потребовалось шесть минут и сорок секунд.
Ситуация довольно опасная.
Возможно, времени достаточно для того, чтобы эта версия осела в чьей-то голове, да еще и в связи с определенной социальной ситуацией. А может быть, и недостаточно.
Я установил часы в своей голове на четыре минуты и двадцать пять секунд и поехал на север, а затем — на восток к железнодорожному переезду. Подъехал к месту остановки перед переездом как раз на исходе отведенного времени. Новое время — четыре минуты и пятьдесят пять секунд. Плюс одна минута на то, чтобы перетащить Розмари Макклатчи в кювет, тридцать секунд на то, чтобы вернуться в машину, и двадцать секунд на то, чтобы вернуться на то место, откуда я начал путь.
На все это мне потребовалось шесть минут и сорок пять секунд.
Возможно, некоторые этапы могли быть более продолжительными, но на общем итоге это практически не сказалось.
Я не поехал туда, где было обнаружено тело Шоны Линдсей — на куче гравия. В этом не было смысла. Это место относилось к совершенно иной категории. Просто двадцатиминутная экскурсия к тому месту. И то, что было там, не соответствовало правилам выполнения подобных дел в спешке. Иными словами, все было проделано при иных обстоятельствах. Никаких компаний. Никаких социальных мероприятий. Масса времени на то, чтобы тайком пробраться по темной грунтовой дороге между кюветами, поворачивая направо и налево, выполнить задуманное, а затем вернуться назад так же медленно, так же осторожно.
Но в том, что Шона Линдсей оказалась на том месте, где ее обнаружили, был один интересный момент, а именно: машина, которая доставила ее туда. Какая машина могла два раза проехать мимо соседних домов, не привлекая к себе внимания и не вызывая никаких комментариев? Какая машина имела право проезжать здесь в это ночное время?
Некоторое время я посидел в «Бьюике», затем, припарковавшись возле кафе, зашел в него, купил новую стопку четвертаков для телефона и набрал номер Нигли. Она оказалась на месте.
— Ты сегодня опоздала на работу, — сказал я.
— Да, но ненадолго, — ответила она. — Я уже полчаса как сижу за своим столом.
— Прости, что заставил тебя ехать на автобусе.
— Не бери в голову, все в порядке, — отмахнулась она.
Нигли с трудом переносила общественный транспорт. Слишком много шансов на нежелательные контакты с людьми.
— Ты получила сообщение от Стэна Лоури? — спросил я.
— Да, и я уже узнала кое-что для тебя.
— За полчаса?
— Это было не трудно. Понимаешь, Пол Эверс умер год назад.
— Отчего?
— Ничего драматического. Он погиб при катастрофе вертолета в Лежене.[60] Об этом писали газеты. Вертолет «Си Хок» потерял лопасть. Погибли два пилота и три пассажира, одним из которых и был Эверс.
— Да, — грустно протянул я. — Тогда начинает работать план «Б». Меня интересует еще одно имя — Элис Бутон, — я продиктовал его по буквам. — Последние пять лет была на гражданке. Уволена из Корпуса по несоответствию, с лишением прав и привилегий. Так что лучше позвони Стэну. Он лучше тебя разбирается с подобными заморочками.
— Единственное, что есть у Лоури и чего нет у меня, — это друг в банке.
— Точно, — подтвердил я. — Вот поэтому ты ему и позвони. В корпорациях больше нас знают о гражданских.
— А зачем тебе это?
— Проверяю одну историю.
— Да нет, ты, похоже, хватаешься за соломинку. Вот чем ты в действительности занимаешься.
— Ты так думаешь?
— Элизабет Деверо — та еще птичка. На ней пробы ставить негде, Ричер.
— Ты видела ее документы?
— Только копии.
— Но в таком случае, как этот, ты должна бросить жребий.
— В каком смысле?
— А в таком: может быть, она сделала это, а может быть, и нет. Мы пока не знаем истины.
— Мы знаем, Ричер.
— Но не наверняка.
— Как хорошо, что у тебя нет машины, — сказала Нигли.
Закончив разговор, я повесил трубку, но прежде, чем успел отойти на шаг от стены, зазвонил телефон, и я узнал первую хорошую новость за весь день.
Это был Мунро, и звонил он для того, чтобы сообщить мне о том, что он уже выпил чашку кофе. Или, если говорить по делу, он хотел сообщить мне о своем разговоре со стюардом, который принес ему ту самую чашку кофе. Разговор касался намеченного на сегодняшний день торжества. По словам Мунро, стюард предвидел большую суматоху и оживление еще до наступления ужина, но не позже, потому что городские бары будут пустовать весь вечер; в последний свой визит на базу сенатор пригласил всех в город, в бар «Браннанс», поскольку для политика такого ранга это выглядит более достойным; без сомнения, старик и сейчас поступит таким же образом.