Погони слышно не было - видимо, все-таки сумасшедшего маньяка кто-то утихомирил.
Женщина огляделась по сторонам. Вылетев пулей из здания администрации, она взяла неправильное направление, и инстинкт самосохранения погнал ее не на остановку автобуса, не на проспект, по которому ходили такси, маршрутки, трамваи и троллейбусы, а привел в самую заброшенную часть кладбища, к провалившимся, заросшим бурьяном древним могилам, потерянным среди высоких тополей и кленов. Трава, росшая здесь, доходила Диане едва ли не до пояса.
- Ч-черт, - дрожа от только что пережитого ужаса, пробормотала Диана. В-вот ч-черт... Сумасшедший д-дом... С-сумасшедший город...
Плохо слушающимися руками она отряхнула джинсы от налипших на них репейников и комков грязи, провела ладонями по лицу и волосам, оставив на потном лбу грязные полосы, и побрела, проваливаясь в невидимые под травяным покровом ямы, цепляясь за сучья и поваленные деревья, туда, где, по ее предположениям, должен был находиться выход в город.
- Очухался?
Гоша открыл глаза и увидел, что он снова сидит в сторожке, вернее, полулежит на лавке, прислонившись спиной к шкафчику. Перед ним висело лицо Витали. Оно вдруг уплыло куда-то в сторону, и на его месте возник стакан с водкой. Стакан сжимали крепкие, толстые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.
- Пей, писатель.
Гоша послушно принял стакан и влил в себя водку. Полегчало. По крайней мере круг зрения расширился, и Гоша увидел Миху, мудрящего с ножом и консервной банкой.
- Ну что, живой? Пришлось тебе дать по мозгам, Крюк, а то урыл бы ты телку... Жалко, хорошая телка. Мудак ты, Крюк. Опасный человек. На людей кидаешься. Так ты очухался или нет? Скажи чего-нибудь.
- Я в порядке, - пробормотал Крюков.
- Во! Я говорил - ни хера ему не сделается. Когда человек пьяный, ему никогда ничего не бывает. У меня братан один с третьего этажа выпал на асфальт. Ну, кривой был, конечно, сильно. И врубись! - Виталя обращался к Михе. - Хоть бы что! Целый, в натуре! Поднялся обратно, водчанского принял, и нормально. А утром ему рассказали, так не поверил, врубись! Вот и Крюк наш тоже - подумаешь, по башне врезали. Ерунда. Не смертельно.
- Не смертельно, - повторил Гоша, пытаясь улыбнуться, но у него это почему-то не получалось.
Им овладели невероятная усталость и одновременно покой. Такой покой, которого Гоша давно не испытывал.
- Не смертельно, - еще раз сказал Гоша, и наконец улыбка появилась на его губах.
- Во! Смеется - значит живой, - констатировал Виталя. - Давай, писатель, выпьем. Больше на людей кидаться не будешь?
- Не буду, - серьезно ответил Крюков. - Больше не буду. Что толку-то?..
- Вот именно. Ты молодец, понимаешь, - удовлетворенно сообщил Виталя. Кидаться, если силы в тебе нет, - последнее дело. Убьют. И правы будут, между прочим. Так что сиди уж, писатель, пей спокойно, пиши свои книжечки... Может, про меня напишешь? Я тебе бабла бы дал... Чего тебе на кладбище ковыряться? Тут Миха есть... Ты справишься, Миха, без Крюка?
- Да запросто.
- Давай, Крюк, в натуре... Скажи, сколько стоит книгу написать? У меня бабки есть, я конкретно говорю. Издадим, пацаны порадуются. Мне по фигу, просто ну чисто по приколу. Давай, а? Сделаешь?
Крюков поднес стакан к губам и выпил его целиком.
- Вот молодец... Это мы умеем, - усмехнулся Виталя. - Я чего говорю? Каждый на своем месте должен быть. Ты, интеллигенция, сиди и пиши. А мы будем дело делать. Кроме нас никто не сделает. У нас вся сила, ты понял? Понял, писатель?
- Понял, - ответил Гоша очень спокойно. - Конечно. Я все понял.
- Во. Я и говорю - у кого сила сейчас, тот и прав. Это не я придумал. Что есть, то есть. А сила у нормальных ребят. Все путем будет, писатель, не дрейфь. Гляди веселей! Скоро так подымемся, и страна подымется... Только надо, чтобы не мешал нам никто. У нас, ты чего, такие люди наверху, такие профессора, что... Что... Весь мир умоем скоро.
- Это верно, - ответил Гоша. - Мир умоется. Наливай.
